Газета The Guardian, которую едва ли можно назвать голосом «правых», сообщала:

«… Но страница Даггана в Facebook, под его псевдонимом Starrish Mark, изображает его в футболке со словами Star Gang, и полицейские отчеты предполагают, что он, возможно, имел контакты с этой группировкой и был также связан с бандами северного Лондона, такими как Broadwater Farm Posse и Tottenham Mandem. «Голос», ведущая газета британских чернокожих, утверждала, что и у Даггана, и у его лучшего друга, 23-летнего рэпера Келвина Истона, известного как Smegz, «были связи со «Звездной бандой», одной из нескольких преступных группировок в северном Лондоне, где войны за влияние между этими бандами привели, по крайней мере, к трем смертям за несколько последних лет… В момент его смерти в прошлый четверг против него велось расследование полицейскими из «Трайдента», подразделения столичной полиции, ответственного за преступления с оружием в афроамериканской общине… Другие неподтвержденные отчеты утверждали, что он был известным наркодилером. Некоторые из объявлений, помещенных друзьями на его страницах Facebook, могут предполагать возможную причастность к банде, называя Даггана по-разному: «солдатом», «настоящим звездным парнем» и «пятизвездным генералом». Одно из сообщений, оставленных вчера среди букетов возле семейного дома Даггана, упоминало «Gang N17 Farm», название одной из банд, союзных «Звездной банде»…»

Но того факта, что Дагган был «черным» и был застрелен полицией, оказалось более чем достаточно, чтобы поднять его в разряд политических мучеников в пантеоне левых.

Как и в культовом бунте 1960-х в «Дни гнева Уэзерменов» в Чикаго, уничтожение средств к существованию маленьких владельцев лавок — только сопутствующий ущерб, и его можно свалить на «истеблишмент» как на козла отпущения. Хайден описал бунт «Уэзерменов» в 1969 году как «потусторонний, как племенной культ, собирающийся в ожидании сильного, изменяющего жизнь и травмирующего ритуала… подпитываемого наркотиками». «Уэзермены» бешено носились по Голд-Кост, разбивая автомобили и витрины, на протяжении «трех дней постоянного буйства». То, что описывает Хайден, это атавистическое безумство, которое охватывает толпу, и которое забирает у нее ее собственную жизнь, потому что в ней человек лишается индивидуальности и становится частью единого буйствующего организма, способного на такие жестокости, которые обычно не могли бы произойти. Это коллективная душа толпы, которую использовали революционеры от якобинцев до большевиков и до Новых левых. Вот почему левых по-прежнему воодушевляют погромы в Тоттенеме, например, как доказательство вездесущего скрытного присутствия жестокой толпы, готовой и в будущем громить и разрушать после малейшей провокации.

Это то, что философ Ницше называл ressentiment как мотив левых доктрин, социопатическое желание мести, основанное на зависти и интеллектуализированное как «социальная справедливость», или с якобинским лозунгом: «Свобода, равенство, братство». Но как только такие силы высвободились, они начинают цунами кровопролития, которое является слепой яростью, разрушая и убивая без мысли о последствиях или страданиях множества невинных. Ressentiment это не просто обида, но создание доктрины или движения, мотивированного чувствами неполноценности. Доктор Натаниэль Вайль ссылался на ту же психологию, когда он вводил термин «аристоцид», о чем мы говорили выше. Отсюда и варварства, которые совершаются во имя «равенства»:

«Восстание рабов в этике начинается тогда, когда сама жаждущая мести озлобленность становится творческой и рождает ценности: озлобленная зависть тех существ, у которых нет возможности для настоящей реакции, то есть, для чего-то активного, и кто компенсирует это для себя просто воображаемой местью. В то время как вся благородная этика произрастает из торжествующего самоутверждения собственного «я», рабская этика с самого начала говорит «нет» тому, что «снаружи», «другому», «не самому себе». И это «нет» является ее творческим актом. Эта трансформация взгляда, который сопоставляет ценности — это необходимое проецирование на что-то внешнее вместо обратно на самого себя — что является свойственным чувству неудовлетворенности. Чтобы возникнуть, рабская мораль всегда требует сначала противостоящего мира, мира вне себя самой. В психологическом отношении она нуждается во внешних стимулах, чтобы вообще действовать — ее действие это в основном противодействие…»

Маска Гая Фокса, она же Маска Анонимуса — новый символ протеста

Одним из самых заметных действий левых в последние годы было движение «Оккупай», которое распространяется во всем мире, начиная с движения «Захвати Уолл-стрит», как реакции на глобальный кредитный кризис. Снова, как характерно для анализа левых, здесь выдвигаются неопределенные требования «перераспределения богатства», через налогообложение или конфискацию, причем практически никто не задумывается о функционировании глобальной банковской системы. Но мотив левых — это не поиск решения проблем, а высвобождение импульсов разрушения как таковых. Большая часть Движения «Оккупай» стало маяком для бездомных, чтобы жить как паразиты, получая еду и приют, предоставленные им невротическими идеалистами среди их числа, кто также снабдил добычей нарциссистов и социопатов, которые выдвигаются вперед в таких движениях. Следовательно, более слабые элементы Движения «Оккупай» были подвержены характерным чертам левого бунта: насилию, воровству и болезням. Движение «Захвати Уолл-стрит» идеалистически описывалось как,

Движение «Оккупай» так же, как это было в самые ранние дни Новых левых, обеспечило недочеловеков новыми возможностями подняться до вершины. Это гигантский сквоттинг, глобальный незаконный самозахват. Как микрокосмос будущей социалистической утопии, сквоттинг в ходе «Оккупай» дает интересные примеры. Статья в The New York Observer показывает скрытую от посторонних глаз атмосферу сексуальных домогательств во время протестов «Оккупай», за которые, в конечном счете, несут ответственность организаторы движения.

18 октября 2011:

Здесь менталитет толпы и нарциссический характер левых сыграли роль в осуждении человека, который разошелся с группой и своей жалобой привлек дурную славу к их «делу». Она была подвергнута огромной групповой критике, которая как средство контроля является характерной чертой левых. Феминистским ответом на привилегии левых мужчин должно было стать создание «Рабочей группы по обеспечению безопасного пространства» в «Захвати Уолл-стрит», с «пространством сна только для женщин в определенной части парка Зукотти».