- Почему?
- Автократор занят важными делами, и приёма сегодня вообще не будет.
- Но моё дело тоже важное, я вчера приехал из Лазики и обязан доложить ситуацию с персами.
- Автократор знает о вашем прибытии. И не выразил желания с вами срочно встретиться. Более того, подчеркнул: если вы придёте, то включить вас в список на общих основаниях.
Полководец уставился на чиновника в изумлении:
- Что, меня, стратига Востока, на общих основаниях?!
- Совершенно верно. Номер ваш девяносто третий.
Лис непроизвольно сжал кулаки:
- Вы соображаете, что городите? С кем имеете дело? Я завоеватель Карфагена и Рима! Профиль мой чеканят вместе с царём!
- Василевс распорядился эти монеты уничтожить.
- Уничтожить?!
- Да, отдать на переплавку. Вы не знали?
- Нет…
- Их практически не осталось в обороте.
Велисарий громко сглотнул.
- Значит, это опала…
Павел наклонился и проговорил еле слышно лишь ему одному:
- Если не сказать хуже… Берегитесь, кир Велисарий. Суд над вами устраивать не посмеют, слишком велика ваша популярность в народе, но убийц могут подослать… Ваш соратник Вуза вот уже второй год в подземелье - обвинённый в соучастии с вами в подготовке переворота… Я предупреждаю по-дружески. - И, моргнув утвердительно, быстро отошёл.
Лису стало жарко и душно. Понял, что его вызвали из Лазики не случайно. Здесь разделаться проще. «Вся надежда на мою личную охрану, - промелькнула мысль. - Если и её у меня отнимут, я пропал. Уничтожат, а потом объявят, что погиб при несчастном случае - так, как сам я поступил с Константином…»
И охрану действительно вскоре отменили указом императора: Лис ходил по Константинополю, словно рядовой горожанин, ожидая удара убийцы в любой момент. Рано утром, словно на работу, он являлся во дворец, проводил часы в зале ожиданий, вечером угрюмо возвращался домой. Очередь почти что не двигалась - за неделю было принято десять человек. Но зато Антонина, судя по всему, никаких издевательств не терпела, а наоборот, оказалась обласканной и привеченной. В первый же день по приезде навестила императрицу: та её приняла радушно, даже обняла и поцеловала; ласково спросила:
- Ну, довольна, душенька? Велисарий больше не притесняет?
Нино рассмеялась:
- О, какое там! Бродит мрачной тучей и боится, что его отправят в отставку. В сорок лет оказаться за бортом жизни для мужчины трагично.
- Пусть помучается как следует. Он тебя третировал - мы его проучим слегка. А потом помилуем.
- Значит, и отставки не будет?
- Все, конечно, зависит от василевса. Но, я думаю, даст ему новое задание. Ведь в Италии дела плохи. Готский король Тотила [32] вышел из подчинения, и ему покоряется Апеннинский полуостров полностью. Надо восстанавливать прежний статус.
- Я в Италию больше не поеду.
- И не надо, милочка. У тебя подрастает дочка, у меня вырос внук. Надо позаботиться об их общем будущем.
У жены Лиса загорелись глаза:
- О, какая честь! Вы меня смутили, ваше величество: даже не могла и мечтать!…
- И потом, я тебе приготовила маленький сюрприз.
- Неужели? Это так приятно!
- Догадайся, кто в ближайшем будущем вновь появится в твоей жизни?
- Кто? Не понимаю.
- Твой приёмный сын…
- Феодосий?! Господи! Но каким же образом?
- Нам его удалось найти. И мои люди вместе с ним скоро приплывут к Золотому Рогу.
Антонина припала к её рукам, покрывая их горячими поцелуями. Бормотала жарко:
- Вы моя богиня… Я раба ваша…
Государыня потрепала товарку по щеке:
- Хватит, хватит, глупышка. Мы с тобой подруги. А какие счёты между подругами? Нынче я тебе помогла, завтра ты мне в чём-нибудь поможешь…
- Все, что ни попросите!
- Вот и замечательно. Главное - держать Велисария на коротком поводке. Парализовать полностью. Он не должен ни бороться с императором, ни вернуть его прежнее доверие. И благополучно отправиться в Италию - на триумф или гибель, как ему в этом повезёт…
Нино заглянула василисе в глаза:
- Обещаете, что супруга не убьют до отъезда?
- Обещаю, лапушка. Можешь быть покойна.
Так прошли три недели, и депрессия бывшего стратега начинала принимать черты помешательства. Он ходил, озираясь по сторонам, вздрагивал от каждого шороха и шарахался от всадников, скачущих мимо него. А когда Лису доложили, что явился из дворца от императрицы некий посыльный, рухнул на постель с криком: «Он убийца, убийца, послан, чтобы меня убить, не впускайте, гоните!» - и забился в истерике. Кое-как беднягу привели в чувство. Наконец порученец был допущен и с поклоном передал Велисарию свиток от её величества. Полководец трясущимися руками раскатал пергамент. И прочёл, от волнения с трудом разбирая строчки: в грамоте говорилось, что царица, по ходатайству Антонины, побывала у императора; Велисарий всемилостивейше прощён - может не опасаться ни за жизнь, на за собственное имущество: если примирится с супругой, то доверие к нему будет восстановлено полностью. Тот, измученный собственными страхами, даже не поверил своим глазам и перечитал дважды. Нет, сомнений не оставалось: документ не поддельный, подпись и печатка государыни настоящие. Получается, Антонина его спасла? Он её третировал, мучил, унижал, а она просила за мужа у императрицы? Господи, какой он осел! Продолжал сомневаться в преданности Нино! И подозревал в связи с Феодосием. А она любит мужа, мужа! Что и доказала на деле. Как же можно сердиться на жену после этого? Не восстановить отношения?
Лис проговорил, обращаясь к посыльному:
- Передайте её величеству, что моей благодарности нет предела, - слезы хлынули у него из глаз. - Я её слуга - ныне и навек. Все условия будут выполнены немедленно. И когда сиятельная чета выразит желание дать мне новое поручение, то в моём лице обнаружит самого надёжного исполнителя. Остаюсь в ожидании приказа!
Порученец ушёл, а стратиг побежал в комнаты супруги. Там сказали, что она уже отдыхает и находится в спальне. Он пролепетал: «Хорошо, не стану её будить…» - но услышал из-за дверей: «Я ещё не сплю, заходи».
Он вошёл и увидел опочивальню, освещённую пламенем свечи. Антонина возлежала на ложе в соблазнительной позе, в лёгкой полупрозрачной тунике, и её смоляные волосы с хорошо закрашенной сединой были живописно рассыпаны по большой шёлковой подушке. Женщина спросила:
- Что произошло, Лис?
Велисарий ответил, объяснил срывающимся от наплыва чувств голосом, опустился перед ней на колени, начал гладить её лодыжки, целовать ступни и лизать между пальцами. Та смеялась и игриво протестовала, но не отнимала у него своих ног. Он взглянул с любовью:
- Стало быть, прощён?
- Ну, конечно, мой неподражаемый. Сам же видишь: всё плохое, происходившее между нами, забыто. Я твоя всецело.
- Так же, как и я - твой!
- Что ж ты медлишь, милый? Поднимайся ко мне! - протянула руку, привлекла супруга и прижалась к нему всем телом.
- Дорогая, - изредка стонал он от удовольствия, между поцелуями. - Без тебя, без твоей защиты у императрицы я бы умер. Ты - единственный смысл моей жизни. Не великие завоевания, не триумфы на ипподроме. Только ты, только ты и Янка - как вершина нашей с тобой любви.
А коварная дама гладила его по вискам, бороде, усам, сладостно мурлыча:
- Ну, конечно, любимый. Как же я могла тебя не спасти? Мы с тобой единое целое, друг без друга совсем не можем…
Эта ночь была для них восхитительна, как в медовый месяц.
А наутро Силенциарий вдруг нарушил список аудиенций и позвал его на приём к императору без очереди. Полководец был весьма польщён, даже задал вопрос, не выдержав:
- Получается, что его величество снизошли?