Рассказывали в Венеции и другую, более поэтичную историю, трогавшую сердца всех, кто ее слушал, — среди набожных людей она не сходила с уст. Это история о Беаттине — «благословенной девочке». Она родилась в июне 1288 года у графини Елены, жены графа Пьера Тальяпетры, кондотьера, жившего поблизости от Кампо Сан-Вито. Девочка росла прекрасная, как цветок, нежная, как весенний венецианский бриз. Звали ее Мария Беата, это было чудесное, безгрешное дитя. Ежедневно девочка ходила к утренней мессе и к вечерне в церковь святого Мауризио, за Большим каналом. Все лодочники на канале знали ее, все были готовы служить ей, как преданные рабы.
Когда девочка выросла и стала невестой, отец решил повенчать ее с богатым. Она отказалась, а когда отец запретил ей ходить в церковь, она не послушалась отца и по-прежнему ходила туда. Отец и подкупал и запугивал лодочников, запрещая им возить девушку через канал, и однажды, когда она явилась, из страха перед ее отцом перевозить ее все отказались. Тогда прекрасная Мария Беата тут же на мостовой опустилась на колени и стала молить пресвятую деву и святого Мауризио о помощи. Уверовав в их заступничество, она сняла с себя фартук, разостлала его на воде и легонько ступила на него. И — глядите! — тонкая ткань удержала ее, нежный ветерок подхватил девушку, и с божьей помощью она благополучно добралась до другого берега. «Чудо! Чудо!» — кричали лодочники; весть о таком диве быстро распространилась по всем улицам, мостам, базарам и набережным, и скоро только и было разговоров, что о Беаттине и ее фартуке. Скоро самые знатные юноши предлагали девушке руку и сердце, но Беата всем отказала и стала «невестой Христа», свадебные покои заменила ей монастырская келья. Люди начали шептаться, что в ее глазах жизнь потеряла всякую цену и что она в своих молитвах постоянно призывает смерть. И небо услышало ее мольбы, ибо накануне Дня всех святых в 1308 году, без всяких страданий, по-прежнему прекрасная, она опочила, отойдя к отцу небесному; шел ей тогда двадцать первый год. Вся Венеция провожала ее катафалк к церкви святого Вито; никогда не горело столько свечей и не вздымалось столько курений, как в день похорон Беаттины. Ее могила стала святыней, сюда приходили богомольцы и паломники, дож и догаресса ежегодно возлагали на нее свои дары. Потом зародился странный обычай: каждый год в День всех святых ее гроб открывали и к нему, даже из далеких мест, шли женщины с малыми детьми — чтобы дети никогда не тонули, они должны были коснуться священных останков. Все это вызвало такой шум и пересуды, что, по прошествии немалого времени, духовенство приказало гроб закрыть и запечатать. Но венецианские матери и дети вспоминают Беаттину в День всех святых и поныне; толпой идут они в церковь святого Вито, чтобы получить ее благословение.
Дату смерти мессера Маффео Поло мы не знаем. Ясно, что он умер не раньше февраля 1310 года, так как его завещание, дошедшее до нас, помечено шестым числом этого месяца. С другой стороны, как явствует из судебных документов за 1328 год, он умер будто бы до середины мая 1318 года. У нас есть и еще одно косвенное свидетельство по этому поводу: в предисловии к своему латинскому переводу «Описания мира», подписанному 1320 годом, Пипино говорит, что мессер Маффео сделал на смертном одре кое-какие признания своему исповеднику.
Маффео и его супруге бог детей не дал, и большую часть своего состояния Маффео завещал племянникам. На долю Марко пришлось так много богатств, что теперь в его руках было больше половины всего имущества рода Поло. Примерно в это же время умер, не оставив мужского потомства, сводный брат Марко — Маффео, и большая часть его имущества перешла тоже к Марко.
Получив такое наследство, изворотливый мессер Марко забрал плоды торговой деятельности и путешествий всех старших Поло. Но и это быстрое обогащение, видимо, не удовлетворяло его. В своей книге Марко предстает перед нами как расчетливый и хитрый купец, который не упустит ни одной возможности, чтобы прирастить свой капитал. А когда он достиг преклонных лет, он, по-видимому, стал чрезвычайно алчным. Может быть, эта темная черта его характера так резко проявилась потому, что вся вторая половина жизни прошла у него под знаком крушения и неудачи. И наследства, и торговых барышей ему уже было мало. Он давал деньги взаймы дяде Маффео и другим своим родичам и, видимо, всегда на этом наживался. Когда должники ему не платили, он жестоко наседал на них, а если это не оказывало влияния, он обращался в венецианские суды.
Так, мы располагаем решением суда от 2 июля 1319 года, в силу которого Марко взыскал долг со своего двоюродного брата Марколино Поло — деньги же брал взаймы у Марко не Марколино, а его отец Марко, приходившийся путешественнику дядей, и брал их 16 марта 1306 года. Судебный приговор давал право Марко до исполнения решения взять в залог имущество Марколино, взыскать двойную сумму долга и двенадцать процентов годовых за все тринадцать лет задолженности. Таков был венецианский купец, хотя перед ним и стоял не кто-нибудь, а его двоюродный брат! Затем, 10 сентября 1319 года, последовал приговор, по которому, во исполнение судебного решения в июле, в руки Марко переходили два земельных участка в приходе Сан-Джованни Кризостомо, принадлежавшие Марколино.
Существуют и другие письменные источники, которые освещают судебные тяжбы мессера Марко Поло, хотя на этот раз речь идет уже не о его родственниках. 13 апреля 1302 года в «Большую книгу» Большого совета была внесена запись, по которой Марко Поло освобождался от положенного по закону штрафа за неимение водопроводной трубы, «так как он не знал по этому поводу распоряжений».
Другое любопытное упоминание о мессере Марко имеется в решении Большого совета от 10 апреля 1305 года. По записи видно, что некий Боночо из Местре был судим и признан виновным в контрабандной торговле вином (vini per eum portati contra bampnum). Боночо оштрафовали на 152 лиры, простив его провинность при условии выплаты штрафа по частям, — делая по одному взносу в год, он должен был полностью расплатиться в течение четырех лет; всякую недостачу в платеже обязаны были восполнить его поручители. «А его поручителями являются nobiles viri (знатные мужи) Петрус Маурецено [Пьетро Морозини] и Маркус Пауло Миллион и некоторые другие...». На запачканном и пожелтевшем листе около имени Марко чья-то рука, много столетий назад обратившаяся в прах, начертала одно единственное слово — «mortuus» — умер.
Тот факт, что по возвращении из Генуи Марко не прекращал свои торговые дела, подтверждается весьма интересным судебным документом, дошедшим до нас вопреки всем бедствиям и превратностям долгих веков. Это запись приговора — на латыни, конечно, как и все венецианские документы той поры, — вынесенного «Петиционным судом» по делу, возбужденному «знатным мужем» Марко Поло из прихода Сан-Джованни Кризостомо против некоего Пауло Джирардо из прихода Сан-Аполлинаре. Для продажи на комиссионных началах Марко передал Джирардо полтора фунта мускуса. Мускус был оценен примерно в 110 долларов. Джирардо продал по условленной цене полфунта, а остальной мускус возвратил Марко. Когда последний взвесил возвращенный остаток, то оказалось, что в нем недостает одной шестой унции. Более того, Джирардо не отдал ему деньги и за проданные полфунта. Марко просил суд взыскать с Джирардо стоимость как проданного мускуса, так и недостающей одной шестой унции. Судьи вынесли приговор в пользу Марко и отнесли за счет ответчика судебные издержки, а самого его решили «схватить и посадить в заключение в обычной венецианской тюрьме», если он в приемлемый срок не расплатится. Как видно, Марко не только привез с собой из странствий ногу мускусного оленя, но и торговал мускусом.
Непомерно тяжкие условия жизни флорентийских красильщиков вынуждали многих из них покидать свой город, славящийся прекрасными тканями и цветной одеждой. Флорентийские красильщики были в полной зависимости от цехов ткачей и портных: последние определяли расценки за их работу и относились к ним как к нищим поденщикам. Толпы искусных мастеров-красильщиков, проклиная Флоренцию, уходили из города и устремлялись в Венецию. Здесь их принимали охотно, и с появлением флорентийских беженцев красильное дело в Венеции сильно шагнуло вперед. В Венеции красильщиков разделили на три категории. Красильщиков, работавших по черной и по другой простой краске, объединили в цех, который пополнялся из учеников-подмастерьев. Чтобы претендовать на звание мастера, они должны были проработать одиннадцать лет. Рабочий день был долог, с четырех часов утра до семи вечера; прежде чем подмастерья получали звание мастера, они сдавали трудные практические экзамены. Кроме красильщиков по черному были еще две категории красильщиков — красильщики по ценным тканям и красильщики по шелкам. Они не входили ни в какие цехи, а работали как самостоятельные мастера. Вместе с ними в Венецию переселилось немало и ткачей: созданные ими узоры, преимущественно китайского стиля, стали известны по всему свету.
