С каким интересом, должно быть, смотрел Марко Поло на эти толпы: тут и персы, красивые, белокожие, тучные, разнаряженные, и их прелестные черноглазые женщины, и арабы из пустынь, с гор Йемена, они смуглы, худощавы и подвижны, высокого роста, с орлиным носом, с пронзительным взглядом; немало из них гордо носит зеленый тюрбан хаджи — знак того, что они совершили паломничество в Мекку. Тут были люди всех цветов кожи — рослые абиссинцы, египетские копты, съехавшиеся из разных стран евреи, индусы (все со знаками своей касты), сыны далеких степей монголы и — Марко видел в них что-то родное — узкоглазые китайцы. Здесь толкались моряки, побывавшие во всех портах, от Кантона до Александрии, бродили рабы, воины, водоносы, продавцы фруктов, купцы.
Наших путешественников встретил военный эскорт — воины были одеты в длинные хлопчатые рубахи, перехваченные в талии плотным поясом, а вооружены кинжалами, ножами и короткими увесистыми мечами. Щиты у них были большие, круглые, а мощные тюркские луки из твердого дерева для прочности выложены роговыми полосками. Одни держали в руках жезлы, другие — боевые топорики, — и жезлы и боевые топорики инкрустированы эмалью. Это было пышное зрелище, и впервые после отплытия из Зайтона, когда их провожала там почетная стража великого хана, Поло почувствовали себя словно бы дома.
В Ормузе венецианцы узнали о многих событиях, которые произошли за те годы, пока их не было в Европе. Они очень огорчились, услышав, что в те дни, когда они еще только собирались отплыть из Китая, умер властитель Персии Аргун, тот самый Аргун, что направил к своему родичу Хубилаю трех послов за невестой. Кокечин лишилась таким образом своего нареченного жениха, и расстроенные венецианцы не знали, что с ней делать.
Страной теперь правил брат Аргуна Гайхату, он был регентом при молодом сыне Аргуна Газане, невзрачном на вид юноше, обладавшем, однако, недюжинным умом и энергией. Старшины экспедиции, прибывшей из далекого Катая, представились правителю страны и рассказали о своих странствиях. После торжественного приема и обычного для Востока утомительного обмена любезностями Гайхату приказал венецианцам доставить Кокечин Газану, который в тот момент командовал войском, охранявшим проходы на границе Хоросана. Привезенная из Китая невеста годилась в жены Газану гораздо больше, чем его отцу. Видимо, они понравились друг другу, ибо вскоре у них состоялась свадьба[91].
В связи с этой историей надо сказать, что в двух старейших рукописях книги Марко Поло имеется весьма любопытная дополнительная запись. В ней говорится (во всей остальной книге об этом нет ни слова), что венецианцы везли еще, кроме Кокечин, и некую дочь царя Манзи (может быть, дочь покоренного Сунского императора), которую тоже благополучно доставили в Персию. Возможно, что эта девушка была послана дополнительно тоже в качестве жены хана Аргуна. О ее дальнейшей судьбе мы ничего не знаем.
Обе царицы, скажу вам, были под охраною трех послов [Поло]; как родных дочерей, оберегали они их и защищали, а царицы, молодые да красивые, всех трех почитали за родных отцов и во всем их слушались. Послы передали цариц их государям. Кокачина [Кокечин], жена Газана… полюбила послов так, что нет того, чего бы она не сделала для них, как для родных отцов. Когда три посла уходили домой и прощались, так царица на расставании горько плакала. Рассказал я вам все, что похвалы достойно, как трем послам поручено было из далеких стран отвезти таких двух невест к их женихам. Оставим это и расскажем о том, что случилось потом.
Здесь и обрываются у Марко эти скудные и скупые, бесстрастные страницы, повествующие о долгом и многотрудном путешествии, где было, надо полагать, немало бед, опасностей, кораблекрушений, где люди страдали от голода, жажды, зноя, от нападений диких и враждебных племен. Такого сжатого и бесстрастного рассказа о столь опасном плавании и путешествий мы не знаем во всей истории исследований Земли.
Описание труднейшего путешествия со всеми его опасностями и превратностями занимает лишь несколько страничек и выдержано в том спокойном, эпическом, лишенном всяких эмоций тоне, который так характерен для Марко, когда заходит речь о его личных делах. «Et que vous en diroie?» — «Что же вам еще сказать?» — этим своим неизменным восклицанием заканчивает Марко рассказ о путешествии, отчет о котором у других путешественников составил бы объемистый том, пересыпанный местоимением «я».
Благополучно доставив госпожу Кокечин ее будущему супругу Газану, венецианцы возвратились ко двору Гайхату, который, вероятно, был тогда в Тебризе. Тебриз находился как раз на пути к дому, и уставшие после долгого плавания венецианцы были рады отдохнуть в этом сравнительно благоустроенном и спокойном городе. Нам неизвестно, почему они задержались, прожив в Тебризе целых девять месяцев. Может быть, их по каким-то соображениям государственного порядка не отпускал Гайхату. Возможно, что они поджидали какие-либо отставшие суда, где были их товары или слуги. Не исключено, что из-за каких-нибудь военных действий караванный путь оказался закрытым и ехать было нельзя. Может быть, путешественники ждали писем из Венеции или других мест или болели. А может быть, все трое задерживались здесь по торговым соображениям: или представился случай округлить капиталы, чем пренебречь было невозможно, или требовалось обратить громоздкий товар во что-то такое, что было легче перевезти и укрыть от грабителей. Чтобы объяснить задержку венецианцев в Тебризе, можно брать любую из этих причин, ибо истинной причины мы не знаем и едва ли когда-нибудь будем знать.
До нас дошло, однако, известие, отражающее жизнь Поло в Тебризе. Из завещания мессера Маффео мы знаем, что пока Поло жили в Тебризе, там умер слуга Маффео Маркето, вручивший своему хозяину некую сумму денег с тем, чтобы тот привез эти деньги в Венецию и отдал их частью его внебрачному сыну Майсо, а частью матери Майсо — Юсе.
Наконец Поло решили трогаться в путь и предстали перед Гайхату, чтобы попрощаться с ним. В благодарность за великие услуги, оказанные венецианцами, правитель выдал им «четыре охранные золотые дощечки» — две из них были украшены изображением кречетов, на одной был выгравирован лев, а четвертая — чистая. Дощечки были «в локоть длины и в пять пальцев ширины, весом от двадцати четырех до тридцати двух унций каждая». Ценность этих дощечек для венецианцев заключалась отнюдь не в золоте; выгравированные на них надписи предупреждали всех подданных хана, «что властью вечного бога имя великого хана должно почитаться и восславляться на многие годы и что каждый, кто не будет повиноваться, подлежит казни, а его имущество — конфискации и что, сверх того, этим трем послам следует оказывать почет и всяческие услуги во всех землях и странах, как если бы это был сам хан собственной персоной, что они освобождаются от всяких платежей и что им следует давать лошадей и столько проводников, сколько потребуется».
Охранные дощечки сослужили Поло неоценимую службу, ибо, как отмечает Марко, «по всей стране их встречали очень гостеприимно, снабжали лошадьми и всем прочим, что требовалось в пути. Кроме того, им давали и конных провожатых, иногда их было больше двухсот»; провожатые охраняли путников там, где им могла грозить опасность. Это было тем более необходимо, что власть Гайхату признавалась далеко не во всей Персии и для безопасности купцов и их спутников в пути часто требовалась сильная охрана.
Вполне возможно, что именно здесь, в пути, венецианцы и получили известие о том, что их великий друг хан Хубилай, властитель всех татар, «ушел из этой жизни». Эта черная весть лишила их всякой надежды на возвращение в татарские земли. Она весьма расстроила и огорчила венецианцев — ведь всемогущий хан был их неизменным покровителем начиная с того самого дня, как они, много лет назад, попали в его владения. На службе у него они разбогатели, щедрой рукой он сыпал на них и почести и отличия. Но испытывая чувство горя, они и радовались и поздравляли себя с тем, что избежали гибели, которая грозила бы им, останься они при дворе великого хана дольше. Благосклонная судьба не отвернулась от них и на этот раз, она умудрилась вновь спасти им и жизнь и имущество в тот момент, когда они уже оставили всякую надежду добраться до родных краев[92].