— Да, но разница, и большая, в том, что Карл Десятый короновался в Реймсе,[33] как велит традиция французских королей, — перебила хорошенькая м-ль Бриду. — А Луи-Филиппу надели корону в Париже.

— Что ж, корона остаётся короной… И всё-таки платье королевы, пусть она блистала в нём не в Реймском соборе, а в Парижском, было всё заткано жемчугом и бриллиантами… Представляете себе, сколько оно стоило казне…

Продолжения разговора о стоимости королевского платья Люсиль не пришлось услышать, так как раздавшийся внезапно голос хозяйки перекрыл все остальные голоса:

— В четверг я была в театре «Нувотэ» на первом представлении пьесы «Мы все солдаты!». Вы не можете себе представить, как правдиво играли актёры! Сидя в ложе, мы почувствовали себя перенесёнными на улицы в июльские дни. Бои, солдаты — всё было так натурально, ещё минута, и я поверила бы, что ружья направлены на нас и сейчас выстрелят… Бррр… прямо мороз по коже подирает, как вспомню. Но какие отважные эти студенты Политехнической школы, сражавшиеся бок о бок с солдатами! А звуки «Марсельезы»!.. Поистине это было чудесное зрелище…

Люсиль с трудом скрывала своё негодование. «Легко теперь г-же де Мурье восторгаться “Марсельезой”!»

А м-ль Бридо не преминула спросить сладким голосом:

— А что вам больше понравилось — студенты или «Марсельеза»?

— Конечно, студенты, — услышала Люсиль знакомый голос и смех. — Ведь они всё ещё остаются героями дня!

Знакомый смех и голос принадлежали Воклеру.

Люсиль едва пересилила себя, чтобы не встать и не уйти. Всё она готова была перенести здесь: пошлые разговоры, неприятное ей внимание молодых людей — гостей салона, рассматривавших её с нескрываемым восхищением, но Воклер… Она не видела его с того дня, как он с ней «рассчитался», и надеялась, что больше не увидит никогда.

Воклер сразу её заметил и обратил внимание на то, как она красива. Выступая в роли работодателя и соавтора, он и не задумывался об этом. А сейчас его поразила внешность Люсиль.

Он поспешил подойти к ней:

— Мадемуазель Менье, я слышал о вашем горе… Примите мои искренние соболезнования. Утешайтесь тем, что революция требует жертв, что мы обязаны ей…

Он говорил ещё и ещё. Люсиль наклонила голову, машинально разглядывая белую гвоздику, лежавшую на её коленях. До неё доносились как сквозь туман отдельные банальные слова: «Их не забудут потомки!», «Как хорошо эти гвоздики и ваши белые руки оттеняют чёрный цвет вашего платья!»

К счастью для Люсиль, один из молодых людей, впервые приглашённых в салон г-жи де Мурье, отрекомендовавшись, попросил разрешения сесть подле Люсиль и начал с ней светскую беседу, показавшуюся ей после речей Воклера менее пошлой.

Она изредка отвечала своему собеседнику, ничего не значащими словами: «Да что вы!», «Неужели?», «Может ли быть?» — а сама сосредоточенно думала только о том, что замена одного короля другим ничего не изменила или изменила очень мало. Так же тяжело работает наборщик Клеран, Ксавье безуспешно ищет места, парижские рабочие не получили ничего. Дядя Анри вот-вот останется без работы, потому что, пишет он, безработица подступила к лионским шёлкоткацким мастерским. Катрин остаётся недоучкой, потому что нет денег её учить… Здесь же баронов и графов сменили банкиры, дельцы, у которых кошельки набиты деньгами. На их жёнах такие же дорогостоящие наряды. А Мишель погиб… Ксавье ранен, и рядом с ним погиб Морис. И Жерома, который так чудесно декламировал, нет в живых!

— Госпожа и господин Горан! — провозгласил лакей.

Подняв глаза, Люсиль увидела Жанну Горан во всём сиянии её красоты, драгоценных камней и роскошного туалета, а рядом с ней и Горана, которого видела впервые.

Хотя Воклер едва ли не первый узнал о браке Жанны с Гораном, увидев её здесь, он с горечью вспомнил, что она обманула его надежды. Этот блеск, это богатство ослепили его. Ну погоди, бездушная красавица, не думай, что я сложил оружие, потому что ты мне отказала! Ты вовремя нашла «человека будущего», но и я не промах… Твой «человек будущего» создал тебе беззаботную жизнь, без которой ты не можешь существовать, но славы и блеска твоему имени он не придаст…

Воклер бессознательно перевёл взгляд с Жанны на Люсиль. «Пожалуй, ещё вопрос, кто из них красивей. Конечно, Люсиль, если нарядить её в такой же дорогой наряд! Я, кажется, слишком рано отказался от неё, но ошибку исправить пока легко. Ведь поэзия не умерла. Остаётся много других тем, кроме политической критики. В том же самом салоне г-жи де Мурье песенки Воклера, задушевные, хватающие за сердце, зазвучат не хуже, чем политические. Хорошо, что я щедро расплатился с Люсиль, и она не имеет ко мне никаких денежных претензий. Но вообще-то я поторопился. Конечно, с ней надо быть осторожным и деликатным, не забывая о её трауре. Однако опасность в другом. Она в любую минуту может выйти замуж, а тогда прости-прощай песни! От родителей она могла скрывать свою “тайну”. Но она не такая, чтобы устраивать свои делишки по секрету от мужа. Да ещё захочет ли муж? Нет, времени терять нельзя. Надо действовать не откладывая!»

И Воклер направился к Люсиль, но по дороге его остановила Жанна.

— Вальдек! Давненько я вас не видела. Вы, кажется, знакомы с моим мужем?

Мужчины церемонно раскланялись.

— Что вы поделываете? Я решительно соскучилась без вас. Когда вы снова заговорите голосом ваших песен? Что вы пишете сейчас?

— Поэму, — без запинки ответил Воклер.

— Как интересно! Ты слышишь, Жорж? — обратилась она к мужу.

— Ну что ж, издательство, которое я представляю, не отказывается и не будет отказываться и впредь от интересных новинок. Милости просим! — корректно отозвался Горан.

Люсиль не слышала, о чём говорят Воклер и Горан, но её вдруг охватило непреодолимое желание бежать скорей из этого салона, бежать, чтобы больше не возвращаться сюда никогда. Ей стало невтерпёж от этих пошлых, циничных людей. Эти разговоры об участниках июльских дней — студентах, рабочих, проливавших кровь, — разговоры между двумя глотками шампанского, вперемежку со сплетнями о новых увеселениях и о платье королевы! Правы Ксавье и Клеран, когда говорят, что все эти люди с лёгкостью воспользовались плодами побед рабочих, бедноты, студентов. Сами же они отсиживались за запертыми ставнями, ожидая минуты, когда на улице не останется баррикад…

Задумавшись, Люсиль не заметила, как опять подошёл Воклер. Она не слышала ни того, что он сказал ей, ни того, что говорил молодой человек, сидевший рядом. Они и продолжали бы беседовать так, если бы г-жа де Мурье не подозвала Люсиль. Беседуя с женой владельца текстильной фабрики, она захотела щегольнуть своей начитанностью. Начала говорить о каком-то английском романе и вдруг забыла фамилию автора и название романа. Ей срочно понадобилась помощь компаньонки.

Люсиль была рада возможности покинуть общество молодых людей, ставших ей невыносимыми.

Улучив удобную минутку, г-жа де Мурье шепнула ей с видом заговорщицы:

— Вы очаровали вашего собеседника. Имейте в виду, это виконт де Шатодо. Не забудьте, что он очень богат, а мы хорошо знаем, что возвращаются не только капиталы, но и титулы!..

Вокруг Воклера между тем образовалась целая стайка почитательниц. И Люсиль поневоле услышала его разглагольствования.

— Неужели вы не подарите нам новых песен? — ворковала молодая девица в розовом платье с оборками.

— Ведь жизнь, что ни день, подсказывает нам такие интересные сюжеты, — говорила другая, кокетливо наклоняя головку в сторону Воклера. — А истинные поэты никогда не перестают дружить с музой!

— С песнями пока кончено. Я дал зарок! — уверял Воклер. — Я дал слово одной красавице, что больше писать не буду.

— Как интересно! Как романтично! — восхищались девицы.

Брошенный украдкой на Люсиль взгляд Воклера вызвал краску на её лице. Но покраснела она не от смущения, а от гнева. Восхищение гостей г-жи де Мурье поэтическим даром Воклера, его неуместные слова о данном зароке — право, это было уже слишком!