Дуглас Джонсон, хорошо знавший Альтюссера с его студенческих дней и написавший «Введение» к его мемуарам, описывал его как «самого влиятельного из западных марксистских мыслителей» наряду с итальянским коммунистическим теоретиком Антонио Грамши. Особенно для молодежи Новых левых в 1960-х годах «альтюссерианство было наивысшей стадией марксизма».
Опыт военнопленного
Альтюссер пришел к коммунизму через потребность в идентичности, когда в годы Второй мировой войны он был в плену у немцев, главным образом в лагере для военнопленных Шталаг ХА в Шлезвиге. В концлагере Альтюссер сошелся с коммунистами. Присоединение к ним можно рассматривать как механизм выживания, который продлился и на оставшуюся его жизнь, отягченную психическими проблемами. До этого кризиса он тяготел не к коммунизму, а к католицизму. Как вопрос чисто личного интереса, его присоединение к коммунистам, которые были лучше всего организованной фракцией среди военнопленных и обитателей концентрационного лагеря, могло показаться лучшим курсом. Очерк биографии Альтюссера так пишет об этом периоде:
«Позже он говорил, что считал свою жизнь легкой, потому что наслаждался товариществом людей, и за колючей проволокой чувствовал себя хорошо защищенным. После войны Альтюссер начал учиться в Высшей нормальной школе, где, с его ощущением того, что он пришел из «другого мира», он чувствовал себя абсолютным чужаком».
Здесь можно заметить чувство отчуждения и неуверенности, ощущаемое настолько глубоко, что Альтюссер чувствовал себя в большей безопасности в закрытой и подчиняющейся строгому порядку жизни немецкого лагеря для военнопленных. Альтюссер нашел в коммунизме средства восстановления чувства идентичности, порядка, уверенности и безопасности, которое он нашел, будучи заключенным. Альтюссер нашел свободу после отчуждения заключения в немецком лагере. Снова, как в лагере для военнопленных, он искал коммунизм как средство сопричастности. Несколько лет спустя он нашел в Элен Ритман женщину, подходящую на роль матери, которая могла бы дать ему безопасность и уверенность в себе через его полную зависимость от нее.
Воспитание
Льюис заявляет, что «циклы глубокой депрессии» мучили Альтюссера с 1938 года. Он родился в католической семье. Луи видел в своем отце Шарле Альтюссере, управляющем банком, «авторитарную, отдаленную фигуру, кошмары, вопли и происходившие время от времени вспышки насилия которого пугали его»; эти кошмары, по-видимому, были последствием Первой мировой войны.
Поскольку преданность Альтюссера коммунизму можно также рассматривать как проецирование конфликта между отцом и сыном, рационализированное в идеологию классовой борьбы: борьба с отцом как типичным буржуа, управляющим банком, сторонником жесткой руки, отчужденным и непостоянным; представителем капитализма. Этот семейный сценарий соответствует марксистской доктрине, которая видит в семье репрессивное по своей сути учреждение. Луи был растоптанной жертвой в бунте против патриархального авторитаризма, символизируемого его отцом. Он вспоминал в автобиографии, что он с детства считал себя «постоянной жертвой», думал, что его работа — это его побег из этой «надгробной плиты отсутствия дела, тишины и публичной смерти». Его марксизм, который был активизирован лишь спустя несколько лет после войны, был его средством проецирования своих страхов и тревог на весь общественный строй. Литературная продукция Альтюссера в периоды безумства была его методом терапии в поиске своего значения и идентичности.
Интересно, что как и у марксистских эмигрантов Франкфуртской школы, которые сбежали из Германии, чтобы занять доминирующее положение в социологии в США во время и после Второй мировой войны, темой неомарксизма Альтюссера была комбинация марксизма с психоанализом Фрейда:
«Его зависимость от психиатрии возросла ввиду его интереса к Фрейду, и когда он предпринял свою текстовую экспертизу Маркса, он был поражен ее подобием работе, которую написал о Фрейде Жак Лакан. Знаменитые семинары, которые проводили эти два человека, подчеркивали этот параллелизм».
Его идеологический биограф Грегори Эллиот пишет об этом фрейдистско-марксистском синтезе, предложенном Альтюссером и Лаканом:
«Альтюссер тогда полагал, что дело марксистского материализма в начале 1960-х лучше всего можно было бы защитить в соединении с аспектами структурализма. То, что он повернулся к современной французской философии, как и к марксистской классике, за помощью в создании постсталинского марксизма, легко можно понять из того, что он заявил о своем присоединении к антигуманному новому прочтению Лаканом Фрейда и особенно к «исторической эпистемологии» Башелара. В то время как Альтюссер предлагал возвращение к Марксу, Лакан проводил возвращение к Фрейду. В эссе, датирующемся 1964 годом, «Фрейд и Лакан», которое вновь открыло диалог между марксизмом и психоанализом, запрещенным во времена «ждановщины», Альтюссер поддержал и истолкование Лаканом Фрейда и его представление об этом истолковании как ответе на ревизионизм».
Сразу после войны Альтюссер встретил Элен Ритман. Она была литовской еврейкой, участвовала во французском Сопротивлении и вступила в коммунистическую партию в 1930-х годах. Позже ее исключили из компартии за троцкистский «уклон».
За первой сексуальной связью Альтюссера с Ритман немедленно последовал первый из депрессивных эпизодов Альтюссера и его отправка в больницу Св. Анны, где с ним впервые провели сеанс лечения электрошоком. Всю его оставшуюся жизнь ему пришлось проходить такое лечение. Альтюссер большую часть жизни подвергался тому, что было описано как «самое агрессивное лечение, которое могла предложить послевоенная французская психиатрия, включая такие методы, как электрошоковая терапия, наркоанализ, и психоанализ».
В 1961 году, в год знаменитого окончательного отказа Хрущева от сталинизма, Альтюссер стал влиятельным коммунистическим философом после публикации его эссе «О молодом Марксе». Он стремился к «десталинизации левых», которая была бы жесткой и бескомпромиссной, а не к тому, что он расценивал как отклонение СССР от левой идеи при Хрущеве. Это очень сблизило его с маоизмом. Он возглавил прокитайскую фракцию во французской коммунистической партии.
Убийца жены
В 1970-х и 1980-х годах депрессия Альтюссера значительно обострилась, и после того, как его выпустили из больницы, он задушил Ритман, на которой был женат. Льюис пишет об этом:
«Перед тем как он мог быть арестован за убийство, его отправили в психиатрическую больницу. Позже, когда приехал следователь, чтобы сообщить ему о преступлении, в котором он обвинялся, Альтюссер был в столь хрупком психическом состоянии, что он не мог понять обвинений или процесс, который мог ему предстоять, и его оставили в больнице. После экспертизы группа психиатров пришла к заключению, что Альтюссер во время убийства страдал от тяжелой депрессии и ятрогенных галлюцинаций. Процитировав французский закон (измененный с того времени), где сказано, что «нет ни преступления, ни нарушения закона, если подозреваемый во время своего поступка был в состоянии слабоумия», судья, который вел дело Альтюссера, принял решение, что не было никаких оснований, на которых можно было бы провести обвинение в суде».
Альтюссер задушил Ритман в их комнатах в Высшей нормальной школе, и 16 ноября 1980 в восемь или девять часов утра выбежал во внутренний двор в пижаме и халате, много раз выкрикивая в состоянии замешательства и сумасшествия: «Моя жена мертва». Он задушил ее, массажируя ей шею, а затем у него случилось помрачение рассудка. К тому времени, когда прибыла полиция, университетские коллеги уже отвезли его в психиатрическую больницу Св. Анны, где его лечили раньше.
