— Рабочие справедливо спрашивают, — продолжал Самуэли, — где революционный энтузиазм тех, кто клялся в верности новому строю? Они правы. На помощь извне теперь рассчитывать не приходится…

Кун с удивлением смотрел на Самуэли.

— Нас застали врасплох, — продолжал Тибор. — Нужно срочно мобилизовать все силы на отпор врагу!

Кун, заложив руки за спину, молча прошелся по кабинету.

— Заверения австрийцев, — наконец заговорил он, — провозглашение Баварии советской республикой — все это не могло не обнадежить. Казалось, Европа пришла в движение… Но, пожалуй, вы правы, Тибор. Слишком большие надежды возлагали мы на благоприятный для нас исход событий. И вот своевременно не заметили, что обстановка на фронте снова осложняется.

Кун взял стул и сел рядом с Самуэли.

— С этим мириться нельзя, — негромко сказал он. — Пора навести порядок. Румыны продвигаются, не встречая должного отпора. Никогда не читал я таких постыдных сводок! — Кун резко встал. — Нельзя руководить военными действиями из Будапешта — за четыреста километров от фронта! Это абсурд!

— У нашей армии не оказалось даже командующего, — негромко сказал Тибор. — Неужели нельзя было подумать об этом раньше?

— Все это не так просто, Тибор! — ответил Кун. — Бём, потерпев фиаско с австрийцами, предпочитает оставаться в тени. Кунфи не настаивает на том, чтобы он занял пост главнокомандующего. Они как бы самоустранились. Но это недопустимо! В свое время мы пошли на большие уступки, теперь очередь за ними! Время не ждет. Правительство решило: пока Бём не согласится занять пост главнокомандующего, временно назначить вас.

— На этот пост нужен не я и не Бём, — твердо возразил Самуэли. — Ведь у нас, по сути дела, и армии-то настоящей нет. Ее нужно создавать. А что касается меня… то самое большое — я потяну на комиссара при опытном военачальнике…

— Ничего, придет время — найдем подходящего. А пока, Тибор, вам придется выехать на фронт! Завтра же начинайте твердой рукой наводить порядок. Добьетесь стабилизации положения — мы выиграем время. Выезжайте пораньше, чтобы к ночи вернуться и подробно доложить, в чем причины развала фронта, какие меры нужно принять… Действуйте!

Кун подошел к столу и опустился в кресло.

— Правительство решило также направить на фронт кое-кого из наркомов. Первым вызвался ехать товарищ Ландлер. Возьмите его с собой. Бёма я уговорил. Пусть осмотрится на месте, может, это подтолкнет его к решению принять командование. Он тоже поедет с вами. Но помните: на фронте Бём и Ландлер — наблюдатели, все распоряжения отдаете вы. Вы — командующий армией.

Кун взял телефонную трубку.

— Придется бывать в частях, где дисциплина из рук вон плохая. Возьмите усиленную охрану. Я распоряжусь, чтобы все ваши требования удовлетворили.

Вот когда пригодился опыт, приобретенный в Советской России! Самуэли удалось быстро оценить обстановку и быстро, с ходу наметить план действий.

— Ну что ж. Время, действительно, не ждет. Штаб размещен в поезде, — сказал он Бела Куну. — Для охраны штаба прошу выделить два взвода бойцов из Наркомата внутренних дел. В полном боевом снаряжении. Отряд усилить станковыми пулеметами. Кроме того, прошу прикомандировать хотя бы одного работника следственных органов. Начальником штаба назначаю Арпада Лейрица.

Кун тотчас же передал все пожелания нового командующего в управление делами Правительственного Совета. Выполнить без промедления — таково было указание Бела Куна.

Самуэли поднялся.

— Выезжаю на фронт сегодня. Не позже чем через час. Если товарищи Бём и Ландлер намерены ехать со мной, прошу их поторопиться…

А через четверть часа командиры двух взводов — Йожеф Манн и Геза Герлеи, поскрипывая черными кожаными куртками, явились к Самуэли.

— В каждом взводе двадцать вооруженных бойцов. Все в полной боевой готовности, — доложили они.

Самуэли с головы до ног оглядел молодых людей, задержав взгляд на матросской бескозырке Манна. «…Кажется, я его встречал где-то?» — подумал он и спросил:

— Скажите, где я мог видеть вас раньше?

— 21 марта мы патрулировали на улицах Пешта, — ответил он, улыбаясь. — Вы еще тогда заговорили с нами, помните?

— Как отряд? — спросил Тибор. — Надежные ребята?

— Не подведут. Можно положиться! — решительно ответил Манн.

— Мы бойцы-ленинцы, — гордо добавил Герлеи, — а это значит: во-первых, каждый боец — настоящий коммунист; во-вторых, кадровый рабочий высокой квалификации и, в-третьих, принят в отряд только по идейным побуждениям. Вот, к примеру, мой товарищ, — он кивнул в сторону Манна, — слесарь-механик, а я железнодорожник. И, наконец, последнее: все мы бывалые солдаты, прошли боевую закалку. Меня, например, на фронте в рядовые разжаловали за «подстрекательство к мятежу», а я за войну опять до фельдфебеля дослужился. Мой товарищ…

Манн расправил плечи.

— Я матрос… — сказал он. — В феврале восемнадцатого года был участником революционного восстания на флоте.

— Из сорока бойцов нашего отряда, — продолжал Герлеи, — один Йожеф Каман не отвечает всем требованиям. Молод очень и не успел получить боевого крещения. Он из молодых да ранний: работал на оружейном заводе, участник подпольного антивоенного движения. Вот мы и сделали для него исключение.

— И правильно, — одобрил Самуэли.

Он с удовлетворением оглядел молодых командиров. Отличная выправка! Матово блестело оружие, за поясом ручные гранаты. Ладно пригнанные куртки подчеркивали стройность фигур. И Тибор подумал, что не случайно Венгерскую Советскую Республику часто называют Венгерской коммуной: эти подтянутые, решительные, с выражением бесстрашия на лицах люди невольно напоминали ему якобинцев 1793 года.

Не сводя с них пристального взгляда, Самуэли медленно проговорил:

— Вы носите высокое имя бойцов-ленинцев. Это ко многому обязывает. Надеюсь, вы оправдаете его…

В комнату вошел Лейриц. Самуэли быстро отдавал приказания, радуясь тому, что Лейриц понимает его с полуслова. Но вот отданы последние распоряжения, и Лейриц ушел вместе с командирами.

Провожая их, Самуэли увидел в приемной старого знакомого — Иштвана Лукача. Они встречались в России, на казанском фронте, с этим широкоскулым гусаром с лихо закрученными усами…

— Разрешите доложить, товарищ член военного совета… виноват, товарищ парком, — поправился Лукач, — прибыл после демобилизации из Советской России, где служил в 5-й армии. Откомандирован на родину защищать Советскую власть, — чеканил Лукач. — Пока добрался до дому, пришлось побывать в серьезных переделках. Прибыл вчера, и, кажется, кстати. Вы, товарищ Самуэли, собираетесь на фронт. Возьмите меня.

— Не возражаю! — улыбнулся Тибор. — Но придется поторопиться. Отправление через полчаса с Западного вокзала. Вот записка, — он вырвал листок из блокнота и быстро написал на нем несколько слов. — Получите оружие и обмундирование. Управитесь?..

— Так точно!

И правда, прибыв на вокзал, Тибор у входа встретил Иштвана Лукача, по-походному обмундированного и вооруженного. А минутой позже увидел еще одного знакомого — Антала Габора из Приюта инвалидов войны. «С такими ребятами можно смело идти хоть в пекло», — радостно подумал Самуэли.

Поезд особого назначения состоял из восьми пассажирских вагонов второго класса, вагона-ресторана и салон-вагона. В салоне — письменные столы для командующего армией и начальника штаба, телефон, который можно на любой станции подключить к сети.

— В этом вагоне разъезжал когда-то эрцгерцог Йосиф Габсбург, главнокомандующий австро-венгерской армией, — посмеиваясь, сообщил Лейриц.

— А теперь он послужит красным полководцам! — И Самуэли засмеялся.

К спецпоезду прицепили товарный вагон и две платформы. В вагоне — боеприпасы и инструменты, необходимые для ремонта пути. На одну из платформ погрузили машину Самуэли, на другую — две полевые пушки под брезентом. На паровозе с двух сторон установили станковые пулеметы. Из тамбура последнего вагона тоже грозно щерились пулеметные дула. Большое Красное знамя развевалось над паровозом…