Как только он расстался с арабами, появился перед ним еврей и взял вещи Ицхака. Повел он его улицами и переулками, дворами и закоулками. Деревья с пышными кронами тянутся вверх, и странные животные жуют жвачку. Солнце шпарит сверху, а песок жжет снизу. Плоть Ицхака – огненное пламя, и жилы его – пламенеющий огонь. Горло его хрипит, и язык – как лепешка, и губы пересохли, и все тело – сосуд, полный пота. Вдруг подул ветерок и принес с собой жизнь. Но как появился внезапно, так внезапно и исчез. И опять будто бы засунули его в огненные ножны и в бассейн с кипятком. Смотрел он на то, что перед ним, и поражался. Привел его этот человек в какой-то двор и ввел в мрачный дом, полный мешков, и свертков, и пакетов, и корзин, и ящиков, и коробок, и множества других пожитков, и сказал ему: «Уже накрывают на стол и вот-вот пригласят господина отобедать». Нащупал Ицхак те самые письма, в которых написали о нем наши предводители в Лемберге; надо показать их хозяину дома, дабы тот убедился, что не ошибся в нем.

Хозяин дома не ошибся в Ицхаке, зато Ицхак ошибся в хозяине дома. Дом этот служил заезжим двором, а хозяин дома был хозяином заезжего двора и старался он для Ицхака только с одной целью – получить с него плату за кров и стол. Если бы пошел Ицхак со своими попутчиками на корабле, не попал бы в эту гостиницу с тощей едой и жирными клопами, которые высасывали из него кровь ночью, подобно их хозяевам, что высасывали из него деньги днем. Или, может, и те, с кем он познакомился на корабле, владельцы гостиницы и вся их дружба ради выгоды? Смирился Ицхак и принял все с любовью. Сказал себе Ицхак, завтра я выхожу в поле, и не нужны мне эти деньги, привезенные из изгнания, и не важно, много взяли с меня или мало.

Провел Ицхак этот день и ночь в гостинице. Много пил, и мало спал, и ждал рассвета, чтобы отправиться в поселение. Как только наступило утро и решил он уйти, сказал ему хозяин: «Позавтракай сперва, а потом пойдешь». После того, как он поел и собрался идти, сказал тот ему: «Куда?» Сказал он ему: «В Петах-Тикву». Сказал тот ему: «Уже ушел дилижанс». Хотел он поехать в Ришон ле-Цион, сказал тот ему: «Сегодня нет туда дилижанса». Хотел отправиться в другое место, сказал тот ему: «Это поселение захватили арабы и разрушили его». Всегда находил хозяин гостиницы предлог, чтобы задержать Ицхака. В то время гостиница стояла пустая, и уж если попадался постоялец, держал его хозяин, пока не кончались у того деньги. Понял Ицхак намерения хозяина. Собрался и пошел искать повозку.

Вышел Ицхак искать повозку. Не успел шагу ступить, как увяз обеими ногами в песке. Это – песок Яффы, который подбирается под тебя, чтобы проглотить тебя. Не успеваешь ты ступить на него, как он осыпается под твоими ногами и превращается в сплошные ямы.

Солнце стояло в зените и ударило в голову Ицхака. Глаза его наполнились соленой влагой, но огонь кипятил и пожирал ее. Одежда его отяжелела, и ботинки обжигают как угли. Выглаженная рубашка, надетая в честь Эрец Исраэль, прилипла к телу, как размокшая маца, а шляпа ниспосылает на его лицо соленую росу.

Бесформенные дома разбросаны в песке, и песок перекатывается через порог и трется о стены. Окна заперты, и жалюзи на них сверкают на солнце. Не видно никаких признаков жизни в этих домах, только лужи с помоями, полные до краев и источающие дурной запах, свидетельствуют о том, что человеческие существа обитают здесь.

Идет Ицхак по пустыне. Ни человека на земле, ни птицы в небе. Только солнце стоит между небом и землей как некая ужасная сущность, не терпящая под собой никакого другого бытия. Если он не сгорит на солнце, изойдет по́том. Уже перестал Ицхак ощущать свою одежду и башмаки и слился с ними в одно целое. Под конец и себя самое перестал ощущать, будто не его это тело.

Милостию Божией не потерял он сознания. Помнил Ицхак дорогу назад и понимал, что может вернуться в гостиницу. Собрал он все свои силы и не повернул назад. Говорил: сегодня я прихожу в мошаву, и вхожу в лес, и сажусь в тень под дерево, и никакая жара в мире не страшна мне. Фантазером был Ицхак и полагал, что жители поселений сажали леса, чтобы сидеть в их тени.

Прошло время – выбрался Ицхак из песчаной пустыни и попал в населенное место. Верблюды, и ослы, и мулы, нагруженные товарами, стояли себе, будто не на них лежит поклажа. Сидели арабы с разноцветными длинными трубками во рту и глазами, поднятыми к небу. Тут же стояли евреи и болтали с арабами.

Обратился Ицхак к одному из парней. Сказал ему: «Сударь, где могу я найти здесь повозку, которая идет в одно из еврейских поселений?» Протянул юноша руку и поздоровался с ним. Посмотрел на него приветливо и сказал: «Новый человек, новый человек!» Наклонил Ицхак скромно голову и сказал: «Вчера я прибыл и теперь хочу поехать в Петах-Тикву или в Ришон ле-Цион. Может быть, знает господин, где я могу найти повозку?» Ответил ему юноша: «Видит гойсподийн мой ряд зельеных деревьес? Если да, пусьть соблаговольит гойсподийн мой повернуть к тьем зеленьим деревьес и там найдет гойсподийн мой повозкейс, которые гойсподийн мой ищейс, это тье, что ийдуйс в Пейсах-Тиквэ и тье, что ийдуйс в Рехойвес и в Ришойн ле-Цийэн и тье, что ийдуйс в другие пойселейнейс братьев наших, сынов Исроэйля, заселяющих Свяйтую Землю в Святой Стране». Почему он так говорил? Потому что смеялся над ашкеназским произношением Ицхака. Разговорился с ним Ицхак, и зашли они в кафе выпить лимонада.

Войдя, увидели там компанию бедно одетых молодых людей, молча сидящих вместе. Подняли они усталые глаза на Ицхака. Один из группы протянул руку, поздоровался с ним и протянул: «Но-о-о-венький!», растягивая «но-о-о», как человек, который хочет заглушить свои мысли и кричит: «Но-о-о, ша, ша». Поздоровался с ним Ицхак и сказал: «Вчера удостоился я прибыть в Эрец Исраэль, – обмахнул шляпой лицо, вытер пот и добавил, – жарко тут, жарко тут». Вскричал один из них в удивлении: «Еще не кончился ияр, а уже жарко ему!» Взглянул другой на одежду Ицхака и сказал: «Воодушевляется солнце от таких патриотов, как ты».

Заказал Ицхак лимонаду себе, и своему собеседнику, и его товарищам. Пил и не мог напиться, пил и не мог напиться. Еще до того, как влага проникала внутрь его тела, она выступала на его лице. Держал он стакан и вытирал пот, вытирал пот и снова пил. Напиток этот, вначале кисло-сладкий, потом режет внутренности и оставляет неприятный привкус во рту. Заказали себе его приятели черный кофе, чтобы убрать этот привкус.

Спросил один из них у Ицхака: «Что нового в мире?» Ицхак, убежденный, что мир – это Эрец Исраэль, ответил: «Я новый человек в стране и еще ни о чем не слышал. Напротив, может быть, я от тебя услышу, что нового в стране?» Вступил в разговор другой и сказал: «Новости ты хочешь услышать? Так слушай. Место это – что это? Кафе, не так ли? И человек, который говорит с тобой, – кто он? Рабочий в Эрец, не так ли? И день сегодня – что за день? Будний день, не так ли? Если так, что делать рабочему в будний день в кафе? А дело в том, что обошел он всех «эффенди» в поселениях Эрец Исраэль и не нашел работы. А почему не нашел работу? Потому что используют там арабский труд. А почему бы не наняться ему на стройку? Ведь здесь, в Яффе, на средства еврейского филантропа и при поддержке одесского комитета «Ховевей Цион»[9] строится еврейская школа и наверняка требуются рабочие руки. Однако заказчики отказывают нам и говорят, что уже переданы все строительные работы в руки подрядчиков, а подрядчики отказывают нам, потому что удобнее им иметь дело с чужими рабочими, ведь труд иноверцев обходится им дешевле. А чтобы не говорили про них, что они отказывают нам, потому что это им дорого и невыгодно, они клевещут на нас, что мы не способны к строительным работам. Мало того что лишают нас пропитания, еще и пачкают наше имя. Что ты смотришь на меня? Или ты не понимаешь язык человеческий?»

Ицхак понимал и не понимал. Понял, что строят еврейскую школу, и не понял, что делают подрядчики. Понял, что обошел этот рабочий все поселения, и не понял, что все было напрасно. А почему не понял? Ведь он слышал иврит? Просто говорил тот на сефардском варианте иврита, вплетая при этом в свою речь русские и арабские ругательства, получившие новую жизнь в Эрец. До чего дорога была для Ицхака беседа с этим человеком! Все – на иврите и в Эрец Исраэль!