Он слегка лизнул козелок её ушка, а она от этого вдруг опять задышала часто, подалась к нему и затрепетала. Велисарий снова лизнул - чувственнее, страстно, запустил кончик языка в лабиринты раковины и добился новых судорог по всему её телу. Чаровница пробормотала:
- О, как хорошо… Словно ты вошёл в меня снова…
- Может, повторим?
- Обязательно, милый… Только отдохну несколько мгновений.
Так они любили друг друга, бурно, яростно, а потом, не имея сил больше ни на что, задремали в тесных жарких объятиях. И проспали бы долго, если бы служанка, появившись на лестнице, их не разбудила:
- Господин Велисарий, господин Велисарий! Госпожа Комито с господином Ситой просят вас к себе.
- Передай, что уже спускаюсь.
Он поцеловал Антонину в губы, мягко произнёс:
- До свиданья, лапа. Если не случится наряда, караула и других глупостей, я примчусь к тебе в грядущее воскресенье.
- Буду ждать, мой хороший, приходи скорее.
- Обещаешь, что ни с кем не изменишь мне за эти дни?
Женщина надулась:
- Как тебе не стыдно! Я не уличная гетера, между прочим. И живу только с теми, кого люблю.
- Значит, я по сердцу тебе?
- О, ещё бы, Лис!
Оба воина возвращались домой в нараставших сумерках. Глядя на товарища, Сита усмехнулся:
- У тебя такое блаженство на лице - прямо как начищенный золотой сияешь!
Сын гимнаста ответил:
- Да, я счастлив, Сита. Ничего подобного раньше не испытывал. Сказка, наваждение просто!
- Очень рад за тебя, приятель.
- Твой должник теперь.
- Ай, какие у друзей счёты! Ты доволен, и это главное.
- Нет, не говори. Я ценю доброту ко мне и всегда буду благодарен за всё хорошее - и тебе, и Петру, и дяде Юстину.
Помотав неуёмней шевелюрой, благодушный исавр пробормотал:
- Ох, уж эти славяне с их велеречивостью! Пылкие создания. Ладно, ладно, не обижайся. Всё идёт, как ему положено. Живы будем - славою сочтёмся.
5
Неожиданно выяснилось вот что: прежним любовником Антонины был гвардеец Константин - тоже из охраны монарха, старше Велисария на два года, из абазгов (абхазов) с Черноморского побережья Кавказа. Вспыльчивый, заносчивый, он однажды избил сожительницу, заподозрив её в измене, и она, оскорблённая в лучших чувствах, прогнала кавказца. Молодой человек, поостыв, пытался возобновить отношения, но гордячка и слышать не желала о примирении. Константин обиделся, начал распускать о ней недостойные сплетни, утверждая, что он сам её бросил, и, когда узнал, что теперь его пассия благосклонна к выходцу из Сердики, подошёл к нему и сказал:
- Слышал, Велисарий, угораздило тебя переспать с этой сукой? Ты хороший парень, и хотел бы предупредить: опасайся пить и есть все, что подают в доме Комито.
- Почему? - спросил сын учителя, сильно побледнев.
- Ведьмы, ворожеи. Знают секреты тайных снадобий. Подмешают порошок в пищу и вино - потеряешь волю и начнёшь поступать по их прихоти. Я от их колдовства чуть не умер.
- Быть того не может.
- Хочешь, на кресте поклянусь? Ведь она отца сына своего тоже уморила. Пол-Византия это знает. Правда, правда. Будучи тринадцати лет от роду, отдалась заезжему фокуснику, а потом с ним сбежала. Кочевала по городам и весям. Научилась от него волшебству, чёрной магии, составлению ядов. Родила ребёнка. А затем мужа отравила, драгоценности хапнула и сошлась с дрессировщиком медведей. Родила от него второго ребёнка, но супруга однажды загрыз топтыгин. И пришлось ей вернуться к тёте Комито.
Велисарий потрясённо молчал, а абазг увлечённо продолжал разглагольствовать:
- До меня у неё были Дорофей и Маркелл. Мы её делили с Терентием, а потом, до тебя, но после меня, принимала Каллистрата и Евдокима. Так что не обольщайся, Лис, и не верь в большую любовь Антонины. Ты у неё не первый и не последний.
Славянин сильно покраснел и ответил глухо:
- Может, и не первый. Это всё равно, ибо к прошлому ревновать нельзя. Но последний - точно, потому что я задумал на ней жениться.
Константин даже поперхнулся:
- Что? Жениться?! Ты в своём уме?
- Я люблю её.
- Разве это повод? Женятся, на ком выгодно, а с блудливыми шлюхами, вроде Антонины, просто забавляются… Нет, конечно, если ты намерен сделаться посмешищем у всей гвардии… чтобы каждый показывал на тебя пальцем и говорил: «Вот идёт болван, у которого жена отдавалась любому…»
Новобранец не выдержал и, схватив собеседника на ворот туники, процедил сквозь зубы:
- Слушай, ты, грязная свинья, я хотя и младше по званию, но отделаю тебя так, что потом не сможешь иметь детей!
Тот с усилием отодрал руки Велисария от себя и воскликнул:
- Отцепись, урод! Прочь с моей дороги. О таких, как ты, не хочу мараться. Но найду способ проучить. Мы, абазги, не прощаем обид.
- Не грози, не страшно. - Лис глядел исподлобья, тяжело дышал. - И держись подальше от меня и от Антонины. Если я услышу, что опять поливаешь её помоями, точно оскоплю, так и знай.
- Как бы самому не остаться без причиндал!
Этот разговор больно ранил пылкого влюблённого.
Он, конечно, понимал, что его красотка - далеко не святая, а её мастерство в части удовольствий говорит само за себя, но отказывался поверить в неразборчивость своей танцовщицы. Просто Константин, решил Велисарий, злится на потерянную подругу; может, сам когда-то собирался на ней жениться и теперь, отставленный, продолжает негодовать.
Нино не такая. Легкомысленная - конечно; бесшабашная, заводная - неоспоримо; но не подлая, не коварная и, само собой, не продажная. Не давала поводов заподозрить её в измене. Сохраняет Велисарию верность. Прикипела сильно.
Но сомнение от слов Константина всё-таки запало Велисарию в душу. Не горело, но тлело. И однажды полыхнуло обжигающим пламенем.
Перед Рождеством, привезя Антонине в подарок золотое колечко и надев ей на средний палец правой руки, сын учителя с жаром выпалил:
- Это в знак того, что мы обручаемся.
Женщина нахмурилась и, стянув драгоценность, отдала назад:
- Не хочу. Возьми.
- Что с тобой? - изумился он. - Почему не хочешь?
- Не желаю замуж.
- Я тебе не люб?
- Очень даже люб, ты прекрасно знаешь. Я вообще ни за кого не хочу. Мне моя свобода дороже.
Юноша сидел и хлопал ресницами. Озадаченно произнёс:
- Не могу понять… Что плохого в семейной жизни?
Та взглянула с невесёлой улыбкой:
- Лучше ты скажи - что хорошего? Рабство и свобода - в этом и заключена разница. А замужество - добровольное рабство.
Лис проговорил:
- Если любишь мужа - рабство сладкое.
- Чепуха. Столько сразу возникает проблем. Столько обязательств! Головная боль - да и только.
Он обиделся:
- Ну, конечно, хлопотно: верность сохранять и блюсти себя. А тебе по нраву быть сегодня с одним, завтра со вторым, послезавтра с третьим. Или даже с ними тремя, собранными вместе! Я не верил, дурак, думал, что наветы: Дорофей, Маркелл, Евдоким, Константин, Терентий… Или кто там участвовал ещё? Всех и не упомнишь! Для чего обязательства, лишние проблемы с надоедливым мужем? Много проще бабочкой порхать с цветка на цветок.
Танцовщица опустила ресницы:
- Наболтали уже… Константин, наверное? Ну, а кто ж ещё! Я его прогнала - он и бесится. Не мужик, а баба. Ненавижу сплетников… - Облизала губы. - Да, бывала со многими. Разве непонятно? Я живой человек, а не столб с глазами. Полюблю - и дарю любовь. Как тебе сейчас. Но, быть может, привяжусь и ещё к кому-то. Что тогда с тобой делать? Убивать?"
Велисарий посмотрел на неё с прищуром:
