Иногда ей казалось, что Дэвид – единственное существо, которое Лайл любил своей странной, неестественной любовью.

Солнце поднялось выше, и Мэгги поняла, что время приближается к восьми. Так что она даже не опоздала. Теперь она может спокойно вернуться в дом, переодеться и заняться своими обычными делами, словно ничего и не изменилось.

Действительно, ничего и не изменилось. Несмотря на возвращение Ника, она по-прежнему привязана к Лайлу до конца жизни. Если же попытается вырваться, то непременно погубит Дэвида.

Она в ловушке, в ловушке. Это слово звучало в голове, наполняя ее отчаянной безнадежностью, она – словно бабочка, которая бьется о стекло, не находя выхода. В ловушке, навсегда!

– Черт возьми, Дэвид, внимательнее! – В голосе Лайла слышались неприкрытая досада и раздражение. Через секунду раздался звук разбитого стекла.

– Я же говорил – внимательнее! Посмотри, что ты наделал! Этому стеклу более ста лет, а ты разбил его, потому что был недостаточно сосредоточен!

– Извини, папа! Я старался!..

– Старался, старался!.. Я не хочу, чтобы ты старался, я хочу, чтобы ты сделал! Слово «старался» – для неудачников! И ты станешь одним из них, если не сосредоточишься!

– Я сосредоточусь, папа. Дай мне еще раз попробовать. – В голосе Дэвида звучала такая мольба, что Мэгги, стиснув зубы, почти бегом обогнула высокий декоративный кустарник, отделявший дорожку от лужайки позади дома, и остановилась. Как она и ожидала, Дэвид и Лайл, оба с клюшками, повернувшись к ней спиной, стояли в начале поля для гольфа рядом с внутренним двориком. Они отрабатывали удары, и один из мячей, пущенных Дэвидом, полетел в неправильном направлении. Лайл, как всегда, был одет безукоризненно: темные в клетку брюки, белая с открытым воротом спортивная рубашка и синий свитер; Дэвид, старавшийся во всем подражать ему, был одет почти так же, только в белом свитере и темно-зеленой водолазке. На низкой каменной ограде, опоясывающей внутренний дворик, лежали две набитые сумки, рядом стояла чашка с дымящимся кофе – для Лайла. Она не видела лица мужа, но, когда Дэвид смотрел на него, на лице сына она читала страдание и мольбу. Сердце ее болезненно сжалось.

– Тренируетесь, джентльмены? – непринужденно спросила она, подходя к ограде и желая отвлечь внимание Лайла.

– Ты похожа черт знает на кого.

Слава Богу, ей это удалось. Лайл окинул ее ледяным взглядом. Одно из его «правил» состояло в том, что она всегда должна быть хорошо одета. Его жена не имеет права выглядеть неряшливо.

– Я гуляла с собаками, – не обращая внимания на его тон, ответила Мэгги, глядя на Дэвида. – Ты за-втракал? – спокойно обратилась она к сыну.

– Еще нет. – Чуткое материнское ухо тут же уловило в голосе Дэвида нотки отчаяния.

– Сейчас он больше нуждается в практике, нежели в пище. Если ты забыла, так я напомню: сегодня днем в клубе мы участвуем в соревнованиях, где выступают отцы и сыновья, и, если он будет стараться, мы можем выиграть. – Лайл вновь перевел взгляд на нее, и глаза его сузились. – Надеюсь, ты придешь не в этом.

– Ты же знаешь, что нет. Ведь соревнования начнутся только после ленча. – Она говорила спокойно, не отрывая глаз от Дэвида. – Почему бы тебе не пойти в дом и не позавтракать?

Но Лайл опередил сына.

– У него нет времени, а в девять ему надо быть на тренировке в клубе.

– А тебе не кажется, что от этого будет больше вреда, чем пользы? – Она старалась говорить ровно. – По-моему, хороший завтрак не повредит, а если он успокоится, то будет только лучше играть.

Лайл презрительно раздул ноздри.

– Это по-твоему. К счастью, Дэвид умнее. Так же, как и я, он понимает, что ему надо как можно больше тренироваться. Он недостаточно хорошо играет, не так, как мне хочется, а я намерен выиграть.

Мэгги скорее почувствовала, чем увидела, как Дэвид сжался. Бросив на Лайла ненавидящий взгляд, она все же сдержалась и промолчала. Если она выскажет все, что у нее накопилось, то Лайл обрушится на нее со злобной руганью, а это расстроит сына больше, чем невнимание отца к его состоянию.

– Все в порядке, мама. Мне действительно необходим урок.

Он быстро посмотрел на нее, и в его взгляде она прочла немую мольбу.

И она уступила, решив не возражать.

– Но все равно тебе надо что-нибудь перекусить. Быстренько беги и поешь. Слышишь? Прямо сейчас. – Голос ее звучал мягко, но это был приказ. Прежде чем уйти, Дэвид посмотрел на отца. Лайл недовольно кивнул.

Повернувшись, Дэвид направился к дому, и, когда Мэгги хотела последовать за ним, Лайл схватил ее за руку. Она остановилась, зная, что сейчас начнется скандал, но не желая, чтобы эта отвратительная сцена произошла на глазах у сына, не вырвала руку. Несколько минут они молча стояли рядом и смотрели, как Дэвид засовывает клюшку в сумку; затем он вскинул ее на плечо и, пройдя вдоль каменной ограды, исчез за углом дома.

– Буду очень благодарен, если ты перестанешь повсюду совать нос и указывать мне, как вести себя с сыном. – Он бросил на нее угрожающий взгляд.

Мэгги больше не могла сдерживаться, она должна сказать ему, хотя и догадывалась, что дорого заплатит за такое своеволие.

– Ты слишком на него давишь. Ему только одиннадцать.

– Если он хочет преуспеть, то давление необходимо. Да разве ты знаешь, что такое успех? Где бы ты сейчас была, если бы я не женился на тебе? Голодала бы где-нибудь в ночлежке! Ты – паразит, и я не допущу, чтобы твое плебейство проявлялось в Дэвиде. Чего бы это ни стоило, но я сделаю из него мужчину! – Конечно, ты ведь знаешь, что такое быть мужчиной, не так ли? – Как только Мэгги произнесла эти слова, она поняла, что зашла слишком далеко. Дикий огонь вспыхнул в глазах Лайла, и от ненависти они стали почти бесцветными. Он сильно сжал ее руку. Боль пронзила запястье, и она почувствовала, как внутри что-то хрустнуло.