На складах, принадлежавших мессеру Марко, разного сорта красок было множество, — они хранились в корчагах и бочонках, в кипах и связках; краски привозились в Венецию из множества стран; в те времена люди любили яркий цвет и широко пользовались им в повседневном быту. Краски сияли повсюду — в цветных стеклах соборов, на статуях, во внутреннем убранстве церквей, замков и домов, на ярких занавесах и коврах, на платьях женщин, на камзолах и полосатых чулках ремесленников, на роскошном одеянии знати. Венецианские мастеровые не носили пышного платья, но они не любили и тусклых тонов: они весело шли на работу, одевшись в светло-серое или коричневое, желтое или зеленое; излюбленными цветами купечества был зеленый, оранжевый, пурпурный и красный. Ярко разукрашены были даже одежды воинов, их кольчуги и сапоги, так же как и платье заезжего люда, стекавшегося в Венецию отовсюду. Оживленная городская улица или базарная площадь во времена Поло прямо-таки сверкала, радуя взор изобилием разнообразнейших красок.
Марко привез из путешествия краситель индиго и всячески старался внедрить его на рынках Венеции и других европейских городов. Но здесь в течение веков привыкли к синей краске вайде, и вытеснить ее без убытков оказалось невозможно. Тогда Марко стал в большом количестве импортировать сушеный лист вайды. Мимо чанов, где готовили эту краску, сначала он не мог и пройти — так разило от них зловонием: подмешав в краску мочи, ее выставляли на солнцепек, чтобы она перебродила. Но вскоре Марко привык к этому и уже не замечал никакого запаха. Таким же образом, как вайда, готовились и многие другие краски. В темных складах лежали груды бразильского дерева с Суматры, с Цейлона, из Индии, громоздились мешки с лакмусовыми лишайниками, чернильным орешком, сумахом, мареной, шафраном.
В отдельном, особо охраняемом месте стояли горшки и ящики с сушеным кермесом — драгоценным червецом, из которого делали чудесную пурпурную краску. На кермес постоянно был высокий спрос, и Марко вывозил этот редкий товар из Испании, Греции и Франции. Он держал также немалые запасы польской щитковки, называемой «польской кошенилью» — закупал он ее в Германии и в Восточной Европе. И кермес и кошениль добывали с большим трудом: кермесового червеца собирали на дубах женщины по ночам, пока не сошла роса, польская щитковка держалась на кустах, которые приходилось выкапывать и, обобрав с них насекомых, снова сажать в землю. Для бедной женщины было большой удачей, если она своими длинными ногтями — ногти следовало специально отращивать подлиннее — могла собрать два фунта червеца в день. Мессер Марко превосходно наживался, сбывая отборного кермеса лекарям, которые останавливали им кровотечение при ранениях, применяли при кровоизлиянии в глазу и, главное, лечили им сердце от слабости — для этой цели кермес считался средством несравненным.
Путешествия Марко и созданная им книга сделали его имя хорошо известным далеко за пределами Венеции. Однажды его посетил знаменитый человек — их дружеские беседы были полезны обоим. Этот знаменитый человек — не кто иной, как Пьетро д’Абано (около 1250–1316 гг.), профессор медицины в Падуанском университете, прославившийся и как врач и как философ[105]. Для своего времени он был весьма смелым мыслителем и писателем — неудивительно, что ему не раз приходилось сталкиваться с властями. Пьетро д’Абано был горд знакомством с мессером Марко — огромный опыт и широчайшие сведения венецианца, его острая наблюдательность произвели на профессора глубочайшее впечатление. Возвратившись в Падую, он написал на латинском языке трактат под названием «Conciliator differentiarum philosophorum praecipue medicorum»[106]. В трактате, среди прочих проблем, знаменитый врач рассматривает следующий вопрос: «Возможно ли жить под экватором?» В связи с этим он описывает некую крупную звезду, которая видна в Занзибаре, и в подтверждение ссылается на слова мессера Марко:
Об этом, наряду со многим другим, говорил мне Марко Венецианец, [а он] является человеком, объездившим в своих путешествиях свет в большей мере, чем кто-либо другой, кого я только знаю, а исследователь он самый прилежнейший. Он видел эту самую звезду ниже Антарктического полюса; у нее большой хвост в виде следующей фигуры [следует рисунок]. Он говорил мне также, что видел Антарктический полюс как бы на расстоянии боевого копья над землей, а Арктический [полюс] совсем скрылся. Он сообщил мне, что оттуда привозят к нам камфору, алойное и бразильское дерево. Он говорил, что жара там сильная, а жилищ мало. Все это он видел в действительности на одном острове, куда он прибыл морем. Он говорит еще, что люди там весьма крупные и что там есть очень большие бараны, у которых шерсть такая же грубая и жесткая, как щетина у наших свиней.
Далее д’Абано ссылается на Марко при решении аристотелева вопроса: «Почему те, кто живет в жарких краях, робки и, наоборот, кто живет в холодных краях, мужественны?» По этому поводу д’Абано пишет:
Я слышал от Марко Венецианца, который пересек экватор, что, как он убедился, люди там крупнее телом, чем [люди] здесь, и что происходит это потому, что в тамошних местах человек не сталкивается с холодом, который истощает тело и делает его меньше в размерах.
Восторженность, с которой Пьетро д’Абайо ссылается в своем трактате на Марко, почтительное отношение к нему как к высочайшему авторитету, нескрываемая гордость при словах: «он говорил мне», «я слышал от Марко» — все это свидетельствует, что по крайней мере некоторые просвещенные люди еще при жизни мессера Марко признавали и высоко ценили знания и опыт венецианца — не говоря уже о его книге. Вполне возможно, что падуанский профессор медицины читал и книгу Марко, — он, видимо, осознал вклад венецианского путешественника в науку и признавал его авторитет уже безоговорочно.
Время шло, а начавший стареть купец не бросал свои торговые дела и нет-нет, да и шел с каким-нибудь иском в суд. Между тем две его старшие дочери стали совсем взрослыми. Фантина, самая старшая, вышла замуж за Марко Брагадина — свадьба состоялась, надо думать, до 1318 года; отец, как требовал обычай, обеспечил ее богатым приданым. Вторая дочь, Беллела, тоже вышла за некоего Бертуччо Кверини и тоже получила от отца немалое приданое.
Когда Марко состарился, между членами рода Поло начались раздоры, хотя раньше они всегда действовали единодушно и в полном согласии. Мы уже видели, что Марко фактически изгнал своего двоюродного брата Марколино из дома, в котором, по-видимому, все родичи мирно жили в течение многих лет. На склоне лет Марко совершенно охладел к своей родне и отвернулся от нее — дела он вершил теперь вместе с зятьями, особенно с Марко Брагадином, жившим в доме Поло. Пользуясь поддержкой Марко, домом Поло завладели чужаки, а когда Марко не стало и присмотреть, направить, припугнуть или примирить ссорящихся было некому, скандалы и судебные процессы шли один за другим.
В 1318 году Марко исполнилось шестьдесят четыре года — для человека XIII века это был возраст преклонный, — и он стал еще более жадным, придирчивым и сварливым. В том же году он потерял своего сводного брата Джованнино. Этот молодой человек, по-видимому, вел дела или Марко, или своего брата Стефано и не раз плавал на Крит, как плавал туда и его единокровный брат Маффео.
Сведения о смерти Джованнино сохранились в таком источнике, где искать их никому бы не пришло и в голову. 18 сентября 1318 года Стефано Поло попросил официального разрешения вывезти тысячу мер зерна «из Апулии в дружественные страны» и такое разрешение получил. Оно было выдано венецианским Большим советом, в нем говорится следующее: «Стефано Поло в своем прошении указывает, что Джованнино, его покойный брат, плыл на корабле… шедшем из Таны, со всеми его [Стефано] товарами, ценою свыше четырех тысяч лир, и по несчастной судьбе погиб вместе с указанным кораблем, и, как совершенно ясно, он [Стефано] потерял все свои товары и… стал нищим; он, по его словам, не может прокормить ни себя, ни пятерых своих малых детей, старшему из которых еще не исполнилось и шести лет». Поэтому Стефано просит разрешения на вывоз товара, чтобы постараться «возместить столь тяжкий убыток». Быстро осуществить свою операцию Стефано, вероятно, не удалось, ибо 22 мая 1319 года Большой совет продлил ему срок, данный на совершение сделки[107].
