Новатор. Корень этого слова, казалось бы, указывает на его чисто русское происхождение — от «новый». Но вот вторая часть вызывает сомнение: «-тор» — характерный латинский суффикс, близкий по смыслу нашему «-тель»: «наниматель», «открыватель». «Оратор» — тот, кто говорит, «дегустатор» — кто пробует на вкус, и т. д. Сомнения справедливы: слово образовано не от русского «новый», а от латинского «новус», имевшего то же значение. «Новатор» — открыватель нового, тот, кто обновляет.

Новелла. Вот вам еще производное от этого латинского «novus»: «novellus» по-латыни значило «новенький», a «novella» было женским родом от него: «новинка», «новенькая».

Новичок. Слово из тех, которым очень легко дать неверное объяснение: «новенький», и дело с концом. В действительности же оно — уменьшительное от старинного придворного звания «новик»: так называли в допетровские времена дворянских «недорослей», взятых на царскую службу во дворец. В XVIII веке оно получило новое значение — «матрос-новобранец», а затем его уменьшительная форма — «новичок» — привилась в языке школы и стала значить «школьник-первогодок», «только что поступивший ученик». Как видите, в языке случается и так, что основная форма слова умирает, а производная живет себе и живет. Слово «новик» вы можете встретить сейчас разве только в заголовке полузабытого исторического романа «Последний Новик» да в распространенной фамилии Новиковы.

Нога. Никому из нас не приходит в голову в слово «нога» видеть хоть малую тень шутливости: слово как слово — нижняя конечность человека, конечность птицы, некоторых животных… Между тем когда-то оно было, так сказать, словом-шуткой. Наше «нога» родственно слову «ноготь», литовскому «нага» — «копыто». В древности обычным названием нижней конечности человека было исчезнувшее затем общеиндоевропейское слово, звучавшее как-то вроде «пех» (латинское «pes», греческое «pous» дают о нем некоторое представление, как и наши «пеший», «пешком», «пехота»). Слово же «нога», означавшее «копыто», тогда употребляли примерно так же, как мы сейчас употребляем слова «морда» или «рыло», говоря о лице, «лапа» — о руке, — с оттенком грубовато-фамильярной шутки. А потом основное слово отмерло, забылось, и «нога» стало единственным обозначением своего предмета.

Это не исключительный случай в истории языков, напротив того, так бывает нередко. Например, французское «тэт» — «голова» восходит не к латинскому «капут» — «голова», а к заменявшему его в римском просторечье слову «тэста» — «черепушка». Так римляне именовали голову сначала лишь в шутку (говорим же мы иногда: «у него котелок не варит» — о глуповатом человеке), а затем уже и всерьез.

Ноздря. Есть этимологи, желающие видеть в этом слове соединение двух элементов: «нос» и «деру»; тогда «ноздря» (а в древнерусском — «ноздра») значит «дырка в носу». Другие ученые считают, что слово произведено от основы «нос» при помощи суффикса «-др-»; по их мнению, «дыра» и «драть» не имеют сюда отношения.

Нокаут. Вернитесь к слову «локаут» — оба они образованы сходно и оба взяты нами недавно из английского языка. По-английски «to knock» — «бить», «выбивать», «out» — «вон», «наружу». Всё вместе буквально означает «вышибание вон», «выведение из строя».

Номер (и нумер). Латинское «нумерус» («число») пришло к нам из польского языка в произношении «нумер». Затем стали говорить «номер», но в производных словах сохраняется и старое «у»: «нумерация», «нумератор», «нумеровать».

Носорог. На первый взгляд просто: увидели люди такого зверя и, естественно, назвали его по главному признаку. Однако наши предки никогда и нигде не встречали носорогов, а слово «ноздророг» существовало уже в древнерусском языке. Это типичная калька, перевод по частям древнегреческого «ринокерос» — «носорог», от «ris» (родительный падеж — «rinos») — «нос» и «keras» — «рог». Странно: если это калька, то каким же образом могло в русском языке в разное время возникнуть два близких, но неодинаковых слова: «носорог» и «ноздророг»? А дело в том, что греческое «rinos» могло значить и «нос», и «ноздри».

Нота. Оба значения этого слова — «знак музыкальной записи» (а отсюда и «звук определенной высоты») и «дипломатическое обращение» — произошли от латинского «nota» — «значок», «памятка».

Ноябрь. Из латинского «новембер» — «девятый» (см. Декабрь). Прежде чем попасть к нам, слово это превратилось в греческом языке в «noembris». Отсюда и получилось наше «ноя-» на мосте латинского «новем-».

Нутро. Любопытная пара к слову «недра», образовавшемуся таким же способом. Древнее словосочетание «вънѫтро» испытало «переразложение» на границе между предлогом и именем, превратилось во «въ нѫтро» (ср. наше «внутрь»). Древнерусское «<ѫтро» имело значение «находящееся в глубине, в середине»; отсюда — «утроба».

Нырять. Не так-то легко сообразить, что у «нырять» — общий древний корень с «нора» и с «понурый». Ученые полагают, что это так. А то, что во всех этих словах разные гласные звуки, их не смущает: это явление перегласовки; его можно наблюдать на таких группах родственных друг другу слов, как «вал» и «волна», как «вода» — «ведро» и «выдра».

Обед. Понять, как «устроено» это слово, легко, если знаешь, что в древности оно обозначало не саму дневную трапезу, как теперь, а время до и после оды. Поэтому оно и построено из корня «-ед-» («еда») и приставки «об-» (как «объем», «обход» и т. п.). В народных говорах оно получило еще переносное значение — «полдень» и, далее, «юг», потому что в старину пищу принимали в середине дня, когда солнце стоит в южной части неба. (Прочитайте о слове меридиан.)

Обезьяна. В древнерусских документах такого слова не было; это животное именовалось «пифик» (из греческого «pithekos» — «обезьяна»); затем было позаимствовано из персидского языка слово «абузинэ», из которого и возникло «обезьяна».

Обелиск. В древнегреческом «обелос» значило «рогатина», «острие копья», «вертел». Отсюда «обелискос» — «копьецо», а затем и «заостренная сверху колонна», похожая на наконечник копья.

Обеспечить. См. Беспечный.

Обитать. В старославянском языке «витать» значило «жить»; современное наше значение этого слова — парить, носиться в вышине — родилось как переосмысление из таких сочетаний, как «витать (жить) в облаках». Из этого «витать» возникли и такие слова, как «об-(в) — итать» («жить»), «об-(в) — итель» («жилище»).

Облако. «Оболакивай-ка гуню стариковскую!» — говорит один герой древнерусской былины другому. «Оболакивать» значило «надевать», «облачаться». И в современных народных говорах «оболакивайся» значит «одевайся»; в них встречается и «оболоко» на месте нашего литературного «облако». Таким образом, «облако» — то, что оболакивает, облекает. Это старославянизм, а вот «оболочка» — чисто русское образование.

Область. Еще одно заимствование из старославянского языка: по-русски должно было бы получиться «оболость»; оно было бы построено из «об-» и«(в)олость» со значением «округа, подчиненная власти господина».

Обморок. Спорный случай. Можно возводить это слово к «обмереть» — потерять сознание, можно связывать его с «мрак» (русское «морок»; ср. глагол «обморочить» — обмануть, затуманить голову). Это довольно правдоподобно: говорим же мы о потере чувства: «потемнело в глазах».