Рубашка на Нике была расстегнута до самого пояса, обнажая мускулистую грудь, поросшую темными волосами. Его мощные плечи казались почти такими же широкими, как распахнутые дверцы пикапа. Торс, поджарый и плотный, и длинные крепкие ноги. Сильные руки вздымались горами мускулов, а кисти, сжатые сейчас в кулаки, казались огромными и всемогущими.

Если бы он не хотел, чтобы она остановила его, она ничего не смогла бы сделать. Эта мысль тупо сверлила ее мозг. От этого факта никуда не денешься. Но он отпустил ее, несмотря ни на что подчинился, принял ее протест.

Мысли путались и метались в голове Мэгги, пока она устало наблюдала за Ником. Постепенно она начала замечать, что в его облике немало и другого, менее угрожающего: черная, как ночь, волна волос, растрепанная ее руками, залита серебром выплывшей из-за туч луны, твердые симметричные черты лица, глубокие складки по обеим сторонам рта. Настоящая, истинная, жесткая мужская красота.

Ник.

– О Господи, извини меня, – тихо проговорила Мэгги, прижав руки к щекам.

При этих словах. Ник обернулся, опершись одной рукой на открытую дверь, и взглянул на нее. Мэгги вжалась в угол машины, подтянув колени к груди, и лица ее почти не было видно.

– Все в порядке. – Он еще раз втянул в себя холодный ночной воздух. – Со мной все в порядке. Ч-черт. Вопрос в другом: все ли в порядке у тебя?

– Я ничего не могу поделать. – Голос ее дрожал. – Просто так… получилось… Дело не в тебе.

– Я знаю. И я не сержусь. Просто дай мне еще минутку, чтобы прийти в себя, хорошо?

– Хорошо. – Он закрыл дверцу, и она через стекло кабины смотрела, как Ник быстро пробежал до конца стоянки и вернулся обратно. Когда он снова открыл дверь, щеки его по-прежнему горели, а волосы были растрепаны, но в целом он казался спокойнее.

– Сейчас я сяду за руль, и мы поедем обратно. Ни очемне беспокойся. – Ник произносил слова осторожно, успокаивающим тоном: так обычно обращаются к раздраженному и опасному дикому животному.

– Я и не беспокоюсь. – Она была слишком удручена, чтобы заметить легкую насмешку в настороженном взгляде, которым наградил ее Ник, прежде чем сесть за руль.

– Пристегни ремень. – Захлопнув дверцу, Ник снова взглянул на нее. Мэгги, по-прежнему свернувшаяся калачиком в самом дальнем углу сиденья, спустила ноги на пол и перекинула через плечо ремень. К тому моменту, когда Ник завел машину, их разделяли добрые полметра синего винила.

Долгое время они ехали молча. Пикап пересек мост, под которым невозмутимо катила темные воды Огайо. На другом берегу реки гигантским залитым огнями театральным задником восставал сверкающий контур Луисвилля, и только тут Ник посмотрел в ее сторону.

– Порядок? – мягко спросил он. Мэгги кивнула.

– Магдалена… – Мэгги подняла на него глаза. – Тебе не кажется, что пришло время рассказать мне все. Каким образом ему удалось внушить тебе такой страх перед сексом? – Голос был очень мягким, а глаза Ника светились согревающим и сочувственным огнем. Мэгги съежилась.

– Я не могу.

– Я считаю, что это просто необходимо.

– Я не смогу вынести даже воспоминания об этом…

– Я очень прошу тебя. Ради нас обоих.

– Ник… – Обращение прозвучало слабым призывом сжалиться.

– Тебе будет легче, если я скажу то, что мне известно? Я знаю, что он голубой.

– Что? – Мэгги изумленно впилась глазами в Ника.

– Лайл Форрест – голубой.

– Нет, это неправда, – проговорила Мэгги.

– Магдалена, я видел фотографии…

– Это неправда, он не голубой, – невыразительным тоном проговорила Мэгги. – На самом деле, он даже не бисексуал. Я бы сказала, что он просто асексуален. Извращенец – возможно, это слово подойдет лучше. Ему нравится наблюдать и… и причинять боль.

– Я видел фотографии…

– Тогда посмотри на них еще раз, – тихо сказала она. – Я уверена, что нет ни одной, на которой Лайл совершал с кем бы то ни было половой акт. Ведь так?

Ник нахмурил лоб, вспоминая.

– На фото он весь в коже, с какими-то… секс-приспособлениями, я бы так сказал. Причем на каждом снимке с разными. На одном он заснят с голым мужчиной, привязанным к непонятной хитроумной штуковине, которая практически складывала его пополам как раз перед носом Лайла. Кто был этот голозадый мистер, я не могу сказать, поскольку снимок сделан с тыла. – Слабая усмешка мелькнула на лице Ника и тут же исчезла. – Но старину Лайла ни с кем не спутаешь. Вот тогда-то, судя по этому снимку и еще кое-какой информации, мы и поняли, что он голубой, да еще и со своими выкрутасами.

– Кто это «мы»? – Вопрос прозвучал резко: Мэгги хваталась за любую соломинку, чтобы отложить, оттянуть время своей исповеди Нику. Нервы Мэгги были напряжены до предела, поскольку она понимала, что рано или поздно ей все же придется обо всем ему рассказать. Рассказать о том, о чем молчала столько лет, ни словом не обмолвившись ни одной живой душе. О чем и помыслить никогда не могла. О происшествии, одно воспоминание о котором вызывало тошноту.

И все же она расскажет о случившемся Нику. Возможно, не все сразу. Одну часть этой головоломки она оставит при себе. Всего одну, и будет скрывать ее так долго, как только сможет, пока – если все же решится – не найдет наилучший способ рассказать ему и об этом.

Ей придется рассказать; она уже знала это, независимо от того, насколько страшила ее реакция Ника. Да, она боится его реакции, поскольку то, что Ник рядом и что он любит ее, уже сродни чуду, посланному ей Богом за долгие-долгие годы. И она не хочет рисковать этим – ни мгновением раньше рокового часа.

– Мы с Линком. – Голос Ника звучал ровно, но взгляд, которым сопровождались эти слова, был настороженным. Казалось, «мы» сорвалось с его языка случайно, и он пытается загладить ошибку. Но Мэгги настолько была занята другим разоблачением, что ничего не заметила. Даже почувствовав легкий обман, она тут же отшвырнула подозрения в сторону, не задерживаясь на них дольше чем долю секунды.

– Как тебе удалось раздобыть эти… эти фотографии Лайла? Он очень… скрытен в своих сексуальных привычках. Очень немногие лишь догадываются, что он представляет собой на самом деле. А уж позволить кому-либо делать такие снимки…