7

- Третий взвод, в казарму не входить! - крикнул от дверей унтер Исигуро. - Стройся тут! Новобранцы с посиневшими губами выстроились в две шеренги. Солдаты других взводов остановились было поглядеть что будет, но тут же, подгоняемые морозом, кинулись в казарму. Видя недовольные лица Хасидани и Сибаты, Исигуро разрешил старослужащим идти. Они вышли из строя, но в казарму не пошли, встали позади Исигуро, - У кого-нибудь из вас есть такие открытки? В поднятой руке Исигуро держал белый листок. - Ничего особенного, а? Обычная военная открытка. У каждого такие. Но посмотрите внимательно на эту штучку... В углу открытки чернел штемпель цензуры. Только с ним отправлялись солдатские письма. А те, что приходили в часть, проверялись Исигуро и лишь потом попадали в руки адресатов. На чистой открытке, которую показывал Исигуро, штемпель уже стоял; выходит, пиши, что хочешь, и отправляй... - Наказывать не буду. Подымите руку, у кого есть проштемпелеванные открытки. Руки никто не поднял. Хмурое лицо Исигуро стало каменным. - Так, значит, ни у кого нет? Ну смотрите, потом пеняйте на себя. - Он угрожающе улыбнулся. - Кадзи, ты что плохо выглядишь сегодня? Кадзи уже не чувствовал холода, но тем не менее никак не мог унять дрожь и избавиться от мучительного сердцебиения. - Тобой по праву гордится четвертая рота, - насмешливо-почтительно проговорил Исигуро. - Тем более неприятно, что две такие открытки найдены у тебя! Как они к тебе попали? Кадзи крепко сжал побледневшие губы. - Эти открытки ты прятал среди других, думал - не заметят, - разглагольствовал Исигуро. В прошлую проверку Исигуро действительно не заметил этих открыток, проморгал, что называется. И Кадзи успокоился, а зря. - Украл или тебе их дали? В ушах у Кадзи гудело. Ну что ж, чему быть, того не миновать. - Украл... Из-за спины Исигуро рванулся Сибата, но тот удержал его. - Где? - В канцелярии, взял со стола господина командира взвода Исигуро. - Когда? - На прошлой неделе, когда убирал канцелярию. - Но у меня нет открыток со штемпелем! - Исигуро повысил голос. - Открытки мои, я сам поставил штемпель. - А где ты его взял? - В столе господина командира взвода... Исигуро усмехнулся. - Дурак! - неожиданно заорал он. - Думаешь, тебе удастся провести меня, унтер-офицера Исигуро? Врать вздумал! А ну, выкладывай все начистоту, кто тебе их дал? Кадзи кусал губы. Пусть уж с ним расправятся, как с вором. Он ни за что не выдаст того, кто дал ему открытки. Кадзи понимал, что самое страшное еще впереди. - Тебе же лучше будет, - примирительно начал унтер. - Я понимаю, ты не хочешь выдавать товарища... - Я сам украл, - упрямо повторил Кадзи. - Ладно. Хочешь отпираться - давай! - Голос унтера зазвенел. - Третий взвод, сми-р-р-но! На два часа по стойке "смирно". Ясно? Смеркалось. Вечером будет верных двадцать градусов. Два часа на морозе - нашли дураков! Новобранцы зароптали. - Господин командир взвода, - Кадзи облизал губы. - Остальные здесь ни при чем, прошу отпустить их. - Все до одного будете стоять по стойке "смирно"! Два часа. Почти одновременно со щелчком каблуков двадцати солдат Кадзи услышал: - Ну же, Кадзи! - Это его подтолкнул Сирако. - Нечего валять дурака! Подумай о других! - прошептал кто-то еще. Саса угрюмо пробормотал: - О-ох, и будет же нам! - Разговоры! - заорал Исигуро. - Ну скажи, Кадзи, что тебе стоит! - простонал Сирако. Кадзи стоял с каменным лицом. Он не скажет. Ни за что. Пусть из-за него страдают все. - Разрешите доложить, - не выдержал Сирако. - Эти открытки ему дал рядовой Синдзе. При мне. - Рядовой первого разряда Синдзе, состоящий при канцелярии? - Так точно. У Кадзи судорожно сжались кулаки. - Ясно. Командир взвода Хасидани, распустите людей. Покосившись на Кадзи, Исигуро ушел. Хасидани с минуту колебался. Надо попросить Исигуро не докладывать командиру роты. А этих двух наказывать? Ушел, ничего не сказал. - Разойдись! - буркнул он. Кадзи остался было стоять. Но Хасидани, даже не взглянув на него, скрылся в дверях казармы. Кадзи пошел следом. У полок для обуви Кубо, тоже из новобранцев, зло уставился на Кадзи. - Что это за номера, Кадзи? - в упор спросил он. - Хочешь, чтобы из-за тебя все ходили с набитой мордой? Нечего заноситься из-за какой-то там гранаты! Кадзи огляделся. Рядом никого не было. - Нечего заноситься, - не унимался Кубо. - А тебе что? Кубо кинулся на Кадзи, но двое солдат удержали его, схватили за руки. На смену тупому безразличию пришло ожесточение. - Кубо, - глухо проговорил Кадзи, - не подходи ко мне! Никогда не подходи ко мне, мелюзга паршивая, убью на месте!

8

- По лицу не бить! - повторил Хасидани. В комнате младших командиров они были втроем: он, Сибата и Ёсида. - Выведайте все, но по лицу не бить! Не стоило выносить сор из избы. И незачем привлекать внимание командира роты. Он уже заприметил, что этот интеллигент несет службу лучше, чем иные старослужащие. - Ясно? Унтер Сибата кивнул. Ёсида ухмыльнулся.

9

В углу ротной канцелярии, у печки, Синдзе уже более получаса "поддерживал корпус". Это была самая простая из пыток, но, пожалуй, и самая утомительная. Избив, как собаку, его поставили на четвереньки, чтоб он "поразмыслил" над своим поступком. Разбитое лицо ныло, руки, упирающиеся в пол, обессилели и дрожали. Скоро он коснется пола животом и тогда получит пинок. То же, если приподнимется. Надо "поддерживать корпус"! Присутствующие при экзекуции подпоручик Хино и унтер-офицеры Исигуро, Сога и Хасидани понимали, что в сущности-то это пустяковый проступок. Своего рода солдатское озорство. Ну что им, новобранцам, скрывать от начальства? Что-нибудь интимное жене, ну, просьба там или жалоба на тяготы солдатской службы, не больше. Дело не в этом. Дело в самом Синдзе. Он брат политического преступника, кто поручится, что сам Синдзе чист как стеклышко? Что у него на душе - никому не известно. Правда, последние три года за ним не числилось никаких провинностей, да и отвращения к воинской службе он, вроде, не показывал. Однако это еще ни о чем не говорит... А Кадзи, которому он передал открытки? Жандармерия охарактеризовала Кадзи как неблагонадежного человека, хотя здесь есть много "но"... Кадзи - полнейшая противоположность Синдзе, отличное здоровье, спортивное мастерство. И к службе относится ревностно, точен, исполнителен. Ему только одно можно поставить в вину - заносчив, груб со старослужащими, а так ни с какого бока не придерешься. Правда, может, это напускное. За ним, понятно, нужен глаз. Один его отказ поступить вольноопределяющимся чего стоит! Такой себе на уме, не мешает задать ему хорошенькую взбучку. На кой черт этому Синдзе понадобились открытки со штемпелем цензуры? О чем он собирался писать? Да и цензура существует не только в роте. Письма проверяют еще и в батальоне, Именно поэтому Хино с Исигурой и нервничали: если письма, пропущенные ротной цензурой, задержат в батальоне или где-нибудь повыше, им несдобровать. Хотя, с другой стороны, кому, как не старой лисе Хино и усердно подражающему ему Исигуро, знать, что чем выше по рангу армейская канцелярия, тем халатнее в ней работают? Что же это за переписка такая, если ее надо скрывать от начальства? - У, мразь, - выругался Хино, покосившись в сторону печки. - Зарублю гада! Сегодня Хино был особенно не в духе. Жена - он женился уже здесь, в Манчжурии, как только получил разрешение жить на частной квартире, - последнее время избегала его. Для этого должны быть свои причины. Главное, пожалуй, это то, что жена все просится в Японию повидаться с родными, а он не отпускает, опасаясь холода одинокой постели. Теперь только и разговоров о том, какие у других хорошие мужья. Вон одну ее подругу муж на целых два месяца отпустил в Японию. Да, всякие бывают мужья. Что касается Хино, так он не то что двух месяцев, двух дней без жены не вынесет. А жена, которой опротивела жизнь в этой глуши, постепенно отдаляется от Хино, хотя не он держит ее здесь, а его служба. Кроме того, другие хозяйственники, умело используя свое положение, обеспечивают семью продуктами, а Хино - нет. А что он может сделать, если новый командир роты капитан Кудо с первых дней корчит из себя неподкупную честность? Для него, Хино, это все, конечно, детские штучки, со временем он сделает капитана Кудо шелковым. Со временем. Но женский ум не в состоянии этого понять, ей вынь да положь, а иначе будешь у нее ходить в растяпах. А когда жена начинает сравнивать? мужа с другими мужчинами да еще ставить его ниже этих других, семейному счастью приходит конец. Как раз вчера он испил всю горечь позора. Стелить себе стала отдельно, зарубить ее, дрянь такую! - Синдзе, поди сюда! Солдат, пошатываясь, встал. - Ну, надумал? Все останется в этих стенах, так что можешь выкладывать начистоту. Пойми, в какое положение ты ставишь унтер-офицера Согу, всех нас! Чемпион полка по фехтованию унтер-офицер Сога был земляком Синдзе. Два года назад, когда Синдзе был зачислен к ним, командир роты вызвал Согу и поручил ему надзор над Синдзе. Сога продвигался по службе не так быстро, как Исигуро, но тем не менее был в числе лучших младших командиров полка. И сейчас Сога соревновался с Исигуро, кто раньше получит старшего унтер-офицера. Сога понимал, что случай с Синдзе на руку конкуренту. Поэтому больше всего Синдзе досталось от земляка. Разорванная губа и распухшие веки - его работа. - Сколько открыток дал Кадзи? - Забыл. - Помочь вспомнить? - Исигуро покосился на Согу. - Две? - вмешался Сога. - Кадзи говорит - две, так, Хасидани? - Да, Кадзи сказал, что только две. Исигуро повернулся к Хино. - Выходит, он ни одной не посылал? - Так мы этому и поверили! - сказал Хино. - Если Кадзи говорит, что две, значит, две, - с трудом шевеля распухшими губами, проговорил Синдзе. - Я не помню. - Сговорились! - бросил Хино. - Поздравляю, хороши у тебя солдаты, нечего сказать! Хасидани надулся. А кто, спрашивается, прислал к нему этого типа, разве не Хино? - Синдзе, не упрямься. Дело выеденного яйца не стоит. Синдзе усмехнулся: сами же делаете из мухи слона. Синдзе дал Кадзи три открытки. Тот однажды пожаловался, так, между прочим, что армейская цензура лезет в самые сокровенные уголки души. Хочется сказать жене что-то ласковое, но, увы, это невозможно. Через несколько дней после этого разговора Синдзе принес ему три открытки. Одну из них Кадзи использовал. Синдзе это помнит. Ничего особенного в ней не было, просто, Кадзи писал, что, как бы война ни повернулась, он непременно вернется к своей Митико и они начнут, как поклялись друг другу, новую жизнь, наверстают потерянное время. Писал, что мечта об этой новой жизни поможет ему выдержать все удары судьбы. Последнюю строку Синдзе запомнил слово в слово, он собственноручно бросил открытку в мешок с почтой перед самой отправкой. - А ты сам сколько открыток использовал? - спросил Хино. - Ни одной. - Штук сто и больше ни одной, да? - Хино мешал кочергой уголья в печке. В отсветах пламени лицо Хино казалось багровым. - Мы с тобой, Синдзе, хорошо знаем друг друга, подружились еще при старом командире. - Лицо Соги стало неподвижным. - Так вот, если ты не хочешь говорить при всех, я попрошу господина подпоручика об одолжении. Думаю, он разрешит нам поговорить с глазу на глаз. Но я делаю это в порядке исключения, из дружбы к тебе, слышишь? Хино сверкнул глазами в сторону Соги. Перед ротным хочет выслужиться, в обход его, Хино, идет. Но Хино вовсе не к чему, чтобы капитан Кудо знал о случившемся. Да и Исигуро взгреют за халатность. - Ну как? - подступал Сога. - Ни одной не использовал. - Синдзе стоял на своем. Это была правда. Да и некому Синдзе писать интимные письма. Его любили два человека на земле: старший брат, сидевший в Порт-Артурскоп тюрьме, и жена брата. Один, заботясь о безопасности Синдзе, намеренно не писал ему, а второй уже не было в живых: она тихо угасла после ареста мужа. Так что писать ему было некуда. Когда-то он, как и другие, любил девушку и жил надеждой, каждый день приближает его к счастью. Но его возлюбленная, когда брата посадили как политического преступника, стала избегать его, а однажды откровенно призналась, что такая жизнь не по ней. "Я люблю тебя, - сказала она, - и всегда буду любить, но я боюсь, понимаешь, так что не сердись..." Нет, конечно, он не сердился. Война - слишком тяжелое испытание для любви. А любовь была лишена всех прав. Кому захочется соединить жизнь с братом политического преступника! Служба в фирме заполняла все его дни, такие же в общем одинокие, как и ночи. И это одиночество не тяготило его. Он не изводил себя мыслями о том, что жизнь исковеркана. Правда, избегал сближаться с людьми. К этой войне не испытывал вообще никаких чувств, она казалась ему бешено мчащейся колесницей, которой управляют фанатики. Остановить ее невозможно, а поэтому лучше отойти в сторонку, чтобы тебя не задавили. Чтобы сопротивляться национальному фанатизму, нужно быть очень стойким. "Пусть малыми силами, но все же сопротивляться". Такой одержимости у него не было. "Я не похож на брата", - сказал он как-то Кадзи, до этого украдкой познакомившись в канцелярии с его документами, с письмом из жандармерии. Даже мобилизацию Синдзе принял почти спокойно; все сожаления и надежды остались за воротами казармы. - Синдзе! - ухмыльнулся Хино. - Отпусти меня, дома жена ждет, спать без меня не ложится. Он с силой сунул кочергу в догорающие уголья, поднялся и вытащил из ящика своего стола флягу со спиртом. Отпил. Глядя на внушительный живот Хино, Синдзе усмехнулся. Вот кто умеет выбирать себе друзей. Фельдшер носит Хино спирт, а судя по животу, подпоручик в тесной дружбе и с унтерами, заведующими кухней. - Рядовой первого разряда, приказываю вам сообщить, куда и когда вы соизволили отправить украденные открытки? Сога и Хасидани вздрогнули. Они знали этот тон, знали, что обычно следовало за нарочито вежливым обращением подпоручика к подчиненным. Синдзе твердил свое: - Не послал ни одной открытки. Постучали в дверь. - Унтер Сибата привел рядового второго разряда Кадзи... - Ну? - Хасидани повернул к нему голову. Сибата забегал глазами, не зная, кому докладывать. - В письмах рядового второго разряда Кадзи ничего не обнаружено... - Да, да, Сибата, можешь идти, - сказал Хино. - А ты подойти сюда! Кадзи сделал шаг вперед. У него подергивалась щека. Только что в офицерской комнате он был зверски избит Сибатой и Ёсидой. Били ремнями. Хино вытащил из печки добела раскаленную кочергу. - Так мы продолжаем утверждать, господин Синдзе, что не послали ни одной открытки? - Так точно. - Точно так? - Хино ткнул кочергой в его сторону, будто невзначай. - Это сущая правда? А ну, Кадзи, выручай товарища, пока не поздно. Глаза Кадзи были прикованы к рукам Хино. Кочерга коснулась брюк Синдзе, и они дымились. - Ну как, Синдзе, не жарко тебе? Солдат закусил губу. - Ну? Хино отпил из фляги и ткнул Синдзе кочергой. Тот затряс головой. В комнате запахло паленым мясом. На лбу у Синдзе выступил пот. - Я... не использовал ни одной... Кадзи дал... всего две... Сплюнув, Хино бросил кочергу в ведро с углем. За эту дырку на брюках величиной с медяк ротный каптенармус Ёсида как следует взгреет Синдзе! Это Хино хорошо известно. Не важно, что обмундирование - "сорт второй, третий срок", каптенармус спросит с Синдзе за эту дыру! Ожог, верно, небольшой. Конечно, потащится в санчасть за освобождением, придется сообщить врачу. - Может, немного горячевато было, - сказал Хино, глянув сверху вниз на Исигуро. - Тоже мне детективы! Дыма много, каши мало. Задали мне работу... - Хино грохнулся на стул. - Эй, занавес! Спектакль окончен! Зрители отвесят друг другу по пятьдесят оплеух. Ну, раз... - Начинай! - крикнул Исигуро. Рука Синдзе вяло коснулась щеки Кадзи. - Это что такое? - Хино пнул ногой ведро с углем. - Сначала! Как полагается! На этот раз щека Кадзи ответила звоном...