Но тут Валиба поднялся и произнес:

– А теперь послушайте новые стихи, которые я написал только вчера.

Он стал декламировать. Уставший Хасан не запомнил их, но они поразили его своей легкостью. Стихи звучали совсем не так, как чеканные строки Имруулькайса и других древних, в них речь шла о вине, веселых собутыльниках, они были написаны простыми словами, которые употреблялись в обыденной речи.

Забыв обо всем, Хасан широко открыл глаза и не отрывал взгляда от поэта. Наконец тот заметил, как внимательно слушает его мальчик, и, прервав чтение, неожиданно спросил его:

– А тебе нравится?

– Да, – не задумываясь ответил Хасан. – Это не такие стихи, которые я слышал от сказителей, но они тоже очень хорошие и, главное, простые.

– Что значит простые? – недоуменно спросил Валиба. Хасан поспешно объяснил, решив, что поэт обиделся:

– Это значит, что их можно понять. Здесь говорится не о старых палатках и истлевших остатках кочевья, а о том, что мы видим в жизни.

Валиба удивленно окинул взглядом мальчика, будто впервые увидел его:

– Вот ты, оказывается, какой! Может быть, ты тоже сочиняешь стихи? У Хасана от волнения горели щеки. Ведь он в первый раз в жизни говорит с настоящим поэтом!

– Я написал стихотворение про охоту, – пробормотал он, уже раскаиваясь в своей откровенности.

– Скажи его нам, – потребовал Валиба и уселся на ковер. – Встань вот здесь. Начинай.

Хасан с сильно бьющимся сердцем стал перед хозяином дома и нараспев произнес:

Когда он закончил читать и умолк, приятель Валибы сказал:

– Мальчик позаимствовал свои стихи у древних, но облек их в прекрасную новую форму, если это действительно его стихи.

Валиба молчал. Потом вдруг спросил Хасана:

– Если я начну стихи словами: «мы рыцари вина…», как ты продолжишь их?

Хасан, не задумываясь, выпалил:

– А с чем ты сравнишь вино и воду?

– Вино, если оно красное, можно, по-моему, сравнить с огнем, яхонтом, солнцем, а если оно желтое, то с глазами петуха – они желтые и прозрачные. А воду можно сравнить с жемчугом, потому что я видел: когда ваш слуга смешивал вино, пузырьки воздуха поднимались к краям и были похожи на жемчуг.

– Ты учился где-нибудь?

– В куттабе, когда мы жили еще в Ахвазе. Валиба вздохнул и, потянув мальчика к себе, сказал:

– Я живу на Восточной улице, рядом с рынком зеленщиков. Мой дом второй справа, если пойдешь от рынка. Когда кончишь работу в лавке, приходи ко мне после вечерней молитвы, я буду заниматься с тобой, как занимаюсь с другими учениками. Но с тебя я не буду брать плату. Каждый день вечером я читаю им стихи и учу их.

– Когда трезв, – вставил Яхья со смехом.

– Когда трезв, – серьезно повторил Валиба. Потом, обратившись к Яхье, сказал:

– Сейчас позволь нам уйти. Мы выпили совсем немного и отдохнули у тебя, так что доберемся до дома.

– Я велю подать вам оседланных мулов, мои слуги проводят вас, – предложил хозяин.

– Что ж, – согласился Валиба, – так и сделай!

Потом он хлопнул в ладоши и, когда евнух просунул в беседку свое лоснящееся лицо, сказал ему:

– Думаю, твой господин не будет в обиде, если я попрошу отсыпать этому молодцу в узелок побольше сладостей.

Евнух поклонился, взял Хасана за руку и повел за собой. Он завел его в большую комнату, которая, видно, была рядом с кладовой, – в комнате вкусно пахло сушеными плодами, – вышел и скоро вернулся, держа в руке довольно большой узелок.

– Возьми, сынок, тут много вкусных вещей, иди с миром.

Хасану хотелось посмотреть, что в узелке, но он спешил к хозяину – ему не терпелось поделиться с ним радостью, ведь только Абу Исхак мог оценить удачу, выпавшую на долю своего ученика.

Войдя в лавку, Хасан увидел, что старик, как всегда, сидит на своем любимом ковре, полузакрыв глаза. Мальчик ожидал, что его будут спрашивать, почему он задержался, но Абу Исхак, услышав скрип двери, повернул голову и произнес только:

– На улицах спокойно?

– Да, – удивленно сказал Хасан. – Все как обычно, я не заметил ничего особенного.

– Ну, дай-то Бог, – вздохнул Абу Исхак и, тяжело поднявшись, подошел к мальчику.

– Что это у тебя? – спросил он, увидев узел.

Наконец-то Хасан мог рассказать о том, что с ним случилось! Но хозяин не выказал особой радости. Он пожал плечами и сказал:

– Я бы желал для тебя другого учителя. Валиба хороший поэт, но гуляка и безбожник. Ему не раз грозило заточение, но его защищают могущественные покровители, среди которых – сам сын халифа, аль-Махди*. Однако милость сильных переменчива. Смотри, сынок, учись у него ремеслу стихосложения, если уж он позвал тебя, но не перенимай ничего дурного. Я буду отпускать тебя пораньше, чтобы ты не очень уставал. А теперь иди, разложи благовония, у меня сегодня много заказов.

Хасан сунул свой узелок в уголок и принялся за работу. Он не заметил, как прошел день. В лавку приходили покупатели, Абу Исхак разговаривал с ними, говорил Хасану, что надо сделать, и тот машинально выполнял приказы хозяина.

Наконец Абу Исхак закрыл лавку и отпустил ученика домой. Войдя во двор, Хасан сразу же положил узел на землю и развязал его. Одновременно он рассказывал матери, сестрам и брату, откуда у него этот подарок. Сестры завизжали от восторга и стали выхватывать друг у друга виноград, жареный миндаль, сладкие мучные шарики. Мать надавала им затрещин и поделила все поровну. Хасан насыпал свою долю в шапочку и сел во дворе. Он ел сладости и мечтал, как завтра вечером пойдет к веселому поэту и будет учиться у него стихам.

Он сам не заметил, как уснул.

Разбудили его лучи утреннего солнца, которые падали на лицо. Хасан вскочил, прополоснув лицо теплой водой из бадьи, наскоро помолился – мать его не очень набожная, да ей и некогда следить за тем, чтобы сын неукоснительно выполнял все предписания ислама, и, высыпав оставшиеся сладости в пояс, надел шапочку, скрутил пояс и повязал его поверх кафтана.

Но что-то беспокоило его, что-то было не так, как всегда. Хасан прислушался – тихо. Тогда он вышел на улицу и, как часто делал утром, отправился к Мирбаду. Но, подойдя к перекрестку, остановился. Дальше идти некуда: поперек улицы протянуты толстые железные цепи, укрепленные в кольцах, вделанных в угловые дома. За туго натянутыми цепями стоят стражники. Их было очень много – Хасан никогда не видел столько воинов. Казалось, что улица заросла камышом – так тесно сдвинуты копья.

– Сюда нельзя, – сказал ему один из них, когда Хасан хотел проскользнуть под цепью. Тогда мальчик повернул и пошел другим путем. Он влез по низкому забору на верх крайнего дома и, прыгая с крыши на крышу, добрался почти до самой площади. Тут тоже стояло не очень высокое здание, с него можно без труда спрыгнуть на землю. Но и у этого края улицы протянуты цепи и стоят стражники. Теперь нельзя было пройти ни в лавку, ни на площадь.

Хасан решил остаться на крыше. Он сел, развязал пояс и стал доедать миндаль.

– Не хочешь ли поделиться? – вдруг услышал он знакомый голос. Оглянувшись, Хасан увидел Исмаила, который незаметно подошел к нему и теперь сидел за спиной.

– Исмаил! – радостно крикнул Хасан. – Я искал тебя, но нигде не мог найти! Что с тобой? – вдруг испуганно спросил он, увидев, что приятель вдруг закатил глаза и оскалил зубы, как будто подавляя крик.

– Болит рука! – с трудом ответил Исмаил.

Потом он вынул левую руку, которую держал за пазухой, и показал Хасану. Тот чуть не закричал – у Исмаила не было кисти. Рука до локтя распухла, а ниже что-то чернело.

– Тебе отрубили руку? – шепотом спросил Хасан.

– Проклятый дьявол! – процедил сквозь зубы Исмаил. – Это наш новый наместник приказал рубить руки всем без разбору. Хорошо еще, что палач пожалел меня и отрубил не правую, а левую. Ничего, они еще узнают Исмаила Однорукого!