– Теперь, Мейсон, ты это уже знаешь.
– Конечно, теперь я знаю, но очень жалею о том, что не узнал это раньше, о том, что не узнал это от тебя, Мэри. Если бы ты мне рассказала, то этого мерзавца давным-давно бы судили, неужели ты не понимаешь? – Мейсон напрягся и приблизился к Мэри, – неужели тебе все еще не ясно, то, что он сделал с тобой – подсудное дело?
Мейсон хотел заглянуть в глаза Мэри, чтобы увидеть там одобрение своим словам, но Мэри стояла потупив взор, все так же меланхолично вращая чашку с остывшим чаем в дрожащих пальцах.
– Изнасилование – это преступление, даже если оно совершено человеком, который зовется мужем, – твердым голосом говорил Мейсон.
Казалось, он сейчас стоит не в гостиной дома, а в зале суда и перед ним не его возлюбленная, которая ему дороже всего на свете, а присяжные заседатели, и он пытается втолковать-им что произошло.
От холода, звучавшего в голосе Мейсона и от той убежденности, с которой он произносил слова, Мэри стало не по себе, она даже испугалась.
– Изнасиловать человека, согласись, – это страшное преступление.
– Нет! Нет! Мейсон, не убеждай меня, не убеждай обратиться в суд. Я никогда на это не соглашусь, даже если ты будешь во сто крат более убедителен и красноречив.
– Мэри, я не хочу, чтобы ты предлагала мне подставить правую щеку, после того как меня ударили по левой. Я никогда на это не пойду, никогда!
– Но послушай, Мейсон, – Мэри оторвала свой взгляд от медленно падающих чаинок, – я не хочу, чтобы это произошло, я не хочу судебного разбирательства, я не хочу огласки.
Мейсон видел глаза Мэри, видел как они постепенно становятся все более влажными, как Мэри пытается сдержать себя, но это ей не удается.
– Пойми меня, Мейсон, мне не пережить подобной мерзости еще один раз, не пережить…
Слеза сорвалась и медленно покатилась по ее щеке. Мейсон хотел рвануться и вытереть слезу, но Мэри в этот момент отошла от него и опустила голову. Она стеснялась своих слез, ей очень не хотелось, чтобы Мейсон видел ее слабой и беззащитной.
– Но пойми, Мэри, – все таким же убежденным голосом произнес Мейсон, – поступок Марка, то что он сделал, не может оставаться безнаказанным.
– Но, Мейсон, пойми, ребенок родится и он не всегда будет маленьким. Он вырастет, начнет все понимать и каково же ему будет узнать…
– Что узнать? – вдруг Мейсон Кэпвелл посмотрел на Мэри и произнес очень жестко, – что узнать ребенку будет тяжело?
– Мейсон, – очень тихо сказала Мэри, – а вдру! этот ребенок от Марка? И каково же ему будет узнать, что отец изнасиловал мать и отца за это судили.
Мейсон явно не ожидал услышать подобное от Мэри и несколько мгновений вообще не знал, что ему делать. Слова, которые были у него уже приготовлены, вдруг показались ему бесцветными и никчемными. Но Мейсон собрал свою волю и произнес:
– Мэри, я никогда не позволю Марку, чтобы он считал, будто имел на тебя супружеские права. И пусть он думает что хочет, но это ему так не пройдет. Я никогда не позволю, чтобы его поступок сошел ему с рук.
В это мгновение Мэри почувствовала и поняла – пред ней один из Кэпвеллов – безжалостных, холодных, рассчетливых и азартных, Мейсон будет идти до конца и его остановить – невозможно.
– И если ты, Мэри, позволила Марку совершить это, то я ему не позволю и никогда не прощу, – Мейсон круто рванул с места и торопливо покинул гостиную.
– Мейсон, что ты собираешься делать? – выкрикнула вдогонку Мэри.
Мейсон задержался, сжимая в руке дверную ручку, и не оборачиваясь, жестко произнес:
– Сегодня я сделаю то, что должен был сделать вчера, – дверь с грохотом захлопнулась за ним.
Мэри показалось, что эта дверь, этот ее громкий удар, отделил ее прошлую жизнь от настоящей.
После ночи, проведенной в сладких разговорах и любви, София и СиСи были в приподнятом настроении. София прихорашивалась у зеркала, она расчесывала русые пышные волосы, смотрела на свое отражение и оно ей сегодня нравилось как никогда раньше.
Серебристый шелк халата поблескивал, облегая ее стройное тело. Он мягкими складками драпировался вокруг талии, вокруг груди, волнами скатывался с плеч. София даже подмигнула своему отражению.
"Да, сегодня я выгляжу замечательно. Давно я уже не выглядела так хорошо, давно на моих щеках не играл такой румянец, а глаза не сверкали".
Она поправила волосы, откинула их со лба и увидела как у нее за спиной появился сияющий СиСи.
– И что ты мне теперь посоветуешь делать? – глядя на отражение СиСи лукаво спросила София.
СиСи самодовольно ухмыльнулся:
– Наверное, ты посоветуешь мне улизнуть через черный ход, чтобы меня никто не заметил и чтобы никто не знал, что я была у тебя.
– Да нет, зачем все это делать, – СиСи обнял жену за талию и поцеловал в шею.
София сладко улыбнулась и принялась расчесывать свои пышные волосы.
СиСи поцеловал Софию в ухо.
– Погоди, не так громко, давай вначале во всем разберемся.
– Что ж, давай, – СиСи уткнулся в пышные волосы Софии и еще теснее прижал ее к себе.
– Ты что, СиСи, предлагаешь мне сидеть с тобой в столовой за завтраком и смотреть на то, как у всех отпадают челюсти? – София продолжала лукаво улыбаться, подмигивая отражению мужа в огромном венецианском зеркале, оправленном в дубовую раму.
– И черт с ними! Пускай у них отпадают челюсти, пускай даже падают на пол.
София захохотала от шутки СиСи, а он еще теснее прижал ее к себе и попытался поцеловать в губы, но София отвернулась и подставила ему затылок, так что мужчине пришлось довольствоваться поцелуем в затылок.
– А если честно, то мне все равно, – СиСи, наконец, улучил момент и поцеловал ее в раскрытые губы, – мне все равно, – оторвавшись от Софии произнес СиСи, – пусть хоть весь мир знает о нас с тобой.
– Подожди, подожди, – София попыталась вырваться из объятий мужчины, но он крепко держал ее в своих руках, не отпуская ни на дюйм. – И все-таки я думаю, с этим стоит подождать.
Это был странный разговор двух влюбленных – через зеркало. София видела отражение СиСи, тот видел отражение своей бывшей жены. Они целовались в зеркале, обнимались, а голоса их звучали не из зеркала, а висели в пространстве комнаты. И это казалось им новым и необычным.
– Но почему же, дорогая, – мешая Софии расчесывать волосы, сказал СиСи, – ведь наши дети очень хотят, чтобы мы были вместе.
София опустила руку с гребнем из слоновой кости и посмотрела в зеркало на свое отражение.
– Ты думаешь, они этого хотят? – спросила София, глядя в глаза СиСи.
– Да, например, Иден этого очень хочет.
– Ты думаешь?
– Конечно, – СиСи кивнул в зеркале и поцеловал Софию в шею.
Его руки гладили шелк ночной сорочки Софии и гладкий материал буквально скользил в его руках.
– Я знаю это, СиСи, и очень люблю ее. Но думаю, лучше все это нам с тобой решить вдвоем, не вмешивая сюда детей.
– Родная, – вдруг серьезным голосом сказал СиСи, – больше уже ничего не изменится, – он погладил волосы Софии, – я знаю сколь много я причинил тебе горя, несчастья и тревог…
От этих слов лицо Софии сделалось серьезным и в уголках рта появились горькие складки.
– Но больше этого, дорогая, никогда не будет, – СиСи поцеловал Софию в висок и улыбка стерла горькие складки на лице женщины.
– СиСи, но мне нужно время, чтобы привыкнуть к этому счастью, привыкнуть к тебе, привыкнуть к тому, что мы теперь будем вместе, – София легко отстранилась от СиСи и отошла от зеркала. – А еще мне нужно привыкнуть к моим новым семейным обязанностям и вообще, к очень многим вещам, о которых я раньше только мечтала, а потом напрочь забыла, поверь мне, СиСи. И еще, мне нужно… – София на мгновенье задумалась, как бы подбирая слова, которые скопились у нее в душе, – мне нужно время, вернее, нам нужно время, чтобы поверить друг другу.