Джустиниани без приглашения присаживается у постели, чтобы больной во вред себе не напрягал голоса, затачивает и расщепляет кончик нового пера и просит Марко выразить свою волю[110].
Долго водил Джустиниани пером по пергаменту, на особо жестких местах или на складках перо спотыкалось и брызгало.
«И желаю, чтобы моими душеприказчиками были моя возлюбленная жена Доната и три мои дочери и чтобы они исполнили пункты моего завещания. Следует уплатить должную десятину епископу Кастелло, а двадцать сольдо венецианскими гроссами[111] монастырю Сан-Лоренцо, где я желаю быть похороненным. Нужно позаботиться, чтобы долг в триста лир, которые должна мне моя невестка Изабета Квирино, был прощен...» Голос слабел, но все еще звучал, хотя и с явным усилием, — умирающий высказывал желание одарить некоторые венецианские религиозные братства, монастыри, лазареты и кое-каких своих друзей из духовных лиц. Долги монастыря Сан-Джованни и Сан-Паоло простить, простить также долги монаха Бенвенуто, дав ему дополнительно пять лир. Было записано, что и самому Джустиниани следовало выдать двадцать сольдо венецианскими гроссами.
Затем Марко распорядился отпустить на волю своего слугу Петра, татарина, освободив его от всех уз рабства, «как, может быть, бог освободит мою душу от всякой вины и грехов. Я отдаю ему также все, что он заработал своими трудами в своем собственном доме, а помимо всего прочего я дарю ему сто лир венецианскими денариями»[112].
Помолчав немного, чтобы перевести дух, он заговорил снова и распорядился раздать деньги «на помин его души».
Теперь надо было позаботиться о семье. Марко приказал, чтобы его жене Донате пожизненно выдавалась определенная сумма денег, не считая того, что было выдано ей прежде, а также оставил все ее платья и домашнюю утварь, «включая три кровати и все, что к ним относится». Трем своим дочерям он завещал все остальное имущество, по равной доле каждой. «Но пока этот раздел не произведен, его дочь Морета должна получить особую сумму для приданого, на случай, если она выйдет замуж, равную тем суммам, которые были даны каждой из двух других дочерей в день их свадьбы».
Чтобы перевести все записанное на официальный латинский язык, Джустиниани, вероятно, удалился, вернувшись потом с двумя свидетелями. Он прочитал завещание вслух, а затем перевел его для Марко и для всей его семьи. Завещание заканчивалось так: «А если кто осмелится нарушить или исказить это завещание, на того да обрушится проклятие всемогущего господа и анафема трехсот восемнадцати отцов церкви».
Пергамент зашуршал, по нему, жестоко скрипя и царапая, прошлось перо, двое свидетелей поставили свои подписи. Вот перо опять издает какой-то необыкновенный, курьезный звук — это Джустиниани вычерчивает перед своим именем пышную завитушку — табелльонато. Снова шорох пергамента — нотариус складывает его и прячет у себя за поясом. Все трое покидают комнату; когда они спускаются вниз, к поджидающей их гондоле, слышно, как скрипит лестница.
Появляется священник, он подходит к кровати. Нежно он прикасается к умирающему, тихо бормоча, совершает над ним последние обряды святой матери церкви, затем, молча сделав благословляющий жест, уходит через ту же дверь, в которую вошел. Еще до полуночи мессер Марко Поло Венецианец отправился в свое последнее великое путешествие, самое долгое и самое богатое приключениями из всех его путешествий, но вновь возвратиться из этого путешествия домой, в Венецию, ему уже было не дано.
Прах его, как он того желал, положили рядом с прахом его отца Никколо, в портике старой церкви Сан-Лоренцо, под простой гробницей, чтобы он покоился и отдыхал после столь бурной и столь богатой жизни, какую только когда-либо доводилось прожить смертному.
Эпилог
Что же за человек был мессер Марко Поло, проживший столь богатую приключениями жизнь, тот Марко, который совершил такое далекое путешествие, участвовал в войне с генуэзцами, попал в плен, написал свою книгу, возвратился в Венецию, женился, породил детей и умер семидесяти лет? Как сказал Орландини, «la figura di quest’uomo rimasto assai enigmatico»[113].
Ни о его сложении, ни о внешности нам ничего не известно. Он не описан ни в одной книге, ни в одном документе, какие вышли из-под пера его современников. Но он благополучно перенес тяжкий караванный путь в Китай, в течение которого он целый год болел, затем долго жил в Восточной Азии, где приходилось сталкиваться с непривычной пищей и многими болезнями, приспособляться к разным климатам, преодолел изнурительное обратное плавание в Персию, когда немало его спутников погибло, выжил в генуэзской тюрьме, а потом не покладал рук еще в течение четверти века и умер в весьма преклонном по тем временам возрасте — все эти обстоятельства заставляют нас думать, что телом Марко Поло был в высшей степени крепок и кряжист. Кое-какие замечания, разбросанные в его книге, показывают, что Марко придерживался здорового и умеренного образа жизни, так отличавшегося от распущенности большинства его современников итальянцев. Встречающиеся в книге скупые фразы о себе самом — их, возможно, внес в книгу уже кто-то другой — убеждают, что он, видимо, был хорошо сложен и привлекателен, если не красив, лицом; во всяком случае, прочтя всю его книгу, приходишь к убеждению, что женщины различных рас считали его привлекательным. Сказать по этому поводу что-либо другое, кроме того, что мы сейчас констатировали, не имеется возможности, все существующие его портреты надо считать плодом чистейшего вымысла[114].
I. Марко Поло как человек
Располагая лишь немногими, рассмотренными в предыдущих главах, свидетельствами современников Марко Поло, писавших о нем, мы должны сделать попытку оценить Марко Поло как человека и описать его характер по его собственной книге — читая иногда, когда это допустимо, между строк, — а также по тем документам, какие сохранились в архивах Венеции и иных городов.
Характер венецианцев определялся как комбинация «ловкости и ума, лицемерия, терпеливости, настойчивости, алчности и неистощимой энергии». Можно сказать, что Марко обладал всеми этими качествами за исключением лицемерия, которое у него не проглядывает нигде.
Что он был умен и ловок, это явствует из всей его книги, но поскольку данное понятие имеет весьма широкий смысл, мы не будем на нем задерживаться. Терпеливость является одним из самых очевидных достоинств в характере Поло. Пристальное чтение одной только его книги показывает, что той горячности, которую при соприкосновении с людьми Востока обычно проявляли во вред своим делам люди Запада, у него отнюдь не было. В юности, вероятно, и он отличался порывистостью, упрямством и нетерпением. Однако свое долгое, трехлетнее путешествие он совершил в обществе двух человек, которые были гораздо старше и мудрее его, он ехал вместе с людьми Востока, для которых, как и для нынешних их потомков, время почти ничего не значит. Семнадцать лет жизни среди китайцев — самого терпеливого народа из всех народов — и испытания обратного пути еще больше научили Марко терпению. К тому времени, когда ему перевалило за сорок и он взялся за работу над книгой, он прошел уже огонь и воду и был поистине закаленным человеком; нигде он, насколько можно судить, не поддавался раздражению, не выходил из себя, даже не гневался. Надо также иметь в виду, что он писал свою книгу как серию воспоминаний о тех народах и землях, какие ему довелось видеть, и в ней проявились прежде всего объективные, бесстрастные взгляды и оценки автора, а не какие-то чисто личные его эмоции.
