Но иногда именно погруженность в трудоемкие жанры вдруг толкает былого поэта к стихам. Так, сочиняя пьесу «Как боги», где у меня действует древний китаец, я для достоверности погрузился в классическую поэзию Поднебесной и внезапно разразился странным циклом «Не в рифму»: Мелькнула женщина за облетевшей сливой. Звук флейты яшмовой затих на берегу. Туман над озером горчит, как дым пожара. Грустна любовь в эпоху перемен… И вот что любопытно: последняя строчка дала название моему новому роману «Любовь в эпоху перемен». Стихи помогли прозе. Так что все еще может случиться. Бывших поэтов, как и бывших разведчиков, не бывает. Кстати, давно замечено, к старости многие, даже вроде бы совсем списанные на прозаический берег стихотворцы переживают творческий ренессанс, поражая читателей удивительными вещами, вроде «Последней любви» почитаемого мной Николая Заболоцкого, которому в отличие от Бродского памятник так и не поставили. Возможно, и со мной случится нечто подобное. Кто знает? Подождем. Во всяком случае, встречать старость с надеждой куда приятней, чем с валидолом. Стихотворения Из книги «Время прибытия» (1980) Мальчик видит, как заходит солнце, Сверстники растут, седеет мать, Знает: это временем зовется. Все так просто! Что здесь понимать? Позже он поймет, он убедится: В мире нет энергии сильней Той, что в ходе времени таится! …И душа работает над ней. Ломают старую школу — маленькую восьмилетку. В новой идут уроки — здесь тарахтит мотор. Дым от сгоревшего хлама, неуловимый и едкий, Еле заметно колеблет маленький школьный двор. Сторож ворочает пепел кончиком сломанной ветки, Щурясь от горького дыма и утирая глаза. Дружно взлетают искры — маленькие отметки: Двойки, пятерки, тройки сыплются в небеса. Она кричала о войне, О переломном сорок третьем… Я замер – показалось мне, Что до сих пор война на свете! Она кричала о врагах, О наших танках, О голоде и о станках, О спекулянтах, О том, что вот она верна, И про «овчарок». В ее глазах была война — Свечной оплавленный огарок. Закон ей в этом не мешал, Она еще кричала что-то. Вокруг был мир, кругом лежал Снег цвета довоенных фото. А мой отец не побывал на фронте. Сказал майор, взглянув на пацана: – Вот через год, когда вы… подрастете… — А через год закончилась война. А через год уже цеха гудели. И мой отец не пожалел трудов, Чтоб на российском, выдюжевшем теле Белели шрамы новых городов. Но мирные заботы уравняли Хлебнувших и не видевших огня, И в нашем общежитии в медали Своих отцов играла ребятня. На слезные расспросы про награды Отец читал мне что-то из газет. – Не приведи! Но если будет надо, Заслужим, а пока медалей нет! — Я горевал. А в переулке сонном Азартно гомонил ребячий бой, Но веяло покоем, миром, словно Невыдохшейся майскою листвой. И мне, над кашей бдевшему уныло (Пока не съем — к ребятам не пойду!), Все реже, реже мама говорила: – Эх, нам в войну такую бы еду! — …Тянулись дни, и годы пролетали, И каждый очень много умещал. И я забыл, взрослея, про медали, Да и отец уже не обещал. Но каждый раз, услышав медный голос (Наверно, доля наша такова!), Отец встает. Но речь опять про космос За холодящим — «ГОВОРИТ МОСКВА…». Что за погода, черт возьми! Апрелем пахнет воздух. Весны смешенье и зимы В непостижимых дозах. Капель о тротуар стучит, А завтра стужа будет. И бабушка моя ворчит: «Вот ноне так и люди…» * * * …Я маленький и бесконечно рад, Гоняя льдышку по проезжей части. Я счастлив тем, что пахнет снегопад Таким душистым, неизбывным счастьем. …Я взрослый, загрустивший человек. Шагаю, отягчен служебным долгом, И чувствую, как детством пахнет снег, Пусть этот запах будет долгим-долгим. * * * И каждый взрослый шаг Меняет что-то в детстве: Все так же и не так В неизменимом действе, Содеяв невпопад Не подлость – глупость просто, Гляжу туда, назад, Где я пониже ростом, Где возникает вдруг Один мальчишка скверный, Плохой, неверный друг… Такой ли уж неверный? |
