10

"Ты стал редко писать. Ты занят? На днях получила письмо от твоего командира. Я никак не думала, что командир посылает письма семьям новобранцев, поэтому сначала, взглянув на обратный адрес, перепугалась. Я не могла прочесть ни строчки, ничего не могла понять, у меня тряслись руки. Перечитала несколько раз, прежде чем поняла, что это. Ты меня все успокаиваешь, и твой командир тоже. Он пишет, чтобы я была за тебя спокойна. Ты и он говорите об этом по-разному. Но мне хочется верить вам. В этом есть резон, - ведь если вечно беспокоиться, можно стать законченной пессимисткой и заразить этим других, тебя... Надо взять себя в руки, я понимаю. Я стараюсь трезво рассуждать, но ты поймешь, что творится в моей душе. Может, ты не ладишь с начальством? Не болеешь ли ты? Там у вас такие лютые морозы, ты не замерзаешь? Здесь только и разговоров о случаях обмораживания. Говорят, солдаты что ни день обмораживают пальцы и они гниют. Какой ужас! Не напортил ли тебе тот случай в Лаохулине? Все это меня так тревожит, что я не могу быть спокойной, боюсь, как бы строгие тети из "Женского комитета"" не накинулись на меня, ведь жене воина не подобает так распускаться. Я так верю тебе, Кадзи, и хочу надеяться, что все будет хорошо. Ведь так? Пожалуйста, уверь меня в этом. Обязательно пиши мне чаще и обо всем. Если очень занят, просто напиши на открытке: "сегодня небо ясное" или "сегодня буран", "у меня все по-старому", - мне и этого будет достаточно. Подумать только, вот уже целых три недели я не получала от тебя весточки. Теперь у меня много свободного времени. Денег хватает, только вот нет покоя - наверно, это от безделья. Я тут подумала, что если буду работать и все время буду занята, то разделю в какой-то мере твои тяготы, и попросила директора рудника устроить меня машинисткой в контору. По правде говоря, мне очень не хотелось к нему обращаться, я же помню, как он тогда держался. Директор только рассмеялся и не принял моей просьбы всерьез. Разве ему понять меня! О, как я соскучилась по настоящей работе, которая изматывает тело и не оставляет времени для душевных мук. Я не могу не думать о тебе, Кадзи, что тут поделаешь? Пиши почаще. Хоть одну строчку, хоть пару слов. Береги себя, ведь твоя жизнь принадлежит еще и мне. Не беспокойся обо мне. Я все та же, даже не похудела, вешу по-прежнему пятьдесят шесть. Ем с аппетитом, так что не волнуйся. Пиши мне, пиши побольше. Вместе с этим письмом посылаю ответ твоему ротному командиру. Митико." Командир роты Кудо вернулся из штаба в прекрасном настроении. В ближайшее время рота передислоцируется на двадцать километров к границе. Перспектива попасть на передовую обычно никого не радовала. Но для Кудо, до сих пор служившего в тыловых частях и не имевшего боевого опыта, такое перемещение давало шанс на повышение по службе. Теперь, когда положение на южных фронтах резко переменилось, а провал на Волге развеял надежды на победу Германии, Япония старательно избегала конфликтов на советско-маньчжурской границе. Однако средний командный состав войсковых частей не очень-то рьяно выполнял указания начальства. Южный фронт своим чередом, но не сидеть же сложа руки на границе, когда в Китае идет наступление! Правда, Халхин-Гол кое-чему научил Квантунскую армию, она на деле испытала силу советских войск, но офицеры-запасники имели смутное представление об этих трагических боях. Передислокация произойдет, по-видимому, весной. Правда, когда кончатся морозы, обнажатся болотные топи. Переход предстоит нелегкий. Что ж, он проведет его на зависть командирам других рот, его четвертая славится своими унтер-офицерами, один Сога чего стоит! Нет, ему нечего бояться. Мысли о близких переменах вселяли в Кудо бодрость. На столе лежало с десяток конвертов - ответы от семей солдат. Кудо начал было просматривать их, но зевнул и отложил письма в сторону. Трафаретные ответы: "Большое спасибо, господин командир, надеюсь, что сын станет прекрасным солдатом", "Мы с мужем бесконечно счастливы, что им руководит такой командир", "Молю бога, чтобы муж был всегда достоин вас, господин командир" - и так далее. В общем все как полагается, а по существу абсолютная фальшь. Уж лучше пусть этой писаниной займется Хино или Исигуро. Капитан Кудо машинально вскрыл еще один конверт и, прочитав несколько строк, невольно заинтересовался. "...Я, жена солдата 2-го разряда, с армейскими порядками не знакома, но от военных запаса слышала, что командир роты настолько выше солдата, что тот может лишь отвечать на вопросы, когда командир к нему обращается, а сам не имеет права даже разговаривать с ним. Так вот, я жена такого солдата. Вы так внимательны, что поинтересовались, как я живу. Благодаря мужу я не испытываю никакой нужды, но одна вещь меня тревожит настолько, что я лишилась покоя. Мне кажется, вы внимательный и сердечный человек... По словам одного из друзей мужа, служившего в армии, мой муж из-за одного происшествия будет и в армии находиться "под надзором". Это похоже на правду, так как довольно часто ко мне наведывается унтер-офицер из жандармерии и расспрашивает о муже... Господин Кудо, если этот случай на руднике действительно не пройдет бесследно для Кадзи, я, надеясь на вашу гуманность и справедливость, прошу защитить Кадзи... На рудниках в Лаохулине муж пытался спасти невинных, приговоренных к смерти китайцев. Его вмешательство не понравилось местной жандармерии. Мужа арестовали. Вы сами понимаете, господин командир, если бы инцидент был хоть сколько-нибудь серьезным, его бы так не отпустили. Мне трудно представить, каково сейчас мужу на военной службе, но я уверена: как бы тяжело ему не приходилось, он ведет себя достойно. Сейчас его жизнь находится в ваших руках, господин Кудо. Скажи вы: "умри" - и он умрет. Я не жена из классической трагедии, наделенная высшей мудростью, я обыкновенная женщина и молю бога о благополучии мужа. Я живу одним - мечтой о нашей встрече. И, несмотря на это, уверена, что, если потребуется, он умрет как герой... Прошу вас... освободите его от незаслуженных подозрений, он ни в чем не виноват..." Кудо несколько раз перечитал письмо и приказал вызвать подпоручика Хино. - Имеются поводы для подозрений? - ответил вопросом Хино, когда капитан спросил его о Кадзи. - Я спрашиваю, что ты думаешь об этом солдате. Хино смотрел на капитана. Судя по всему, дело с открытками не всплыло. Лучше смолчать. - Пока ни в чем не замечен, господин капитан. Слежу на совесть. - А как считает унтер-офицер Хасидани? - Хасидани натаскивает Кадзи в стрельбе. - О, он еще и хороший стрелок? - Очень точный прицел, господин капитан. - А как насчет теории? - Занимается успешно. - На дежурстве усерден? - Кажется, да. - А этот, второй... - Синдзе, господин капитан? Кажется, они очень дружны. - Да что ты заладил - кажется да кажется, толком отвечай! - Видятся они не часто. - Это почему? - У Синдзе все наряды, а этот на строевой. - Хороший стрелок, говоришь? Займись им основательно, вытяни душу, но сделай мне из него отличного солдата. Присматриваешь за ним? - Так точно, господин капитан. - Вот письмо пришло. Его жена просит разрешения навестить его. А? Воцарилось молчание. Пограничный район, разрешение... Кто здесь станет проверять это разрешение? Только в представлении живущих в тылу пограничный район воспринимался как какое-то строго охраняемое и недоступное для посторонних место. Болото да казарма - вот и весь район. Правда, граница. Край света. Ни солдаты, ни их семьи и не мечтали о возможности свидания. Разглядывая ломкий женский почерк, Кудо нафантазировал красавицу, летящую на санях сквозь буран за полторы тысячи километров па свидание, сюда, в забытый богом край. Капитан был по натуре романтик - недаром, окончив училище, он немедленно попросился на передовую. Он страстно хотел прослыть гуманным, чутким отцом-командиром. Беспредельная преданность этой солдатской жены казалась ему одновременно и непростительной слабостью и упоительной сказкой. - Если это не дозволяется, просит известить ее, а если не получит ответа, то будет, мол, считать, что разрешили, и выедет. Ловко придумано! Есть основания не разрешать? На губах Хино повис грязный смешок. - Нет. Но только этак всем захочется.