Мэри чуть не плакала от обиды на себя, от обиды на то, что так сильно ошиблась, и из-за этой ошибки вся ее жизнь пошла вкривь-вкось и что до этого дня она никак не может успокоиться, сосредоточиться на себе и жить с тем человеком, которого любит, с тем человеком, который несмотря ни на что любит ее.

В глазах Мэри стояли слезы, ее рот подрагивал, она нервно сжимала кулаки.

– Прежде всего, Мэри, ты должна это понять: я буду отстаивать свои интересы, – продолжал Марк.

Но его слова долетали до Мэри как сквозь толстую стену. Она уже не улавливала их смысла. Она вновь вспомнила тот день, когда Марк изнасиловал ее, вспомнила боль, все свои страдания, вспомнила свои слезы и ей стало нестерпимо горько. Она закрыла ладонями лицо, отвернулась к окну и тихо заплакала.

Слезы катились по щекам и Мэри их даже не пыталась вытирать.

А Марк, стоя за ее спиной, продолжал:

– Я до конца буду бороться за свои права, ведь ты, Мэри, честная девушка и всегда будешь говорить только правду – я в этом уверен, потому что я очень хорошо тебя знаю, лучше чем Мейсон Кэпвелл. И еще, Мэри, запомни: я тебя люблю.

– Любит, он меня любит, – шептала Мэри, – этот мерзавец меня любит. Боже, за что мне такое наказание? Боже, зачем ты меня испытываешь так сильно? Я уже не могу больше терпеть. Мне так тяжело.

Мэри отняла ладони от лица и глянула в черноту ночи. Кое где горели рваной цепью фонари набережной. К поликлинике подъехала машина скорой помощи. Мэри видела как санитары выкатили из фургона носилки и торопливо заспешили к зданию. Она видела врача, бежавшего за носилками, видела женщину, стоящую под фонарем и провожающую взглядом носилки.

"Боже, опять случилось несчастье! Почему каждый день кому-то не везет? Кто во всем этом виноват?" – задавала она сама себе вопросы, забыв, что сейчас за спиной стоит ее муж Марк, муж, с которым она не хочет иметь ничего общего, которого она хочет как можно скорее забыть и вычеркнуть из своей памяти.

Скорая помощь медленно развернулась у самого крыльца и помчалась в ночь.

"Хорошо, если она кому-то поможет, если кого-то спасет" – подумала Мэри.

А в доме Кэпвеллов жизнь шла своим чередом. На втором этаже шикарной спальни стояла София, повернувшись спиной к СиСи. Она медленно рассказывала:

– У меня в груди обнаружили опухоль и сделали операцию, – София говорила все это так, как будто бы она открывает СиСи Кэпвеллу какую-то важную тайну. Ведь она не могла знать, что СиСи все уже знает об ее операции и об опухоли.

– Опухоль удалили, – спокойно говорила София, – и назначили мне радиотерапию. Мне и сейчас ее делают.

Она стояла, опустив руки, а СиСи тихо подошел к ней сзади, и заглянул в лицо.

– Врачи не обнаружили никакой метастазы, так что они надеются на полное выздоровление? – уверенным голосом сказал СиСи.

– Я не хотела, чтобы ты меня жалел, не хотела твоей жалости.

– Я бы не жалел тебя, я бы посочувствовал.

– Но и сочувствия твоего я тогда не хотела, – глаза Софии наполнились слезами. – Я бы могла тебе ничего не рассказывать и сейчас. СиСи, но у нас появился шанс построить наши отношения на совершенно другом – на доверии и честности…

– Тогда, София, я скажу тебе тоже кое-что, – СиСи отошел немного в сторону и задумался, на его лбу появилось несколько глубоких морщин.

Вдруг СиСи и София услышали, как внизу в гостиной что-то громко упало и разбилось. Он виновато взглянул на Софию и поспешил к двери.

Лайонел Локридж, Августа и Грант привезли Минкс в дом Локриджей. Они зажгли в гостиной свет. Минкс, мать Лайонела, уселась в маленькое кресло и осмотрелась по сторонам. Слезы появились на ее глазах, старческие щеки подрагивали, руки нервно перебирали носовой платок.

– Как я рада, что вновь вернулась под эту крышу, к родным стенам.

Старая женщина трепетно прикоснулась к стене, осмотрелась по сторонам.

– Здесь ничего не изменилось, все осталось как и прежде. Наконец-то я дома, наконец-то… Здесь прошла почти вся моя жизнь, как я счастлива, что вернулась.

Минкс с благодарностью посмотрела на Лайонела, потом на Августу. Ее взгляд едва скользнул по лицу Гранта.

– Лайонел, спасибо тебе, что ты вернул меня домой. Лайонел нагнулся к матери, обнял ее за плечи и старушка трепетно поцеловала сына. От этой трогательной сцены Августа чуть не прослезилась, но удержалась, ведь она прекрасно понимала, что дело еще не окончено, что еще предстоит долгая борьба, – впереди суд, долгая тяжба. Но сейчас все складывается довольно благоприятно и все говорит о том, что, возможно, они с Лайонелом вновь будут богаты, вновь будут иметь в Санта-Барбаре все то, что имели когда-то прежде, а возможно, и больше.

– Спасибо тебе, Лайонел, что ты вернул меня в эти стены, – шептала старуха, промакивая носовым платком покрасневшие глаза.

– Я все это потерял, – Лайонел повел рукой вокруг себя, – я все это и должен был вернуть.

На лице Лайонела была самодовольная улыбка победителя. Он радовался своим успехам. А недавно выпитое шампанское кружило голову и он чувствовал, что на этом не остановится, что это всего лишь первый шаг, за которым последует возвращение всего состояния.

– Нет-нет, – запротестовала Минкс, – этот дом ты не потерял, Лайонел.

Минкс покачала указательным пальцем перед своим лицом.

– Этот дом у нас украли. Украли, Лайонел, и мне с трудом верится, что ты смог его вернуть, вырвать из рук этого мерзавца, СиСи Кзпвелла. Чтоб он провалился в тартарары, этот мерзавец! – произнесла старуха и захихикала.

– Видишь ли, мама, – Лайонел задумчиво потер пальцами седеющий висок, – это очень длинная история.

– Что за история? – изумилась старуха, перехватив взгляд своего сына, который тот устремил на Августу и Гранта. – Что это за история, почему вы мне стараетесь ничего не говорить?

– Мейсон пошел домой. Я его проводил. Моего брата, кажется нет дома, – потирая руки, сказал Грант. Мы пока ничего не объясняли, Минкс, вернее, не объясняем… Да что здесь, собственно объяснять? И так все ясно. Это победа, настоящая победа, наша с тобой, Лайонел и наша с тобой, Августа. Мы победим СиСи, вернее, уже победили.

Старуха вновь вопросительно посмотрела на своего сына, ожидая пояснений. Но вместо Лайонела вновь заговорил Грант Кэпвелл.

– Я помню, Минкс, тебя еще молодой, помню, как ты приехала в этот дом краснеющей невестой. Пока у нас все идет по плану и если так же пойдет и дальше, то это наверняка станет твоим.

– Послушай, Лайонел. что это все значит? – начала Минкс – Что здесь делает этот Кэпвелл? И почему он говорит, будто этот дом только еще будет нашим? Ведь ты мне сказал, что он уже наш.

Грант попытался ее успокоить, но это ему все же не удалось.

– Понимаешь, Минкс, не все так просто, – начал говорить Грант, – еще будет суд, затем разнообразная юридическая казуистика. Но когда все осядет, все окончится – дом будет принадлежать нам, то есть тебе, Лайонелу, Августе, – сказал Грант и подмигнул старой женщине.

Лайонел посмотрел на Августу, лицо той хранило прежнюю снисходительную улыбку.

– Знаешь, Минкс, – сказал Грант, – твой муженек, конечно, подмочит свою репутацию, но в принципе, так ему и надо.

Старуха вновь вопросительно посмотрела на сына, ожидая пояснений.

Когда СиСи неторопливо спустился в гостиную, Мейсон выбирался из-под стола. В одной руке он сжимал старую потертую книгу, а в другой – большую граненную бутыль с виски.