Послушай, герой, пойдем со мной, не пожалеешь!

Они долго шли по кривым и запутанным улицам. Хасан крепко держался за руку Исмаила. Наконец вышли на площадь. Она была не такой широкой, как первая, на нее выходили четыре улицы. Народу здесь толпилось еще больше, чем на рынке торговцев тканями. Всюду установлены загородки с возвышениями посредине. В загородках сгрудились рабы. Больше всего среди них африканцев: чернокожих и курчавых зинджей, бронзовотелых жителей восточных берегов, худощавых и стройных эфиопов. Встречались и белокожие рабы, наверное, румийцы*, захваченные в набегах: их привезли сюда, на знаменитый невольничий рынок Басры, с севера. Отдельно стоял самый ценный товар – молоденькие девушки и девочки: белокурые румийки, увешанные серебряными драгоценностями берберки, длиннокосые жительницы Арманийи, и даже дейлемские* девицы в широких сборчатых юбках.

Богато одетые, важные купцы подходили к невольницам, поднимали покрывало и всматривались в лица, а то и ощупывали их. Больше всего покупателей было у этих помостов. Всеобщий интерес вызывали и захваченные в плен широкоплечие и длинноногие темнокожие богатыри; когда работорговцы поднимали их закованные в тяжелые цепи руки, чтобы показать, что товар без изъяна, мускулы перекатывались у них под кожей.

Мальчики с трудом пробирались сквозь толпу. В это время покупатели и зеваки расступились. На площадь выехали три всадника; за ними четверо чернокожих великанов несли богато украшенные носилки.

Дойдя до одной из загородок, где стояла небольшая палатка, рабы опустили носилки, и из них, с трудом перекинув ногу через поручни, вывалился высокий человек с огромным животом. На нем был богато вышитый золотом черный кафтан, на голове красовалась большая чалма.

Исмаил притянул Хасана за руку поближе к палатке, и приятели встали, зажатые в толпе зевак.

Неожиданно Исмаил сильно толкнул Хасана в спину, и тот, не удержавшись на ногах, покачнулся и едва не свалился на землю у ног роскошно одетого толстяка.

– Да проклянет тебя Аллах, сын греха! – завопил тот. – Сейчас позову стражу, и она очистит этот рынок от бродяг и оборванцев!

Сопровождавшие его конники тронули поводья и, расталкивая лошадьми людей, которые с опаской освобождали им дорогу, приблизились к хозяину. Но мальчики были уже далеко. Исмаил схватил Хасана за руку, и, пробираясь между ногами, они выскользнули из толпы и очутились на одной из отходящих от площади улиц.

– Почему ты толкнул меня?! – задыхаясь, выкрикнул Хасан. – Я думал, ты, и правда, стал моим другом, а ты меня все время обманываешь!

Исмаил засмеялся и, приподняв свои лохмотья, показал Хасану большой парчовый кошель, расшитый жемчугом.

– Вот это добро так добро! – продолжая смеяться, сказал он. Цепкие пальцы опустились ему на плечо и, скользнув по руке, ухватили кошель. Мальчик дернулся, но потом, повернувшись, спокойно произнес:

– А, это ты, шейх, сегодня у нас хорошая добыча!

– Да благословит Аллах тех, кто совершает добрые дела! – откликнулся тот, кого Исмаил назвал шейхом – учителем. – А кто тут с тобой?

– Это Хасан, он проворен и неглуп, он пригодится нашему братству.

– Если пожелает Аллах, – ответил шейх и, осмотревшись, вполголоса произнес: – Стойте тут, никуда не уходите, вы можете понадобиться.

Хасан внимательно разглядывал шейха. Это был высокий старик в чистом кафтане и большой чалме, похожий на имама или учителя. Наклонившись к Исмаилу, он что-то прошептал ему, а тот молча кивнул. Потом шейх повернулся и растворился в толпе.

– Сейчас начнется потеха! – шепнул Исмаил. – Стой возле меня и не отходи.

– А ты больше не будешь меня толкать? – недоверчиво спросил Хасан.

Тут мимо мальчиков прошел странный человек в белой чалме. Его длинная всклокоченная борода была сильно выкрашена хной и стала красной. Человек этот так торопился, что едва не налетел на Исмаила. Крепко держа Хасана за руку, тот притиснул своего приятеля к стене углового дома.

Через несколько мгновений равномерный гул толпы заглушил чей-то пронзительный визгливый голос:

– О, люди, горе, горе, кто отомстит за смерть святого мученика Хусейна?* Прошло уже почти сто лет после того, как земля Кербелы увидела преступление, которому не было равных во все времена! Плачьте же, если не можете отомстить за смерть сына Али, да упокоит его Аллах!

– Это вопит краснобородый, который прошел мимо нас, – сказал Исмаил. – А теперь послушай, что будет кричать мой учитель, шейх Бадави!

И, действительно, через некоторое время до Хасана донесся неясный шум, который постепенно усиливался. Он стал прислушиваться, но смог различить только крики: «Осман, Осман!»

– Что они кричат? – спросил Хасан.

– Они славят праведного халифа Османа. Это шейх Бадави собрал вокруг себя его приверженцев, и сейчас начнется драка. Теперь не зевай!

Исмаил снова взял Хасана за руку, и они медленно и осторожно направились к площади. Дойдя до конца улицы, Исмаил выглянул.

– Подойди сюда, – кивнул он своему спутнику. Хасан тоже выглянул и увидел, что площадь будто разделилась на две почти равные части – справа на возвышении стоял краснобородый и визжал, исступленно разма хивая руками. Те, кто собрался вокруг него, тоже махали руками и вопили:

«О, Хусейн!» А слева образовалась толпа вокруг шейха Бадави, здесь тоже раздавались крики: ясно, что стычка неизбежна. Правда, многие осторожные люди покидали площадь, палатки работорговцев пустели, но из окрест ных улиц выходили молодцы в кафтанах и длинных рубахах, у некоторых головы повязаны платком, а в руках сверкали длинные ножи.

– Ну, пришли мясники! – крикнул Исмаил. – Теперь драка будет нешуточная!

– А зачем твой учитель и краснобородый устраивают такое? – недоумевающее спросил Хасан.

– Неужели не понимаешь? Когда эти дураки начнут драку, они забудут обо всем на свете, да и наши молодцы поддадут жару. Нам будет легко работать, а если еще и прибьют кого-нибудь так, что он упадет, мы сможем без всякого страха обшарить его карманы, если только проклятые «кожаные пояса» не помешают нам. Ну, пошли! – Исмаил выскользнул на площадь, Хасан за ним, хотя ему было страшно.

Драка была уже в разгаре. Хасан заметил, что теперь на площади совсем другие люди. Почти не осталось почтенных купцов, но много шерстяных кафтанов: видно, ремесленники из окрестных рынков собрались сюда, услышав крики краснобородого. И множество здоровенных парней с ножами и дубинками.

Хасан попятился и хотел убежать, напуганный зрелищем ревущей и беснующейся толпы, но Исмаил подтолкнул его к лежащему на земле человеку.

– Займись этим, – приказал он ему. – А я подберусь поближе, там до быча богаче.

Хасан наклонился над лежащим на земле. Это был немолодой смуглый человек. Чалма слетела на землю и размоталась, чисто выбритая голова была в пыли. Хасан сунул руку за пазуху, где обычно носили кошель на шнурке, но рука его натолкнулась на что-то липкое. Он выдернул руку и увидел, что она в крови. Его стошнило.

Не помня себя от страха и отвращения, мальчик бросился бежать и в это время услышал громкий топот, свист плетей и неистовые вопли. Увидев, что находится возле помоста, он нырнул под толстые бревна, из которых был сколочен помост, и притаился там. Сквозь щель в бревнах он увидел, как по площади скачут крупные, откормленные кони стражников. Стражники размахивали плетьми и с размаху опускали их на плечи и головы дерущихся. Кони топтали упавших, но всадники скакали по площади, не разбирая дороги. Драка прекратилась, люди спасались, разбегаясь по окружающим улицам, а стражники преследовали их до тех пор, пока улицы не становились такими узкими, что кони не могли протиснуться дальше.

Наступила тишина. Площадь была усеяна телами, в пыли краснела кровь. Хасан мог выйти, но боялся, что стражники вернутся и заберут его вместе с теми, которых они увели, связав им руки за спиной. Еще он боялся встретить своего нового знакомого. Тот может потребовать у него «добычу», а Хасан не сможет дать ему ничего, и тогда Исмаил вместе со своим учителем побьют его. Больше всего на свете мальчик хотел бы сейчас оказаться у себя, вместе с братом и сестрами. Пусть мать вернется с пустыми руками, только бы попасть домой!