Подозрение сразу пало на несчастного Петра-Иоанна. Местные власти его арестовали, бросили в тюрьму и пытали, но пресвитер стойко переносил мучения и, конечно, не сознавался в том, что не совершал. Дело дошло до Константинополя. По приказу монарха в Кизик была направлена специально созданная комиссия из пяти сенаторов. Разбирательство длилось больше месяца. Прибывшие вельможи, ненавидевшие прежнего эпарха двора за его крутые действия по взиманию с богачей налогов, вместо объективного расследования налегли на пытки с удвоенной силой. Но и тут израненный, измордованный, с вырванными ноздрями, переломанными рёбрами и расплющенными пальцами, Каппадокиец на себя наговаривать не стал. В результате доказать веско, что убил Евсевия именно он, так и не смогли. Но и оправдательный вердикт комиссию не устраивал. И тогда пришли к компромиссу: арестанта не умерщвлять, не калечить, а отправить на жительство в дальние края - и конкретно в город Антикополь, что в провинции Фиваида в Египте - по течению Нила. По дороге тоже поглумились немало: ехал Каппадокиец голый, только в грубом плаще за несколько оболов [31], и везде, где корабль приставал к берегу, стража заставляла несчастного побираться у местных - клянчить хлеба и денег. Исхудавший, сломленный физически и морально, бывший друг императора, оказавшись в пункте своего назначения, наконец-то смог как следует выспаться и заняться врачеванием ран. Впереди у него были годы ссылки…

    Разумеется, Евфимия с болью в сердце переживала случившееся с отцом. И однажды, собравшись силами, слёзно попросила императрицу о смягчении участи своего родителя. Феодора изобразила на лице возмущение:

    - Ах ты, маленькая мерзавка! Как ты смеешь произносить в моём присутствии имя этого негодяя?

    Дочка Иоанна, стоя перед ней на коленях и пылая щеками, тем не менее ответила твёрдо:

    - «Этот негодяй» дал мне жизнь. Не могу не похлопотать за него.

    Василиса её перебила:

    - Знаю, знаю, кто он такой. Тут гордиться нечем. Ты должна быть довольна тем, что подобные, порочащие тебя родственные связи не явились поводом для твоей отставки…

    - Я, конечно, вам благодарна…

    - …и не требую, чтобы ты от него отреклась публично.

    - От души признательна…

    - Ничего иного сделать для тебя не могу.

    - Понимаю, ваше величество.

    - А ещё повторишь подобные просьбы - удалю из дворца и разжалую из придворных дам. Да и Фотия отставлю от Анастасия.

    - Навсегда смолкаю, ваше величество.

    - Кстати, передай мужу, что хотела бы его видеть. Пусть приходит завтра.

    - Передам непременно.

    Молодой человек, узнав от жены о желании василисы, сразу огорчился:

    - Значит, снова пошлёт в Пентаполис. Видимо, решила с сыном помириться.

    - Я не ведаю, с чем это связано, - отвечала Евфимия. - Но не за отцом - совершенно точно; государыня и слышать о нём не хочет.

    - Потому что ненавидит его.

    - Просто удивительно: тятя столько сделал для правящего семейства, столько денег выручил, на которые и Святую Софию отстроили, и полмира завоевали… В благодарность - унижение, пытки, ссылка!

    У супруга на висках вздулись вены:

    - Ничего удивительного: тот, кто близок к власти, должен понимать, что в любой момент может превратиться из любимца в противника. Милость сильных мира сего слишком переменчива.

    - Как несправедливо заведено!

    - Мир несправедлив, моя дорогая. А уж мир дворцовых интриг тем паче.

    И как в воду глядел. На другой день явился к императрице, и она вначале была настроена благодушно, разрешила подняться с колен, усадила напротив, угостила фруктами. Поблагодарила:

    - Император и я высоко ценим преданность твою. Ты вернул в казну похищенные богатства, помогаешь в воспитании Анастасия… И твоя жена, несмотря на отставку её родителя, продолжает оставаться у меня в окружении…

    - Мы не знаем, как ещё угодить вашему величеству…

    - Например, согласившись оказать нам ещё одну мелкую услугу…

    - Превращаюсь вслух.

    - Расскажи, где находится Феодосий?

    Молодой человек удивлённо посмотрел на неё:

    - Но ведь я же говорил по приезде: он сбежал в пути, и преследовать его было некогда. Так что где скрывается, не имею понятия.

    Улыбнувшись, василиса заметила:

    - Вот она, твоя преданность!… Это ведь неправда - то, что ты сказал.

    Фотий ощутил, как горят его уши. И пробормотал:

    - Почему вы решили, ваше величество?

    - Исходя из показаний евнуха Каллигона. Тоже вначале делал вид, будто местопребывание Феодосия для него загадка. А когда применили пытки, моментально открылся, что приёмный сын Антонины, раненный в бою, никуда с вами не поплыл, а остался для лечения в том же монастыре, где его постригли. Но эпарх Эфеса и игумен монастыря, отвечая на мои к ним запросы, известили, что чернец по выздоровлении убежал.

    Собеседник государыни вмиг повеселел:

    - Ну, вот видите, ваше величество, я же говорил: убежал!

    - Поясняю, - продолжала сладко улыбаться она. - Ты солгал мне, что монах сбежал с корабля по пути в Византий. Стало быть, желаешь скрыть и дальнейшие его планы. Что тебе известно о них?

    Пасынок Велисария не посмел глядеть ей в зрачки и отвёл глаза:

    - Если я скажу… вы его вернёте… что ему грозит?

    - Почему тебя волнует его судьба? Разве вы не в ссоре? Мне казалось, что ты его ненавидишь.

    - Так оно и было. Но когда в Эфесе, будучи уже раненным, он меня спас от гибели, всё переменилось. Мы расстались снова друзьями.

    - Что ж, тогда отвечу: ничего Феодосию не грозит. Более того, это станет подарком к возвращению твоей матери из Лазики.

    Кровь ударила юноше в лицо:

    - Вы желаете… снова их свести?!

    Государыню подобное выражение сильно покоробило:

    - Как ты смеешь? Я не сводня, а василиса - ты забыл? И потом, их связь, о которой столько болтают, разве не легенда? Антонина чиста душой и телом. Грех тебе подозревать собственную мать. Нет, она к нему привязана просто по-матерински. Будет рада его увидеть, больше ничего.

    Он сидел красный от досады, сохраняя молчание.

    Феодора заговорила снова:

    - Ну, так где нам его искать?

    Понимая, что роет себе могилу, тем не менее Фотий отозвался бестрепетно:

    - Я вам ничего не скажу.

    - Вот как? Отчего же?

    - Я люблю мою мать. Я люблю Велисария как родного отца. Пребывание Феодосия здесь для них обоих во вред. И к тому же - для него самого. Он мне говорил, что желает замолить прежние грехи. И поэтому нельзя возвращать его в Константинополь.

    Василиса встала:

    - Не тебе, щенок, надобно судить, для чего желаю возвращения Феодосия. Ты всего не знаешь - да и знать не должен. Это часть большой дворцовой игры, ниточки которой у меня в руках. Если не ответишь сейчас, то ответишь после, в ходе экзекуции. Выбирай, пожалуйста.

    Посопев, муж Евфимии твёрдо заявил:

    - Не отвечу ни теперь, ни потом. Я подозреваю, о какой игре идёт речь. Унижение Велисария - её часть. Слабый Велисарий не поможет императору в нужный момент. Слабый император не удержится на престоле. И так далее… Я участвовать в этом не хочу.

    Бледная царица сузила губы:

    - Пожалеешь, мерзавец. Будешь бит жестоко. Не оставим на спине не пораненной кожи.

    - Да, хороший подарок вы готовите к возвращению моей матери…

    - Замолчи, подлец! Открывай, где прячется Феодосий, или я зову палачей.

    - Воля ваша. Но ни вы, ни они ничего от меня не добьются.

    - Что ж, тогда пеняй на себя.

    Привели тюремщиков, содержащих в каменных застенках женской части дворца неугодных для императрицы людей. Палачи связали Фотию руки и отволокли по черным лестницам в камеры подвала. Здесь его раздели, уложили на лавку вниз лицом, за лодыжки и запястья прикрутили ремнями и пошли полосовать кнутом спину. Было страшно больно. Молодой человек, прикусив губу, не стонал, ни ахал, лишь от напряжения у него по щекам самочинно катились слезы. Пытка продолжалась несколько часов. От спины осталось жидкое кровавое месиво, под конец бедняга терял сознание, и его приводили в чувство, поливая из ведра холодной водой. В результате экзекуторы отступились - поняли, что ещё немного и запорют арестованного насмерть, ничего так и не добившись. Бросили в темницу на тюфяк, сплошь проеденный крысами, и позвали лекаря. Тот помазал живительными бальзамами все зиявшие раны и перевязал. А рабыня-кухарка покормила похлёбкой с ложечки.