Тибор почувствовал, как гулко стучит его сердце.

Вихрь торжественной радости пролетел над Красной площадью.

— Да здравствуют венгерские Советы! — неслось отовсюду. — Да здравствует Бела Кун! Привет товарищу Самуэли!

Чувство гордости — нет, не за себя, а за свою страну, за свой народ — охватило Тибора. Он понимал — в его лице советские люди приветствуют венгерскую коммуну.

А Владимир Ильич, не снимая руки с плеча гостя, смотрел то на Тибора, то на ликующий народ. Он улыбался, в глазах его искрилась радость.

Вдруг как-то сама собой воцарилась тишина. Тибор Самуэли подошел к борту грузовика. Ои заговорил. Голос его звучал негромко, но каждое слово с гулким эхом взлетало над площадью. И то, что рядом стоял Ленин, придавало особый смысл его речи.

Он чувствовал, как живые нити понимания связывают его с людьми, собравшимися здесь. Тибор упомянул о создании венгерской Красной Армии — и громкое «ура» опять потрясло воздух…

А потом весь день ездил он с Владимиром Ильи-чем по московским улицам и площадям. Так и осталось в памяти навсегда неразрывно: ликующая Москва и ленинский волнующий голос…

Уже смеркалось, когда они въехали в Кремль. Ленин первым сошел с машины и протянул руку Самуэли, чтобы помочь ему спрыгнуть с кузова. Но Тибор уже сам ловко соскочил на землю. С раскрасневшимся лицом стоял он возле машины, оглядывая столь памятные ему дорогие места.

— Вот я и снова здесь, — ни к кому не обращаясь, произнес он и быстро обернулся. Владимир Ильич взял его за руку, поняв его состояние.

Они шли по брусчатой кремлевской мостовой, в предвечернем небе высились купола древних церквей и соборов. Где-то внизу шелестел листвой Тайнинский сад, мягкий ветер налетал снизу, от Москвы-реки…

Самуэли сказал Ленину о том, как он счастлив, что снова оказался в Москве, о том, с каким нетерпением ждут его назад венгерские коммунары, ждут, потому что он должен привезти им ленинское слово…

А когда вечером Тибор прощался с Лениным, то сказал, крепко пожимая руку вождя:

— Разрешите, дорогой Владимир Ильич, передать вам самый сердечный привет вашего ученика и моего друга Бела Куна, а также всех венгерских коммунистов и пролетариев, которые идут по пути, указанному русскими товарищами…

И потом, во все время пребывания в Москве, ежедневно и ежечасно чувствовал Тибор ленинскую заботу. Обо всем заботился Владимир Ильич: и чтобы жильем обеспечили венгерского наркома, и чтобы питание у него было сносное. А как трудно было это организовать в измученном тяжелой борьбой, голодном городе!

Еще несколько раз встретился Самуэли с Лениным. Владимир Ильич подробно расспрашивал его о положении в Венгрии, проявляя интерес к самым, на первый взгляд, незначительным деталям. Он возил Тибора с собой на заводы и фабрики, в воинские части. Самуэли выступал перед рабочими и солдатами. Везде принимали его сердечно, как брата.

…И сейчас, докладывая о своей поездке в Москву, Тибор вновь со всей остротой переживал эти радостные дни.

— Я привез вам приветственное послание от товарища Ленина! — повысив голос, громко сказал Самуэли. — С полным текстом его вы будете ознакомлены сегодня же…

Гром аплодисментов раздался в зале. Сам Ленин прислал напутственные слова венгерским пролетариям… Как дорого каждое слово великого вождя русской революции о венгерских событиях! Большинство членов Совета неистово рукоплескали, но жалея ладоней. Только правые социал-демократы были ошеломлены и озадачены. Мало того, что Самуэли неожиданно вернулся, еще более упрочив авторитет своим героическим полетом, но в довершение всего привез личное послание Ленина. Несомненно, это вызовет взрыв энтузиазма и у венгерских трудящихся, воодушевит их на борьбу, что не сулит ничего хорошего правым.

Бём, Кунфи и Велтнер незаметно выскользнули из зала и отправились на поиски Бела Куна, который куда-то исчез после приезда Самуэли. Встревоженные лидеры правых хотели немедленно узнать, что содержится в письме Ленина.

А Кун, уединившись в соседней с залом комнате, переводил письмо Ленина на венгерский язык.

«Привет венгерским рабочим» — назвал Ленин свое письмо. В нем он и упрекал правосоциалистических лидеров, которые «не сумели отличить сущности новой, пролетарской демократии, демократии для трудящихся, демократии социалистической, воплощенной в Советской власти, от буржуазной демократии…». «Пролетариат, — подчеркивал В. И. Ленин, — не в состоянии совершить своей всемирно-исторической освободительной миссии, не устраняя с своей дороги этих вождей, не удаляя их прочь». С предельной четкостью определял В. И. Ленин, как должна осуществляться диктатура пролетариата: «Эта диктатура предполагает применение беспощадно сурового, быстрого и решительного насилия для подавления сопротивления эксплуататоров, капиталистов, помещиков, их прихвостней. Кто не понял этого, тот не революционер, того надо убрать с поста вождей или советчиков пролетариата». В письме давались исчерпывающие ответы на все спорные вопросы. Звучали бичующие слова в адрес правого крыла партии и тех, кто им подпевает. «Но, — не преминул указать Ленин, — не в одном насилии сущность пролетарской диктатуры, и не главным образом в насилии. Главная сущность ее в организованности и дисциплинированности передового отряда трудящихся, их авангарда, их единственного руководителя, пролетариата».

Именно вокруг этого вопроса вот уже несколько недель велись в Венгрии ожесточенные дискуссии. До чего же вовремя оказался Самуэли в Москве, и какую правильную информацию дал он Ленину об идеологических разногласиях в объединенной венгерской партии! А Ленин с присущей ему щедростью делился в письме своим богатейшим опытом, приводил убедительные доводы и факты, не скупился на суровые, откровенные выводы.

«Товарищи венгерские рабочие! Вы дали миру еще лучший образец, чем Советская Россия, тем, что сумели сразу объединить на платформе настоящей пролетарской диктатуры всех социалистов. Вам предстоит теперь благодарнейшая и труднейшая задача устоять в тяжелой войне против Антанты. Будьте тверды. Если проявятся колебания среди социалистов, вчера примкнувших к вам, к диктатуре пролетариата, или среди мелкой буржуазии, подавляйте колебания беспощадно. Расстрел — вот законная участь труса на войне».

Наконец-то Бёму и его друзьям удалось найти Бела Куна. Не скрывая своего беспокойства, знакомились они с письмом Ленина.

— Расстрел? — неожиданно вырвалось у Кунфи. Гримаса ужаса перекосила его лицо, а пальцы ворошили густые волосы, слегка тронутые сединой. — Ленин не может так думать, это недоразумение! — воскликнул он.

В комнату вошел Самуэли.

— Со всей ответственностью заверяю товарищей, что Ленин думает именно так, — подтвердил он. — Владимир Ильич Ленин не забыл и о солдатах, которым предстоит вести беспощадную борьбу против врагов пролетариата. «Передавайте привет «моим сынам»!»— сказал он, когда я рассказал ему, что солдаты внутренней безопасности называют себя бойцами-ленинцами. А вот подарок им от Ленина.

Самуэли достал из кармана замшевый мешочек и высыпал на стол десятка четыре покрытых эмалью ярких значков: красные звездочки на серебряном фоне, увитые лавровыми листьями.

— Такие звездочки носят в Советской России комиссары!

— А я не разделяю этого положения товарища Ленина! — вскипел Кунфи. — Я не сторонник братоубийственной войны, даже если за нее ратует сам товарищ Ленин… Я категорически возражаю против оглашения письма!

— Имеется в виду классовая борьба, а не братоубийственная война, — спокойно заметил Бела Кун. — Это именно то, что вам следовало бы наконец усвоить.

Бём и Велтпер поддержали Кунфи. Письмо, дескать, необходимо сначала как следует изучить и обсудить.

— Ну что ж, можно и не зачитывать, — прервал спор Бела Кун. — Но завтра утром оно будет напечатано в газете «Непсава». Разумеется, полностью! И хотя товарищ Велтнер является ее главным редактором, тем не менее я настаиваю на этом!

Наркомы, обескураженные и раздосадованные, ушли.