Дзюнпей Гамикава. Условия человеческого существования
Издательство "ПРОГРЕСС" Перевод 3.Рахима, Я.Берлина, И.Львовой
ЧАСТЬ 1 *
1
ОНИ брели, не задумываясь, куда идут и зачем, и улица казалась им бесконечной. Они говорили, не умолкая, и еще ни слова не сказали о самом главном. Смеркалось. В надвигавшейся темноте медленно кружил снег, крупный, как хлопья ваты. Такой снег -- редкость в Маньчжурии. Обычно он здесь мелкий и сухой и шуршит, как песок, и ветер хлещет им по лицу, так что снежинки впиваются в кожу, как иглы. А сейчас он падал неслышно и мягко, обволакивая все вокруг. Они дошли до угла и остановились. Редкие прохожие обходили их. В окнах, запорошенных снегом, тепло мерцали огоньки. Улица здесь разветвлялась надвое. -- Мне, наверно, пора,-- сказала она совсем не то, что хотелось. Кадзи смотрел куда-то через ее плечо. Она оглянулась. Позади, в угловом доме, был мебельный магазин. Проследив за взглядом Кадзи, она увидела в витрине большое декоративное блюдо. Мужчина и женщина в объятии. По-видимому, с роденовского "Поцелуя". Взгляд Кадзи оторвался от витрины и, скользнув куда-то в сторону, повис в пространстве. Митико перехватила его и заставила Кадзи встретиться с ней глазами. -- Как это не похоже на тебя. Он не понял или сделал вид, что не понимает. -- Ты опять увиливаешь от главного, Кадзи... В бледном свете Митико увидела, как зажглись на мгновение его глаза и снова погасли, стали холодными и суровыми. Девушке стало больно, тяжелый комок сдавил ей горло. - Не могу понять. Ты все твердишь -- война, война... Мы любим друг друга, а пожениться не можем... Это все из-за войны? - Да. - Но почему же, скажи? - Сам не знаю. Кадзи снова глянул на блюдо в витрине. Митико провела пальцами по его плечам и за воротник робко потянула к себе. - Ты... не любишь меня? - Люблю! -- прошептал он жарко. - Я тоже... Чего же ждать? Почему мы не можем пожениться? - Ну как объяснить, чтобы ты поняла! - И не старайся! Не понимаю и не пойму! -- Она упрямо тряхнула головой, с капюшона посыпались снежинки.-- Знаю, знаю. В любую минуту тебе могут прислать красную повестку. Может быть, даже завтра! Ты это хочешь сказать? Так вот, я больше не желаю это слышать! Я обыкновенная женщина и хочу выйти замуж за любимого человека; иного счастья себе не мыслю и не желаю. И пусть наутро после свадьбы тебе присылают красную повестку! Пусть, я не буду раскаиваться... Плакать буду горько, изойду слезами, провожая тебя... Но другого счастья мне все равно не нужно! Радость, и гордость, и восхищение этой маленькой женщиной нахлынули на него горячей волной. Его решимость отступила перед этой силой. Повестку ему пришлют, и очень скоро. Не важно, какая она будет -- красная, белая, синяя, но ему прикажут бросить все и уйти. И он должен будет уйти с тоской в сердце, понимая, что не вернется. И ничем не убедить себя, что этого не случится. Так, может быть, и в самом деле уступить, пока это еще возможно, своему чувству и испытать то, что кажется таким желанным?.. Пусть это будет только миг и завтрашний день принесет крушение... -- Хорошо. Пойдем сейчас ко мне. На мгновение девушка опустила веки, потом подняла на него сияющие глаза: -- Идем. И она решительно повернулась, чтобы идти туда, где было общежитие Кадзи. Но Кадзи не шевельнулся. -- Нет. Нельзя,-- прошептал он. Митико остановилась и пристально посмотрела ему в глаза. Теперь он видел перед собой искаженное гневом лицо девушки, лицо-маску. -- Ты испытывал меня? Ты шутил?! С этим не шутят! Ты испугался? -- Ее прерывающийся от волнения голос вдруг окреп.-- Боишься запятнать репутацию безупречного служащего?.. Трус! И... дурак! Митико убежала. Он остался стоять словно в оцепенении, подняв лицо к темному небу. "Боишься запятнать репутацию..." Это жгло, как пощечина. Боль незаслуженной обиды, гнев, неутоленная любовь раздирали сердце. Он дрожал. Утонуть в ее объятиях, минутной иллюзией счастья заслониться от всего -- от проклятой войны, от мыслей, от судьбы! Все равно не сегодня, так завтра его погонят туда... Взгляд Кадзи снова остановился на блюде в витрине. Любовники в вечном объятии. Почему же ему и Митико отказано в этом счастье? Война... Минуту назад он, может быть, навсегда оттолкнул от себя Митико и навечно потерял возможность обнять ее. У него перехватило дыхание. Возлюбленная... Разве не в этом образе воплощена радость жизни для мужчины? А он оттолкнул ее.
2
Помещение отдела было заставлено письменными столами. Здесь сидело пятьдесят человек. Как это сплошь и рядом бывает в крупных колониальных фирмах, мало кто из них всерьез занимался работой. Большинство исправно появлялись в положенное время и в положенное время уходили. Чтобы не потерять кусок хлеба, требовалось только умело делать вид, что очень занят. Топили исправно. Почти все сидели без пиджаков, засучив рукава сорочек. Лениво перебрасывались словами, писали частные письма на бумаге с фирменными штампами, с упоением разговаривали по телефону. В воздухе висел удушливый дым от дешевых местных сигарет. Их покупали, когда кончались пайковые японские. От этого дыма першило в горле. Письмоводитель из отделения Кадзи говорил соседу: -- Вот уж не ожидал, что немецкая армия выдохнется под Сталинградом... Теперь на Германию не очень-то можно рассчитывать. Что предпримет Советский Союз -- вот в чем теперь вопрос. Он улыбался, будто все это было просто забавно, хотя в действительности за его словами скрывался страх, не покидавший последние дни окружающих. От Маньчжурии до Тихого океана далеко -- поэтому война с Америкой здесь почти не ощущалась. Зато под боком была извилистая, тянувшаяся на тысячи километров советская граница. И немудрено, что всех здесь тревожил один вопрос: что предпримет Советский Союз? -- Э, чепуха! Нам нечего опасаться,-- младший письмоводитель Ониси охотно поддержал разговор.-- Квантунская армия надежно охраняет границу Маньчжурии,-- и, покосившись на Кадзи, громко добавил: -- Будьте уверены, она не дрогнет, не оплошает! Кадзи промолчал. Он писал очередную докладную записку. "Зависимость темпов развития черной металлургии от общего уровня развития промышленного производства",-- аккуратно вывел он на обложке. -- Ну еще бы! -- отозвался кто-то из дальнего угла.-- С такими удальцами, как наш старший ефрейтор Ониси, Квантунская армия, конечно же, непобедима. Старший ефрейтор запаса, письмоводитель Ониси самодовольно ухмыльнулся. Он участвовал в Шаньсийской операции во время вторжения в Китай, и разнузданные зверства против беззащитных крестьян, в которых он отличился, были, судя по всему, предметом его нескрываемой военной гордости. -- Все-таки я никак не пойму, почему мы в свое время не ударили по России? -- медленно произнес пожилой служащий, сидевший неподалеку от Кадзи.-- Пока Германия наступала, нам было проще простого ворваться в Сибирь и взять Россию в клещи. Ведь после особых маневров Квантунская армия превратилась в могучую силу, а? Ему никто не ответил. И хотя в глубине души многие считали, что было бы, пожалуй, действительно неплохо напасть на Сибирь -- это приблизило бы конец войны и освободило бы их от вечного страха перед красными,-- люди начинали смутно понимать, что Япония не способна вести войну на два фронта. Конторские служащие не знали истинных причин развертывания Квантунской армии, проведенного правительством под ширмой "особых маневров". Им и в голову не приходило, что там, в Токио, были убеждены в неизбежности победы Германии, более того, опасались, что эта победа произойдет слишком скоро, что немецкая армия, прокатившись ураганом по русским просторам, вот-вот окажется у границы Маньчжурии, и ее страшная сила будет угрожать уже самой Японии... Опасались и готовились. Кадзи молчал. Какое счастье, что мы не полезли в Сибирь! -- подумал он и усмехнулся: случись это, молодого человека по имени Кадзи уже не было бы в живых... -- А что слышно про южные острова? -- шепотом спросил кто-то. -- С Гуадалканала, оказывается, мы уже ушли... "Ушли! Просто разгромлены. Гарнизон едва ноги оттуда унес",-- подумал Кадзи, не отрывая пера от бумаги. -- Это стратегическое отступление,-- зычно и самоуверенно бросил Ониси.-- Америкашки дорого за него заплатили, а достался-то он им пустым! Теперь наша армия заняла более выгодные позиции и скоро начнет новое наступление. Вот увидите! И Ониси многозначительно глянул на Кадзи, будто хотел сказать: "Ну что ты можешь на это возразить?" Кадзи поднял на него глаза. Но тут же отвел их в сторону: лавируя между столами, к нему приближался рослый улыбающийся мужчина. -- Как всегда, усердно трудимся,-- шутливо бросил тот, подходя к Кадзи. Это был Кагэяма. Грубые черты лица, широченные кустистые брови и покоряющая широкая улыбка. -- "Зависимость темпов развития черной металлургии от общего уровня развития промышленного производства",-- прочитал он и ухмыльнулся, щелкнув пальцем по обложке.-- Написал бы лучше о зависимости темпов развития любви от хода военных действий! От воспоминания о Митико защемило в груди. Вот уже три дня, как они не разговаривают друг с другом. Она тут, совсем рядом, одним этажом выше. Кадзи чуть было не поглядел на потолок, но вовремя взял себя в руки и остановил взгляд на приятеле. - Ты по делу или так?.. - Да вот проститься пришел. Конечно, это немного сентиментально... Так. Ему уже прислали. Чуть слышно, почти про себя, Кадзи спросил: -- Когда отправляешься? Кагэяма сказал, что уезжает завтра, что через несколько часов -- он взъерошил себе волосы -- этой прически у него не будет, его остригут под машинку, и такую прическу он сможет завести лишь через несколько лет, если ее вообще будет на чем носить. В детстве, когда играли в войну, я всегда был за командира. Постараюсь как-нибудь одолеть и эту игру в солдатики для взрослых! - Завтра? Так скоро? -- Кадзи огорчился, будто это касалось его самого.-- И поговорить толком не удастся... - Я получил повестку пять дней назад. Шлялся все вечера, пьянствовал напропалую. А про тебя вспомнил только сегодня... Да ведь ты, поди, вечерами занят? -- Кагэяма многозначительно показал на потолок.-- А, Кадзи? - Тебе завтра,-- проговорил в задумчивости Кадзи,-- а кто поручится, что послезавтра вдогонку тебе не пошлют меня? - Пошлют, так пойдешь. Подыхать там вовсе не обязательно. Кто-то ведь должен вернуться. Я врожденный оптимист, Кадзи. Люблю жить! Я здесь четыре года, а по-настоящему ни одного дня не проработал, только пил да гулял. Так что сладостей жизни я вкусил достаточно и особенно скучать по ним не буду. Об одном жалею -- любил без меры, а жениться вот не успел. Не оставил по себе памяти, стрелял, так сказать, вхолостую... За ближайшими столами расхохотались. А Кадзи снова подумал о Митико, и ему стало трудно дышать. Кагэяма посерьезнел. - Что ж, если говорить по-ученому, все это проявление неистощимой жизненной энергии нормального человека, а если попросту -- наивная, слепая вера в будущее. Как ты считаешь? - Не знаю... Может быть, обстоятельства и меня сделают таким, а пока не могу назвать себя безоговорочным оптимистом. - Как ты думаешь, сколько это протянется? -- неожиданно перейдя на шепот, спросил Кагэяма. Кадзи пристально посмотрел на непривычно серьезное лицо Кагэямы. Таким он его еще не видел. Сколько протянется? А какое это имеет значение? Кто поручится, что тебя не убьют в первый же день? - Недолго,-- сказал он уверенно. - Года три?.. - Не больше. Кадзи обвел взглядом комнату. Люди делали вид, что заняты своими делами, но Кадзи понимал, что они прислушиваются к каждому их слову. В военное время не стоит высказывать малоутешительные соображения относительно хода войны, тем более в стенах фирмы, работающей на нее. Но в Кадзи будто бес вселился. Он видел, что Ониси искоса следил за каждым его движением. Пусть! Старший ефрейтор Ониси! Герой Шаньсийской операции, боевой опыт которого сводился к тому, что китаянок насиловать приятно, а человека прикончить легче легкого -- стоит только выстрелить ему в затылок!.. Что ж, пусть узнает о войне кое-что еще. Он все-таки скажет. Фронта ему, так или иначе, не миновать. И Кадзи заговорил: -- Когда объявили о нападении на Пирл-Харбор, мне здорово попало от начальства за мои речи. А сказал я тогда вот что: "Не важно, сколько мы потопили американских линкоров. Пусть даже двадцать! Но если при этом мы потеряли хотя бы один собственный -- это уже не победа! Япония вписала безумную, бессмысленную страницу в историю!" -- Кадзи мельком взглянул на начальника отдела; тот уставился на него сквозь очки, сосредоточенно выпятив губы.-- Арифметика тут очень простая, нужно только сравнить уровни производства стали в Америке и у нас -- цифры-то получатся несоизмеримые. Конечно, боевой дух и всякое такое рассчитывается по другим формулам. Но военный потенциал складывается из стали. Да что сталь, со сталью еще не так плохо. По нефти и энергетическим ресурсам нам вообще сравнивать нечего... Но мы во что бы то ни стало хотим победить! Вот и приходится туго великому японскому духу... Достается ему, не знает он ни сна, ни отдыха, то ему надо превращаться в железо, то в нефть, то в оружие, то еще во что-нибудь. Кагэяма горько усмехнулся. Кадзи сосредоточенно прикуривал сигарету, ощущая на себе враждебный взгляд Ониси. У этого типа достало храбрости расстреливать китайских старух, не больше; задуматься над поражением, которое ожидает Японию, у него, конечно, мужества не хватит. -- Влетело мне тогда крепко,-- продолжал Кадзи.-- После нагоняя я подобрал статистические данные, еще раз произвел расчеты и пришел к выводу, что к середине сорок третьего года производство стали в Японии и Маньчжурии будет близко к нулю. Сейчас у нас март сорок третьего. Пока до нуля мы еще не докатились, но сделали все, чтобы достичь этого уровня в самое ближайшее время. Возможно, в мои расчеты вкрались неточности... Ониси с грохотом отодвинул стул. -- Вы пораженец, господин Кадзи! Вы хотите поражения Японии! Его лицо исказила гримаса ярости. Ониси сказал это негромко, но по меньшей мере половина сидевших в комнате его слышали. У Кадзи заколотилось сердце. Какого черта ему понадобилось заваривать кашу! Но отступать, делать вид, что не расслышал, было поздно. Отказываться от своих слов -- тем более. - Чего ты раскипятился? -- спросил Кадзи, как мог примирительно.-- Я говорил о цифрах, а цифры показывают, что лучше было войну не начинать, только и всего. - К чертям твои цифры! Япония уже воюет! -- заорал Ониси. Теперь его слышали все. Не могли не слышать. И сам Ониси не мог уже остановиться, даже если б и захотел. Злобно оглядевшись, он набросился на Кадзи: -- Когда вы щеголяли в студенческих фуражках и прохлаждались в кафе, мы проливали кровь в шаньсийской глуши! А что нам пришлось там вытерпеть, ты можешь понять? Не для того мы страдали, чтобы откармливать в тылу всяких студентов-пораженцев!.. Ин-тел-ли-генты! Не выношу! Когда их призывают на учения по штыковому бою, как положено солдатам запаса, они в кусты, бабы трусливые!.. А туда же лезут рассуждать про войну... Это предат...--- он поперхнулся, и от этого оборванного на полуслове выкрика его возмущение показалось не таким деланным. Над комнатой нависла напряженная тишина. Кагэяма иронически улыбался. У Кадзи кровь отлила от лица. Ну и мерзавец этот Ониси! -- Что же ты замолчал? Ты остановился на полуслове. Возьми себя в руки и договаривай. Ты хотел сказать, что я предатель. Скажи! -- Кадзи швырнул только что прикуренную сигарету.-- Я не спорю, ты участник многих боев, старший ефрейтор пехоты, а я всего только рядовой запаса. Но, как тебе известно, здесь не армия и я твой непосредственный начальник. Рекомендую тебе быть поосторожнее в выражениях! Кадзи вдруг почувствовал, как напружились мускулы на плечах и руках. Так бывало на спортивных тренировках... - Ты тут бахвалился своим мастерством в штыковом бою. Так вот, имей в виду на всякий случай, что я хоть и не под твоим началом проходил эту науку, но штыком тебя достану! - Схватка окончена! О-отбой! -- подняв руку, словно судья на состязаниях по штыковому бою, возгласил Кагэяма. И напряжение, сковавшее присутствующих, спало. У людей отлегло от сердца. -- Что тут у вас происходит? С чего это вы раскричались? -- К ним подошел начальник отдела.-- Прошу не забывать, господа, вы на работе! Кадзи, вытряхнув из пачки сигарету, нервно постукивал ею по столу. Инцидент этот, конечно, запишут в личное дело... Наградные лопнули... Дело ясное -- Ониси, как верноподданный, будет занесен в разряд отличившихся, а Кадзи угодит в черный список... Еще бы -- предатель! Впрочем, не стоит беспокоиться -- наверно, он еще с Пирл-Харбора красуется в списке сомнительных личностей. Э, да пусть делают, что им угодно! Наплевать! Пока-то он им нужен. -- Нельзя забываться, дорогой Кадзи, -- сказал начальник отдела.-- Точность твоих расчетов никто оспаривать не собирается, но разговоров таких вести не следует, -- наставительно продолжал он, оттопыривая толстые губы. -- Долг интеллигента не только в том, чтобы щеголять точностью своих знаний. Как ты полагаешь? Особенно сейчас, в грозную годину войны! Использование знаний для пессимистических прогнозов, как это делаешь ты, может обернуться антигосударственным деянием... Нужно прилагать знания для обоснования оптимистических расчетов. Правильно я говорю? Именно в этом, по-моему, и состоит патриотический долг! Кадзи не мог оторвать холодного, почти враждебного взгляда от лица шефа, от его оттопыренных губ. -- Господин начальник, вас к телефону! -- послышался голос конторщицы. Когда он наконец оставил их, Кадзи взглянул на Ониси. Тот наливал себе чай в углу комнаты. Отпив глоток, он выплеснул остальное на пол и пошел на свое место, избегая взгляда Кадзи. Ну что же, Ониси, если на то пошло, сразимся на боевом оружии, без защитных рубашек! Для военного времени дуэль самая подходящая. Вернее, самая идиотская!.. И Кадзи, как ни был он подавлен всей этой глупой историей, рассмеялся. Глаза их встретились. Ну как, померимся силами? Шеф снова подошел к Кадзи. -- Тебя вызывает начальник отдела горных предприятий. -- Кадзи поднял на него отсутствующий взгляд.-- Наверно, потребовались какие-нибудь пояснения к той докладной, помнишь, ты писал: "О рудных запасах в районе Лаохулин",-- стараясь говорить возможно спокойнее, пояснил он. Да, за Кадзи нужен глаз да глаз. Но очень уж полезный работник. Очень! Компиляторов, стряпающих доклады из чужих выкладок, много... Но написать серьезное исследование можно поручить только Кадзи... -- А насчет Ониси ты не беспокойся, я с ним поговорю. Иди. Кадзи встал. - Получилось небольшое представление в честь твоего отбытия на фронт,-- улыбнулся он Кагэяме. Они направились к выходу. - "Стопроцентный верноподданный и предатель". Драма в одном акте. Как, нравится? В дверях Кадзи оглянулся. Ониси, насупившись, стоял перед начальником. Тот что-то внушал ему, улыбаясь. Ну конечно, что-нибудь вроде: "Ты уж не обижайся, старина, на Кадзи, он у нас такой. Правда на твоей стороне, разумеется. А с ним я серьезно поговорю, будь спокоен". Ох эти верноподданные болтуны, что у них за головы -- кочаны капустные, что ли? -- думал Кадзи. Договорившись встретиться вечером, приятели расстались. Кадзи направился в отдел горных предприятий. Шершавые бетонные стены коридора у кабинетов членов правления были облицованы мрамором. Кадзи кивнула Ясуко из машбюро. На ее строгом лице мелькнула улыбка. Кадзи показалось, будто она хотела что-то сказать. Но на душе еще не улеглось возбуждение от недавней схватки, и он, вежливо поклонившись в ответ, прошел мимо. В конце коридора Ясуко обернулась. Кадзи остановился у двери начальника горнорудного отдела и постучал.