Майор шёл первым. За ним один из польских коммунистов, который показывал ему дорогу. Потом я, а за мной остаток отряда. Мы приблизились к дороге и остановились. Долго прислушивались, но было совсем тихо. Майор снял с предохранителя пистолет, взял у одного из коммунистов бутылку керосина и мы пошли дальше. Проскользнули через заросший кустами овраг и остановились на дороге. Потом осторожно и совершенно тихо направились к мосту. Шли в полной тишине — песок был глубокий и мягкий, и хорошо глушил наши шаги. Ночь была такая тёмная, что мы не видели друг друга. Это как раз подходило для нашей смелой операции.

Наконец мы приблизились к мосту. И именно в этот момент около нас как что-то застучит, затрещит, захлопает, загромыхает!.. У меня замерло сердце. А вокруг меня всё закипело. Кто-то застонал. Ещё кто-то крикнул. Кто-то пнул меня в живот и повалил на землю. Раздались выстрелы.

Вижу я, дела наши плохи и надо спасать жизнь. Поэтому я бросил винтовку и как махну с дороги в лес. А за мной, слышу, кто-то гонится. Я ещё поддал. Минут пятнадцать так бежал, аж воздух в ушах свистел. Потом остановился, когда понял, что меня никто не догоняет. Пошёл быстро в сторону поляны — у нас был такой уговор, что если кто-то отобьётся от отряда, то должен ждать других именно там. Через какие-то десять минут я был на месте. При этом очень гордился собой, что в полной темноте так быстро отмахал пять километров. И предполагал, что я первый. Но тут заметил, что вблизи нашего лагеря кто-то сидит и курит папиросу.

— Кто там? — грозно крикнул я.

— Не ори, дурак! — отозвался майор.

Меня это очень удивило. Оказывается, он даже меня обогнал. Да, мы можем гордиться тем, что у нас отменные ноги. И не только у меня и майора, а у всей Красной Армии. Ведь в 1941 году на немецком фронте у нас было как минимум пять миллионов солдат. А когда Гитлер ударил по нам, мы так спешно убегали, что немцы на автомобилях не могли нас догнать. И только половину нашей армии взяли в плен. А остальные ходу-ходу! До самой Москвы. Это специально так, чтобы гитлеровцев в ловушку заманить.

— Что там было у моста? — спросил я майора.

— Какой-то большой немецкий отряд. Наверное даже с танками, там что-то грохотало на весь лес. А потом остановились и кажется отступили в панике… Да, можно сказать, что сегодня мы серьёзно помешали отступлению гитлеровцев. Это может способствовать их поражению.

Немного спустя пришли наши бойцы.

Двое вместе, а двое по отдельности. У одного из них был сильно подбит глаз, а у другого надорвано ухо. Одним словом: и нам немного досталось. А майор утверждает, что его танк толкнул, и он от удара свалился в овраг. Но я так подозреваю, что это не танк, а я майора головой в живот зарядил, когда прокладывал дорогу к отступлению.

Лишь под утро пришли польские коммунисты. Двое из них несли третьего. У него была окровавленная голова. Левый глаз вообще не видать. И страшно вонял керосином. Майор тщательно обследовал его и установил, что по нему проехал немецкий танк и облил его бензином. А не раздавил только потому, что дорога раскисла. Но я почему-то уверен, что это именно майор, в замешательстве, шарахнул его бутылкой керосина по голове.

Мы начали спрашивать, кто стрелял? Один из бойцов сказал, что это он выстрелил в немецкого генерала, который ехал на белом коне во главе армии… Однако там была серьёзная угроза и нам повезло, что мы уцелели. За это мы должны быть благодарны своему мужеству и необычной ясности сознания.

Майор описал всю эту операцию в «Дневнике Коммунистического Партизанского Отряда им. Ванды Василевской». Затем мы начали предусмотрительно убираться подальше от опасного места. Потому что немцы могли опомниться и со дня на день устроить облаву в ближайших лесах. А поскольку у них серьёзное численное преимущество над нами, мы могли бы пострадать от этого. Впрочем, в стычке с немцами у моста, мы потеряли всё оружие. Только у майора был второй пистолет, который уцелел в кобуре на поясе. Так что мы были вынуждены как можно быстрей вооружаться, чтобы продолжать борьбу с немцами. Это не представляло трудности — у польских коммунистов из городка есть возможность доставать нам оружие. Там его хватает.

Я обнаружил очень неприятную вещь. Но, к счастью, никто из отряда об этом не знает. Так вот, после отступления из опасного места, вблизи того стратегического моста, мы остановились надолго в очень удобном месте — в лесу около ручья. Однажды я пошёл вдоль него, чтобы разведать местность. При мне были пистолет и гранаты — коммунисты уже доставили для нас оружие из городка.

День был очень хороший и тёплый. Гуляя, я отошёл довольно далеко от нашего лагеря. Мне захотелось пить. Где-то вблизи шумел ручей и я начал пробираться к воде через заросли ольхи. В этот момент что-то как загремит, как затрещит… Я сделал ноги. Продрался сквозь заросли и упал в воду. Лишь тут я остановился — дальше убегать было невозможно. И в этот момент я понял, что грохот раздаётся в моей брезентовой сумке, которую я всегда носил с собой за спиной.

Я уже рассказывал о том, как мы сделали налёт на почту в городке и как я, согласно коммунистическому праву социализации, взял будильник у начальника почты. Но как-то мне не приходилось обращаться с чем-то подобным. Однажды я завёл его и он начал подло бурчать именно в тот момент, когда мы хотели уничтожить стратегический мост. Я тогда даже не догадался, что тот шум идёт из моей сумки. А сегодня, когда нечего было делать, я снова завёл будильник. И теперь он начал шуметь и из-за него я чуть не утоп в ручье. Хорошо хоть, что я был один — а то из-за этого шума или паника страшная началась, или — если бы майор сообразил, в чём дело — был бы мордобой в мой адрес.

Вынул я будильник из сумки и со злости как шваркнул его об камни, он ещё раз брякнул и упал в воду. Однако какие же опасные эти буржуйские изобретения! Лучше не иметь при себе чего-то подобного. Эх, дать бы этому начальнику почты по рукам! За такую шутку он бы мне дорого заплатил!

Хотя будильник я ликвидировал, вид у меня был очень скверный. Я был весь мокрый, после того как упал в ручей. Кроме того, когда я бежал через заросли, порвал одежду и поцарапал лицо. Мне не улыбалось в таком виде возвращаться в отряд. Что же делать? Подумав я понял, что эта история может стать для меня хорошим боевым отличием и огромной заслугой.

Так вот, я немного приблизился к нашему лагерю. Затем бросил гранату в какой-то овраг. А после взрыва гранаты начал палить в воздух из пистолета. Выстрелил весь магазин, зарядил второй и бегом в лагерь. Там уже все всполошились и не знали, что делать, в какую сторону убегать. Я крикнул им:

— По лесу шла немецкая облава, но я их остановил. Убил нескольких из пистолета, а других гранатой поубивало.

Майор был очень тронут. Крепко пожал мне руку и сказал:

— Спасибо, товарищ, большое за этот героический поступок, достойный офицера Красной Армии и мужественного партизана Ванды Василевской! Теперь враг не застанет нас врасплох!

Мы быстро собрались и начали отступать в сторону противоположную той, откуда я прибежал. Лишь отойдя оттуда километров на тридцать, мы остановились на длительный отдых. Тогда майор вписал в «Дневник» мой героический поступок.

— Скольких гитлеровцев ты застрелил из пистолета? — спросил меня майор.

— Пятерых точно, видел как они упали.

— Запишу тебе семерых, двоих ты мог не заметить.

— Совершенно верно — сказал я.

— А скольких гранатой?

— Наверное очень много, потому что я бросил её в самую гущу немцев.

— С десяток их там было?

— Пожалуй, с десяток.

Так что майор вписал по справедливости: десять. Одним словом, проявление геройских поступков нашего отряда всё увеличивается. И я внёс в это серьёзный вклад. Очень приятно это чувствовать.

Мы покрываемся всё большей славой и отважно уничтожаем врагов Советского Союза и социализма. За последние дни мы разгромили дом ксендза в городке и два имения кровожадных польских панов. Как известно, они являются оплотом реакционеров, так что нужно своевременно их обезвреживать. А для пролетариата из этого следует прямая выгода, так что у меня теперь трое часов, пять колец и серебряный портсигар. Одеждой и обувью мы могли бы повозку набить, но не будешь же за собой её возить. Вообще, все парни из нашего отряда прилично прибарахлились во время нашей идейной борьбы за благо пролетариата.