Он подошел к бару, достал бутылку марочного коньяка, две рюмки.

— Устал я что-то... Давайте выпьем! За покойного Николая Савельича, упокой, господи, его душу!

— У меня к вам просьба.

— Слушаю вас.

— Когда ударят морозы, где-нибудь в середине ноября, пусть рабочие выкопают, или, вернее, вырубят тело и перевезут его на кладбище в Старые Чумы.

— Я уже распорядился насчет этого. Ведь он прямо на золоте лежит, работы ведутся уже рядом с могилой... Тогда же и проведем экспертизу, как требовал Илья Иванович.

Илья Иванович, быстренько они подружились, подумал Бронислав.

— А у вас как дела? Осмотрели мои леса?

— Я их изъездил вдоль и поперек, был во всех трех лесничествах.

— Ну и каковы ваши предложения?

— Прежде всего я рассмотрел возможность организовать здесь доходное охотничье хозяйство. Мне доводилось видеть такие во Франции. Охотятся главным образом на мелкую дичь, на фазанов, кроликов, зайцев и ланей. Клиент-охотник платит за каждую штуку убитой дичи и имеет право забрать себе столько-то штук, остальное является собственностью фирмы, которая таким образом получает и наличные деньги и товар для продажи... В Соединенных Штатах и Канаде можно, говорят, за плату промышлять крупного зверя, медведей, лосей, оленей... Но в Сибири это вряд ли возможно.

— Почему? У нас что, зверья меньше? Медведей, лосей, оленей?

— Напротив, больше. В Сибири слишком много лесов и зверья. В любой местности можно ходить на охоту, не платя ни копейки. Ну и, кроме того, обычай. Пригласить гостей на охоту в своем лесу — красивый жест и приятное развлечение, а вот продавать посторонним зверя поштучно, как носки или скот, неудобно, так не делают, соседи скажут — ему деньги нужны позарез, наверное, того и гляди обанкротится... Вы, Вадим Петрович, хотите перепрыгнуть сто лет эволюции во взглядах.

— Пожалуй, вы правы... Продолжайте, я слушаю.

— Другое дело — рациональное охотничье хозяйство. У нас уже начинают понимать: если хочешь иметь вдоволь зверья — ты должен о нем заботиться. В больших имениях этим уже занимаются. Пример такого хозяйства — Беловежская пуща частное достояние императора, без малого полторы тысячи квадратных верст девственного, не тронутого топором леса, где деревья растут, как хотят, и умирают естественной смертью, валясь от старости... Так получилось, что в свое время я интересовался Беловежской пущей, читал о ней, расспрашивал людей. Значит, так: она вся разделена на шесть охотничьих округов. В каждом округе по десять егерей в звании унтер-офицеров и старший егерь в капитанском звании, а этими шестью старшими и шестьюдесятью простыми егерями командует его превосходительство великий ловчий. Вся пуща разрезана на огромные прямоугольники прямыми, как стрела, подъездными путями. В каждом таком отделе-прямоугольнике находится кормушка, которую зимой наполняют сеном, клевером и овсом, в каждом втором или третьем отделе — лизунец из соленой глины, а на дорогах рассыпают кормовую свеклу и картофель. Благодаря интенсивной подкормке в пуще живут семьсот зубров, семь тысяч оленей, десять тысяч ланей и косуль, лоси, рыси, лесные коты, кабаны, лисы, а из птиц глухари, рябчики, вальдшнепы и тому подобное.

— При таком количестве дичи надо охотиться чуть ли не каждый день, иначе звери в тесноте передавят друг друга, не так ли?

— Царская охота проводится раз в год, осенью, тогда сгоняют из окрестных деревень человек пятьсот мужиков для облавы. В остальное время император разрешает отстрел великим князьям, членам европейских королевских фамилий и кое-кому из знати. Кроме того, в обязанности старших егерей входит проведение зимой селекционного отстрела оленей, ланей и косуль, тех, кто послабее, убивают, оставляют крепких и производителей и отправляют целые вагоны дичи в варшавские рестораны.

— Да, но у меня, увы, нет железной дороги... А вообще говоря, эта Беловежская пуща — настоящая бездонная бочка. Только русский император может себе позволить такие расходы!

— Это точно. Рассказывают, что как-то великий ловчий представил для утверждения министру императорского двора, графу Фредериксу, очередной годовой бюджет. Тот схватился за голову: «Это же безумные деньги!» Тогда великий ловчий говорит: «Их можно не тратить совсем».— «Каким образом?» — спрашивает министр. «А вот каким. Отдайте мне Беловежскую пущу в аренду. Я обязуюсь устраивать каждый год, как всегда, царскую охоту, приглашать охотиться все царствующие фамилии, финансовых магнатов и аристократов со всего мира». Граф Фредерике доложил об этом предложении императору, а тот сказал: «Не пристало нам этого делать... Другой такой пущи нет в Европе. И я могу себе позволить содержать эту жемчужину моей короны».

— Неужели вы мне все это рассказали, Бронислав Эдвардович, чтобы уговорить меня создать здесь вторую Беловежскую пущу?

— Нет, нет. Во всяком случае, не в том, что касается охоты. Насколько я успел заметить, Вадим Петрович, вы любите охотиться в одиночку или, в крайнем случае, в обществе друзей. Мне хотелось бы уговорить вас создать здесь нечто более масштабное, чем Беловеж, а именно — громадный заповедник.

— Заповедник? А как вы себе это представляете конкретно?

— Полностью прекратить вырубку леса. Для нужд «Самородка» вы купите лес в другом месте. Здесь же на площади в пятьдесят тысяч десятин останется не тронутая топором, почти девственная сибирская тайга. Вместо лесничеств будут три заповедных округа, лесников вы переименуете в ловчих. Кроме того, пятнадцать стражников, по пять в каждом округе. Охотиться по мере надобности будете иметь право только вы, остальных будут наказывать, как браконьеров. Ловчие и стражники должны охранять заповедник от браконьеров и лесных воров, оберегать и прикармливать зверей. На зиму, как в Беловеже, они всюду понаставят кормушки и лизунцы, разбросают кормовую свеклу. Рядом с домами стражников будут участки на лесных лужайках. Я видел во Франции, там выращивают многолетний кормовой корнеплод, топинамбур называется, им кормят скот, свиней, а лесные звери его просто обожают. На участках можно посадить этот топинамбур и другие кормовые культуры, скажем, дрок, я в этом плохо разбираюсь, говорю просто для примера, но такие культуры есть наверняка, надо спросить у агрономов.

— Странно... Все это прямо топинамбур какой-то, сплошная экзотика.

— Разумеется. Сегодня, когда узнают о вашей затее, вас назовут фантазером и расточителем. Но надо смотреть вперед. В недалеком будущем Россия станет индустриальной страной. Я слышал, что в последние годы по темпам индустриализации Россия обогнала Америку. Лет через пятьдесят, когда небо над европейской частью страны будет затянуто дымом заводских труб, Волга будет отравлена, как отравлен сегодня Рейн, лесные звери погибнут, охотники, как сейчас в Италии, будут по воскресеньям стрелять жаворонков, когда такое мрачное будущее начнет угрожать и Сибири, люди вспомнят Зотова... И кинутся спасать остатки тайги.

— Это становится любопытным... А что же произойдет за это время с моим заповедником?

— Тайга будет такой же, как сегодня, только чуть цивилизованнее и поэтому еще краше. Зверя будет полно, как за счет естественного прироста, так и в результате миграции извне в этот первозданный рай. Вы спасете от полного уничтожения некоторые уже сегодня редкие виды; как, например, кабаргу, реликтовое животное. Разведете виды, которые в Сибири никогда не проживали, например, зубров. Они акклиматизируются прекрасно, им требуется только спокойствие и лесной простор. Какое-то их количество привезли из Беловежской пущи в леса Грузии и Дагестана, они похудели и отлично чувствуют себя на Кавказе. Ну а в Сибири тем более, это же северный зверь. Вы попросите у государя императора штук десять, пожертвовав предварительно приличную сумму на какую-нибудь патриотическую цель. Через тридцать лет в питомнике будет двести зубров, вы сможете охотиться на них, как монарх.

— Мне к тому времени будет семьдесят... Что ж, не исключено. А на что мне можно будет вообще охотиться?