Сад тщательно осмотрели, но не нашли никаких признаков присутствия человека под окном — прямо под ним у стены стояла огромная подставка с цветочными горшками, закрывающая подход к окну.
В ту же ночь обитатели дома услышали торопливый стук в кухонное окно, повторявшийся через небольшие промежутки времени. Женщины перепугались, а слуга-мужчина, прихватив с собой пистолет, открыл дверь черного хода, но ничего не увидел. Закрывая дверь, он, по его словам, услышал „глухой удар кулаком“ и почувствовал, как на нее надавили, словно кто-то пытался пройти внутрь; это его испугало, и, хотя стук в окно продолжался, он больше не пытался ничего выяснить.
На следующий день, в субботу, около шести часов вечера повариха, „честная, здравомыслящая женщина лет шестидесяти“, сидела на кухне одна и, подняв голову, увидела предположительно ту же самую полную, но аристократического вида руку, которая прижалась ладонью к стеклу, словно пыталась нащупать неровности на его поверхности. Она закричала и прочитала какую-то молитву. Но рука убралась не сразу, а лишь через несколько секунд.
После этого случая много ночей подряд раздавался стук в дверь черного хода — поначалу тихий, потом все громче и громче, словно кто-то сердито барабанил костяшками пальцев. Слуга больше не открывал дверь, но спрашивал „Кто там?“; однако ответа не было, слышался лишь звук ладони, которая мягкими, осторожными движениями ощупывала дверь.
Все это время мистер и миссис Проссер сидели в гостиной и с беспокойством слушали стук в окно — временами очень тихий и осторожный, словно тайный сигнал, а иногда резкий и такой громкий, что, казалось, стекло вот-вот разобьется.
Все это происходило в задней части дома, выходящей окнами, как вам уже известно, на фруктовый сад. Но во вторник вечером около половины десятого точно такой же стук раздался во входную дверь и, сводя с ума хозяев, продолжался с небольшими перерывами в течение двух часов.
После этого несколько дней и ночей их никто и ничто не беспокоило, и они уже было решили, что неприятности кончились. Однако, вечером 13 сентября Джейн Ис-тербрук, горничная-англичанка, отправилась в кладовую за небольшой серебряной чашей, в которой подавала своей хозяйке „посеет“ — горячий напиток из молока, сахара и пряностей, створоженный вином, — и, случайно скользнув взглядом по маленькому окошку, заметила, что из отверстия в оконной раме, в которое вставляли специальный болт, поддерживающий задвижку, торчит белый пухлый палец — сначала появился один кончик, потом просунулись две первые фаланги. Палец вертелся в разные стороны и изгибался крючком, словно пытаясь нащупать засов и отодвинуть его. Вернувшись на кухню, она рухнула, по словам очевидцев, как подкошенная и весь следующий день чувствовала себя ужасно.
Мистер Проссер, будучи, как я слышала, трезвомыслящим и самоуверенным человеком, не верил в существование призрака и посмеивался над страхами своих близких. Он лично считал, что это чья-то злая шутка или мошенничество, и ждал лишь удобного случая, чтобы поймать мерзавца прямо на месте преступления. Он не скупился на проклятия и угрозы и полагал, что все нити заговора держит в руках кто-то из домашних.
И в самом деле, нужно было что-то предпринимать: не только слуги, но и сама миссис Проссер страшно боялась и выглядела несчастной. Вечером они не выходили на улицу, а после наступления темноты ходили по дому только парами.
Примерно неделю ничего не происходило; но однажды вечером, когда миссис Проссер находилась в детской, ее муж, сидя в общей комнате, услышал тихий стук во входную дверь. Вокруг стояла полная тишина, поэтому он прозвучал весьма отчетливо. С этой стороны дома стук раздавался впервые, и кроме того, изменилось, так сказать, его качество.
Оставив дверь в комнату открытой, мистер Проссер тихонько прокрался в холл. В массивную дверь тихо и непрерывно стучали „ладонью“. Он хотел было резко распахнуть дверь, но передумал; на цыпочках вернулся в комнату и поднялся по лестнице, ведущей на кухню. Там, рядом с кладовой, располагался „оружейный склад“, в котором он хранил ружья, шпаги и трости.
Кликнув слугу, которому доверял, он положил в карман пару пистолетов, еще одну пару выдал слуге и вместе с ним осторожно направился к двери с толстой тростью в руке.
Все шло по плану. Ничего не подозревающий злоумышленник стал более нетерпеливым; тихое похлопывание, которое поначалу привлекло внимание хозяина, теперь сменилось ритмичными и резкими ударами.
Рассерженный мистер Проссер открыл дверь, перегородив ее рукой, в которой держал трость. Выглянув наружу, он ничего не увидел; однако, его рука странно дернулась, словно кто-то толкнул ее, и под ней что-то осторожно протиснулось. Слуга тоже ничего не увидел и не почувствовал и не мог понять, почему хозяин резко обернулся, размахивая тростью и резко захлопывая дверь.
С тех пор мистер Проссер больше не сердился и не ругался и старался избегать этой темы, как и остальные домочадцы. Он чувствовал себя крайне неуютно, и в нем крепло убеждение, что, открыв входную дверь в ответ на стук, он впустил злоумышленника в дом.
Он ничего не сказал миссис Проссер, но раньше обычного удалился в свою спальню, „где немного почитал Библию и помолился“. Надеюсь, столь подробное описание этого поступка не свидетельствует о его исключительности. Судя по всему, он долго не мог заснуть; и предположительно в четверть первого ночи он услышал тихое похлопывание по двери спальни, потом кто-то медленно провел по ней мягкой ладонью.
Страшно испугавшись, мистер Проссер вскочил и запер дверь с криком „Кто там?“, однако не получил никакого ответа — лишь тот же знакомый звук ладони по обивке.
Утром горничная в ужасе обнаружила отпечаток руки на покрытом пылью столе в малой гостиной, на котором накануне распаковывали дельфтский фаянс. Робинзон Крузо испугался гораздо меньше при виде отпечатка босой ноги на песке. К этому времени все до безумия боялись этой руки.
Мистер Проссер исследовал отпечаток и не воспринял его всерьез, хотя, как он клялся потом, на самом деле крайне обеспокоился этим обстоятельством и только ради спокойствия слуг отнесся к нему с насмешкой; тем не менее, он велел им по очереди приложить ладонь к тому же столу, получив таким образом аналогичный отпечаток всех обитателей дома, включая себя самого и своей супруги; в своем „аффидавите“ он утверждает, что форма руки отличается от формы рук всех живущих в доме и соответствует той, которую видели миссис Проссер и повариха.
Кем бы или чем бы ни был владелец руки, все догадались, что таким замысловатым образом он дает понять, что уже не снаружи, а внутри дома.
Теперь миссис Проссер стали мучить странные и ужасные сны, некоторые из которых подробно описаны в длинном письме тети Ребекки и кажутся настоящими кошмарами. Но однажды ночью, когда мистер Проссер закрыл дверь спальни, его поразила полнейшая тишина в комнате — не было слышно ни звука, даже дыхания, что показалось ему странным, поскольку он знал, что жена спит, а слух у него отменный.
На небольшом столике, стоящем у изголовья кровати, горела свеча, еще одну он принес с собой, а под мышкой держал тяжелый гроссбух своего тестя. Он отдернул полог с одного края кровати и задохнулся от ужаса, увидев миссис Проссер, как ему в первое мгновение померещилось, мертвой, с застывшим белым лицом, покрытым холодной испариной; а на подушке рядом с ее головой лежала, как ему сначала показалось, жаба — но на самом деле из-под полога торчала все та же пухлая рука, тянувшаяся пальцами к ее виску.
Мистер Проссер в испуге ткнул гроссбухом в полог, за которым, по всей видимости, стоял владелец руки. Рука моментально исчезла, всколыхнув полог, и мистер Проссер, обогнув кровать, успел увидеть, как белая пухлая рука закрывает за собой дверь стенного шкафа, расположенного с другой стороны кровати.
Он рывком распахнул дверь и заглянул внутрь: но, кроме висевшей на вешалках одежды, туалетной полочки и зеркала, там ничего не было. Он резко закрыл дверь, запер ее на ключ, и, по его словам, на мгновение ему показалось, „что он теряет рассудок“; позвонив в колокольчик, он созвал слуг, и с большим трудом им удалось вывести миссис Проссер из „транса“, во время которого она, судя по ее виду, заглянула в глаза смерти; и, добавляет тетя Ребекка, „из того, что она сама мне рассказала о своих видениях, она побывала в настоящем аду“.
