11

Кадзи искал случая поговорить с Синдзе по душам и, объединившись с ним, проучить доносчика Сирако. Но случая все не представлялось. Синдзе после памятного происшествия был отстранен от службы в канцелярии и теперь возил продукты. Встречались только на построении перед самым отбоем. Шли дни. Снегопад сменялся снегопадом, мороз все не сдавал позиций. Часть дивизий получила приказ о переброске на Южный фронт. Весть об этом просочилась к соседям. Кто следующий? На южных островах то и дело высаживались американские десанты. Американцы форсировали наступление, японские войска отступали с большими потерями. Но это было далеко. Тысячи километров. Солдат не информировали об истинном положении на фронтах. После вечерней переклички дежурный унтер-офицер читал сводку о победах японской армии, а солдаты со страхом вглядывались туда, где за заснеженными болотами лежала северо-восточная граница. С цветистым краснобайством, как о радостном и торжественном событии было объявлено о начале Инпалской операции (вызывавшей в ставке одни опасения). Славили командующего, его безрассудную смелость, ждали от него побед в честь национального Дня армии. Копившаяся и месяцами подавлявшаяся энергия ждала праздника. В этот день выдают сакэ и вообще дышится вольнее. Солдаты жаждут жратвы и женского общества. Конечно, в этом ледяном аду женщина - всего лишь несбыточная мечта. От одного этого слова солдаты вздрагивают и воображение начинает лихорадочно работать. Жратва не так сладка, как женщина, зато более реальна. А если еще к ней выдают сакэ - полное блаженство. День армии отмечали торжественно. После парадного завтрака были выданы сласти и табак. Сакэ обещали после обеда. Новобранцы выскребали котелки. Сегодня они и споют, если захочется, а может, и поплачут. Вот что делает с человеком сакэ! Когда выдадут сакэ, можно будет сработать под пьяного я отделать Сирако. Хотя трудно поручиться, что все сойдет гладко. А можно сесть в сторонку и поразмыслить на досуге - тоже неплохо. После обеда в казарму вошел дежурный. - Рядовой первого разряда Синдзе! - Здесь и всего лишь в одном экземпляре, - откликнулся Синдзе со своей койки. Сегодня - редкое явление - он был свободен от дежурства и чинил носки. - Захватить двух новобранцев и очистить выгребные ямы! Проследить за вывозкой нечистот из расположения. - Эй, дежурный, когда сакэ поднесут? - поинтересовался кто-то из старослужащих. - Скоро. - Чей приказ? - спросил Синдзе, откусывая зубами нитку. - Дежурного унтер-офицера. Дежурил Сога. Синдзе отложил носки, убрал иголку. На лбу у него вздулась голубая жила. - Ну вот, - сказал он, - передай дежурному унтер-офицеру или можешь передать подпоручику Хино, все равно: убирать сортир пойду я один, новобранцы здесь ни при чем. Кадзи поднялся. Охара взглянул на Кадзи, словно спрашивал: мне тоже пойти? Но Кадзи не взглянул в его сторону. - Сирако, пошли поможем, - бросил Кадзи. Тот с надутым лицом огляделся по сторонам и, увидев, что никто из старослужащих не собирается поддержать Кадзи, недовольно пробормотал: - А ты мне не начальник, нечего указывать. - Правильно! - весело подтвердил старослужащий, которому Кубо массировал спину. - Не уступай, сейчас еще сакэ принесут! - Это не указание, - тихо сказал Кадзи. - Просто ты тоже свободен и можешь помочь человеку. Сейчас он сдерет шкуру с Сирако. Иудино семя! И тут же Кадзи подумал, что, если быть справедливым, виноват он сам. При чем тут Сирако? Потребовали выдать - он и выдал. Просто ему, как и всякому другому, не хотелось лишний раз нарываться на неприятность. Старослужащие молчали. - Пошли, - сказал Кадзи. Ему надо поговорить с Сирако. Потолкуют - может, в чем-то и поймут друг друга. Сирако не пошевелился, не ответил. Он боялся Кадзи. Все это видели. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь из старослужащих солдат наорал на него, заставил идти, тогда он пойдет. Но все молчали, даже Ёсида будто воды в рот набрал. - Оставь его, Кадзи, хватит! - сжалился Синдзе. Таноуэ, может, потому, что Кадзи каждое воскресенье писал ему письма, встал перед Сибатой по стойке смирно. - Рядовой второго разряда Таноуэ пойдет чистить уборную. Они вышли все вместе, дежурный - последним. - Ради бога, скорее управляйтесь, - крикнул им вдогонку Ямадзаки, - а то мне не терпится...

12

- Понятно, кто я для них. Врагом считают. В голосе Синдзе прозвучала откровенная ненависть ко всем его мучителям во главе с подпоручиком Хино. Конечно, может, это просто совпадение. Может, китайцы только сегодня подводы подогнали. И все же не случайно жребий пал именно на него. В последнее время Синдзе получает наряды на самые трудоемкие работы и постоянно недосыпает: то его посылают за углем, то в ночной обход, словно он самый младший в своем разряде. - Тебе, Кадзи, тоже несладко, - вздохнул он. - Нет, ничего. Только вот Хасидани загонял по стрельбе. Стрельба стрельбой, но и на занятиях по штыковому бою доставалось от Сибаты. Да что там Сибата! Сога - вот с кем никто не мог сравниться, на его занятиях Кадзи буквально валился с ног. Унтер гонял его до седьмого пота. - Тебе хорошо, вон какой ты крепкий! - пожаловался Синдзе и его тусклые глаза с завистью оглядели Кадзи. - А я вот-вот выдохнусь. Они только этого и ждут, чтоб я выдохся и загнулся. Кадзи нечего было возразить. Да, может, и так. Тактика на измор. Чем она по существу отличается от узаконенного самосуда? Поодаль от уборной их поджидал китаец с телегой. На нее предстояло грузить ледяные глыбы, которые трое японских солдат отобьют ломами и вытащат из отхожей ямы. - Не есть воротит, а, господин солдат? - ухмыльнулся китаец, высморкавшись пальцами. Кадзи вспомнил Лаохулин. Тогда он, заложив руки за спину, наблюдал, как десятки рабочих разгребали засохшее дерьмо. Его продавали на удобрение окрестным крестьянам. А теперь наступала очередь Кадзи выгребать нечистоты. Некоторое время все трое молча долбили ледяную пирамиду. Морозы ослабли, был уже март, лед стал сыреть. Из-под лома летели осколки. - Кадзи сжал зубы, закрыл глаза. Такой непонятливый на ученьях, Таноуэ справлялся здесь шутя. Все у него выходило с умом, без затраты лишних сил. Из казармы доносился гул голосов - наверно, выдали водку. - После всех этих передряг домой захотелось, а? - Синдзе остановился передохнуть. - Домой всегда хочется. - Думаешь, на воле сейчас лучше? Кадзи не знал, что ответить. Он поймал себя на том, что все мучительное, тяжелое, что было в Лаохулине за те двести дней, до отправки сюда, совершенно выветрилось из его памяти. Осталось только пьянящее ощущение свободы. Да, конечно, там лучше. Живая, полнокровная радость, тепло взаимной любви... - Лучше, - убежденно произнес он. - Там ты сам себе хозяин. Трудно - побори трудности, добейся, чтоб легче стало. А в армии ты этого не сделаешь... - Потому что новобранец? - Наверно... - Думаешь, потом будет легче? Не знаю. Конечно, у старослужащих положение иное, они хоть что-то могут. Правда, вот здесь как отрицание такой надежды стоит Синдзе, солдат третьего года службы. Но надеяться нужно, нельзя без надежды. - Может, и легче будет. Ты прости меня, Синдзе, за тот случай с открытками, никак не могу успокоиться. - Знаю, - Синдзе с силой опустил лом. - Я на тебя и не подумал, друг. Мучительная судорога, сжимавшая душу, наконец-то отпустила Кадзи. Выходит, Ван не лгал тогда. Выходит, человек действительно не может без дружбы. Собравшись было высказать эту мысль, Кадзи увидел унтер-офицера Согу с нарукавной повязкой дежурного и принялся с усердием работать ломом. - Спасибо за службу! - ответил Сога на их приветствие. Потом помочился. Все это с уверенностью неплохо устроившегося человека. Такой, куда бы его ни забросила судьба, не станет грустить, справит нужду, поблагодарит за службу. - Сортир - приятное место для разговоров, - сказал Сога, застегиваясь. - Секретничаешь с дружком? Синдзе не остался в долгу. - Так точно, разговор с душком, - бойко ответил он. Потом напрямик спросил: - Господин унтер-офицер, расписание нарядов согласовано с командиром роты? - Откуда мне знать, спроси подпоручика. - Есть спросить подпоручика! Разрешите уж, господин дежурный унтер-офицер, задать еще один вопрос: если солдат откажется от наряда, что с ним будет? - Известное дело что - гауптвахта. Могут и в тюрьму отправить за неподчинение. - Я говорю о тех случаях, когда распределение нарядов несправедливое. - Почитай дисциплинарный устав. - Глаза Соги сузились и стали еще жестче. - Параграф "Неподчинение приказу". Ты что, жаловаться задумал, роту позорить? Нет, милый, этот номер у тебя не пройдет, здесь армия. Ты, верно, забыл, Синдзе, благодаря кому дослужился до солдата первого разряда? Поразмысли на досуге о своем положении, очень тебе советую. - Я думал не раз и, поразмыслив серьезно, заявляю, что получаю наряды несправедливо. - Я не о нарядах, Синдзе. Нарядами занимается командир роты. А еще раз что-нибудь выкинешь - посажу на гауптвахту. И ушел. - Зря ты все это, - забеспокоился Кадзи. - А-а, один конец, - горько усмехнулся Синдзе. - Или прибьют, или полегчает. Мне нечего терять. - Все проклятые открытки. - Да не мучайся ты! Ведь не просил же, сам я тебе их принес. Синдзе задумался. Долго кололи молча. - Я вот забыл было о воле, а теперь смерть как бежать захотелось. - Бежать? - шепотом переспросил Кадзи. - Днем и ночью только и думаю об этом. - Синдзе понизил голос: - Как только Южный фронт расшатается, из Квантунской армии начнут направлять пополнение. Кого ж, как не меня послать на передовую? Хино таких вот и отправит в первую очередь - подмоченных или с гауптвахты... А я хочу остаться в живых. Хочу - вот и все! - Ну выживешь, - согласился Кадзи. - А есть у тебя человек или дело, ради которого стоит жить? - Бежать я хочу от людей, от дел этих, бежать, куда глаза глядят, где никто меня не знает, и начать жизнь сначала. - Да куда бежать-то? - почти раздраженно спросил Кадзи. Он поставил лом, прислушался. До них доносился веселый гул казармы. - Куда бежать-то? Сколько отсюда до границы? - спросил он неожиданно для себя. - Километров сорок-пятьдесят, - сказал Синдзе. - До озера надо пробираться по болотам. Завязнешь, считай - конец. А где сухо - сторожевые посты понатыканы. Кадзи снова взял в руки лом. - А ты, Кадзи, что выбрал бы? - вдруг спросил Синдзе. - Землю обетованную, - он кивнул в сторону границы, - или встречу с женой? - Земля обетованная... - Кадзи грустно улыбнулся. - Я обещал жене, что мы начнем жизнь заново, какой бы дорогой ценой это ни обошлось нам. - Ты веришь, что вернешься домой целым и невредимым? - Не знаю. Я должен. Хочется в это верить. Во имя чего умирать? За кого?