– Какой распорядок? – поинтересовался Перл.

– Я просил не перебивать меня, – грозно остановил его доктор Роулингс.

Элис от звуков его голоса вздрогнула, но тут же вновь опустила голову и всем своим видом отразила полное равнодушие к тому, что происходит здесь в лечебнице. Она казалась спокойной, безмятежной и невозмутимой. Но это только на первый взгляд: на самом же деле, она чувствовала себя затравленной и окончательно обессиленной.

– Что, вы разочарованы? – поинтересовался доктор Роулингс, осматривая своих пациентов.

Все сидели понурив головы.

– Ясное дело, у вас была замечательная возможность отвлечься, но я предупреждал всех о строгом режиме. Вы, насколько я понимаю, поверили в мои слова, а вот мистер Капник их проигнорировал. И поэтому, за его выходки будете страдать все вы.

Келли, вскинув голову, посмотрела на доктора Роулингса, который прохаживался перед ними. Она явно хотела что-то сказать, хотела заступиться за Леонарда Капника, хотела поспорить с доктором Роулингсом, что нельзя за выходку одного, даже если она очень плохая, наказывать всех остальных невиновных.

Но Келли так ничего и не сказала. Она сдержалась, боясь разгневать доктора Роулингса.

– Мы с сестрой Кейнор, – вновь завелся доктор, – предупреждали всех вас очень серьезно и хотим, чтобы наши замечания и предупреждения выполнялись беспрекословно. Я хочу, чтобы вы сейчас, выслушав меня, очень хорошо это запомнили и впредь никогда в нашей лечебнице не должно быть нарушений режима и всяких других выходок. В случае неповиновения или нарушений моего приказа страдать будете все – и виновные, и невиновные.

В душе Келли все кипело. Она негодовала, ее взор буквально прожигал доктора Роулингса. Но она сдерживала себя, боясь сорваться.

– Если я или сестра Кейнор вам что-то говорим, то это серьезно, это очень и очень серьезно.

Сестра Кейнор кивала словам доктора Роулингса. Она стояла у самой двери, сжимая, как какую-то драгоценность, пухлую папку с историями болезней. Рядом с ней расположился Перл.

Он поставил левую ногу на стул и вся его поза напоминала монумент. Он стоял во время довольно длинной речи доктора Роулингса совершенно неподвижно.

Доктор еще раз обвел злым взглядом своих пациентов, резко развернулся на месте и направился к двери. Сестра Кейнор открыла перед ним дверь, пропустила вперед и вместе со своим шефом вышла.

Едва дверь захлопнулась, Перл приблизился к двери и прислушался, далеко ли ушли доктор с сестрой.

Все больные с опаской посмотрели на Перла и на затворенную дверь.

Перл развел руки, потом хлопнул и сокрушенно покивал головой.

– Ну что вам сказать, ребята, – очень серьезным голосом, совершенно не дурачась, произнес Перл, обращаясь к своим товарищам.

Адамс и Элис повернули головы и взглянули на Перла.

– Леонард, мы бы могли поесть мороженого, сосисок, погулять… Знаешь, я ведь очень люблю клубничное мороженое… это с детства мое самое любимое… – грустно проговорил Адамс, поднялся со своего стула и возбужденно заходил по комнате.

– Ничего, Адамс, не стоит расстраиваться, – сказала Келли.

– Нет, нет, вы просто не понимаете. Клубничное мороженое – это самое любимое мое лакомство. Для меня оно в жизни – главное. Я помню как в детстве моя мама кормила меня клубничным мороженым. Она всегда на уикенд покупала мороженое и оно обязательно было клубничное. Поэтому я к нему так пристрастился и сейчас, вы даже не поверите, я страдаю из-за того, что не могу всласть поесть своего любимого лакомства. Вы, может быть, его не любите, поэтому вам все равно, а я не могу, у меня даже бессонница от этого может разыграться.

– Адамс, успокойся, – попросила Келли, подошла и хотела погладить Адамса по плечу, но мужчина затряс головой и отскочил от Келли в сторону.

– Тебе хорошо, ты не любишь мороженое.

– Почему? Оно мне очень нравится.

– Вот видишь, видишь, Келли, – закричал Адамс, – и тебе нравится мороженое, а сейчас мы его не поедим из-за Леонарда.

– Ну что ж поделаешь, – проговорила Келли.

– Как это что? Как это что? – быстро затараторил Адамс, – я очень люблю мороженое, вы даже себе не можете представить, как я люблю клубничное мороженое! Оно заменяет мне самые лучшие лекарства, от него у меня всегда хороший сон и хорошее настроение.

– Ребята, – громко сказал Перл, – я не думал, что меня поймают. Я прекрасно понимаю, что подвел вас всех, очень подвел, но поймите, я не хотел этого делать… Адамс, не сердись на меня.

Но Адамс стоял отвернувшись к окну и сквозь жалюзи смотрел на больничный двор: там расхаживало несколько санитаров в белых халатах и сидела в инвалидной коляске старушка с маленькой лохматой собачкой на руках.

– Не сердитесь на меня – повторил Перл. – Келли, ты не сердишься на меня?

– Нет, – Келли покивала головой, – нет, Перл, не сержусь.

– Но ты говоришь это как-то не слишком уверенно? – спросил Перл.

– Ничего, я не сержусь на тебя, – очень грустно сказала Келли, явно думая о чем-то совершенно другом.

Но о чем, по ее глазам Перл догадаться не смог. Он постарался как можно более приветливо улыбнуться Келли. Но девушка на его улыбку никак не отреагировала. Ее лицо по-прежнему оставалось грустным и напряженным, уголки губ подрагивали, а руками она вместо носового платка принялась теребить край теплой шерстяной кофты, которая была наброшена на плечи.

– Я понимаю, что мы все могли бы повеселиться, но я, мерзавец, вас этого лишил… – извиняющимся голосом сказал Перл.

– Не надо об этом, я очень прошу, – обратилась к нему Келли и посмотрела в глаза. – Я часто вспоминаю вечера в этот праздник, как все это происходило у нас дома, правда, я тогда была еще очень маленькой, – мечтательно сказала Келли.

– Представляю, что устраивал твой старик, – весело подхватил мысль Келли Перл.

– Он приглашал пожарную команду, которая устраивала фейерверки, а потом приглашал к себе в гости всю Санта-Барбару.

Келли не смотрела на Перла, она задумалась и ее лицо сделалось еще более грустным. И вдруг она обронила:

– Нет, не весь город, а почти весь.

– Ну ничего, ничего, Келли, – попытался утешить девушку и отвлечь от воспоминаний Перл. – Я думаю, у тебя впереди еще много таких праздников, но тебе надо набраться терпения, переждать, а потом выбраться отсюда. Действительно, Келли, поверь, у тебя впереди еще много-много подобных радостных праздников.

Перл все время пытался поймать взгляд Келли, но она то опускала голову, то смотрела в сторону.

– Я просила, чтобы меня сегодня взяли домой. Но они… они сказали – нет.

– Кто они? – спросил Перл.

– Отец с матерью. Они приезжали ко мне и мне не разрешили это, вернее, им не разрешили, – грустно проговорила Келли.

– Видишь ли, дорогая, по здешним правилам, чтобы тебя забрать домой, хотя бы на один день, надо получить разрешение врачей.

Келли отвернулась от Перла, подошла к подоконнику, оперлась на него и тоже принялась выглядывать сквозь планки жалюзи во двор, ярко освещенный летним солнцем.

Я понимаю, Келли, твоих родителей. Я знаю, что

они с огромным удовольствием усадили бы тебя в свой кадиллак и увезли отсюда.

– Ты думаешь? – глядя в окно сказала Келли.

– Ну конечно, я в этом абсолютно уверен.

– Тогда почему они меня не взяли?

– Чтобы забрать отсюда кого-либо из нас надо тысячи всяческих бумаг, разрешений… Короче, это такая кутерьма и это так нелегко сделать… Вообще, добиться такого разрешения очень сложно и наверное, они не смогли, – сказал Перл, пытаясь объяснить Келли, почему она здесь и почему ей не разрешили уехать с родителями на праздник.