— Это было здорово задумано, Кэтрин.

— Что ты имеешь в виду? — Выражение ее зеленых глаз было чисто и невинно.

— Заставить меня поверить, что эти три «динамо-машины» удовлетворятся двумя-тремя медленными танцами. Ты умная и коварная женщина, Кэтрин.

— Я знаю, — скромно признала Кэт. — Но я постараюсь исправиться.

Он тихо рассмеялся, и сердце Кэтрин радостно сжалось, она впервые видела его таким: расслабленным, довольным, без той агрессивной злой иронии, к которой она уже успела привыкнуть. Ее вдруг наполнило ощущение счастья: это было так чудесно — подчиниться его власти, чувствовать, как сильные, теплые руки уверенно ведут ее в танце.

Близость Кевина доставляла девушке ни с чем не сравнимое удовольствие и пробуждала желание, но вместе с тем она чувствовала легкую горечь. Как она могла все позабыть? Почему ее память отказывается хранить воспоминания о физической близости с Кевином? Поскольку ответов на эти вопросы у нее не было, Кэтрин закрыла глаза и полностью отдалась во власть музыки и движения.

Только сейчас, расслабившись в руках Стоуна, она почувствовала, как сильно устала, в каком напряжении прожила эти два безумных дня. В ее висках начала пульсировать легкая боль. С огромным трудом она боролась с желанием положить голову Кевина на грудь и расплакаться, позабыв на несколько минут обо всех своих волнениях и тревогах. Неожиданно для себя Кэтрин начала фантазировать о том, как бы было хорошо, если бы она могла опереться на него во всех своих заботах и обязанностях — маленьких и больших, близких и далеких, касающихся гостиницы и чисто личных. Это представлялось настолько соблазнительным, что, как только умолкла музыка, Кэт, спасаясь от наваждения, отскочила в сторону, буквально вырвавшись из его рук. Оглянувшись вокруг, она обнаружила, что они с Кевином остались в комнате одни. Судя по всему, все остальные заинтересовались предложением неугомонных сестер относительно ночного купания. Кэтрин даже не заметила, когда они ушли. Гостеприимной же хозяйкой она была, нечего сказать! Совершенно очевидно, наступило время переключить внимание с Кевина Стоуна на свои прямые обязанности.

Она быстро выключила магнитофон и направилась к двери.

— Спасибо за прекрасный вечер, Кевин! Спокойной ночи!

Он стремительно скользнул ей наперерез и загородил собой выход.

— Еще слишком рано, чтобы ложиться спать. Если ты уснешь сейчас, то проснешься задолго до рассвета.

Кэтрин чуть было не проболталась о предыдущей бессонной ночи, но вовремя прикусила язык: Кевин, несомненно, догадался бы о причине ее бессонницы. Поэтому девушка лишь пожала плечами:

— Ничего, я рискну.

— Не стоит. Давай лучше пойдем погуляем.

— Ты что, шутишь? Я так устала! — И она подняла руку, чтобы демонстративно помассировать виски.

— У тебя начинает болеть голова, не так ли? Особенно в районе левого виска?

Застыв на месте, Кэтрин во все глаза поглядела на него.

— Откуда ты…

— По крайней мере, это не изменилось. У тебя всегда болит голова, когда ты очень устаешь. — Его светлые глаза неожиданно потемнели, и он с вызовом посмотрел на нее. — Прежде чем пойти спать, тебе необходимо расслабиться.

Как будто она могла расслабиться, когда он был поблизости! Осторожно обойдя Кевина, Кэтрин взялась за ручку двери.

— Расслаблюсь в душе. И тут же в постель.

Он опять загородил ей дорогу, но заговорил лишь тогда, когда она посмотрела ему в глаза.

— Я могу помассировать тебе шею, плечи, спину…

Голос у него сейчас был вкрадчивый, манящий, убаюкивающий, и Кэтрин почувствовала, как по тем частям ее тела, которые по мнению Кевина, нуждались в его внимании, разлилось сладкое тепло.

— Нет, спасибо, — ответила она тихо.

— Кэти, — продолжая смотреть ей в глаза, сказал Кевин, — небольшой массаж шеи ровным счетом ни к чему не обязывает. Точно так же, как и один-единственный поцелуй.

Кэтрин так не считала.

— Прости, но я не понимаю, что ты хочешь этим сказать, — холодно ответила девушка.

— Я хочу сказать, что если ты не перестанешь быть такой нервной, колючей и отчужденной, мы никогда не сможем решить наших проблем.

Кэтрин воинственно подняла подбородок и сложила руки на груди. Разумеется, она понимала, что Кевин прав, однако события развивались с такой стремительностью, и каждый новый их поворот вызывал такое смятение в ее душе, что упрямство было ее единственной защитой. Так и не дождавшись ответа, он повторил свое предложение:

— Давай пойдем погуляем.

Руки ее бессильно опустились, желание бороться пропало.

— Вовремя остановиться ты не можешь?

Он рукавом вытер выступивший на лбу пот, взъерошив свои светлые волосы, и улыбнулся.

— А я никогда и не пробовал. Пойдем погуляем, и по дороге я расскажу, что случится, если я от тебя отступлюсь. Должен же я получить какую-то компенсацию за усилия по увеселению миссис Кринстон с сестричками.

— Миссис Кастонс, — поправила Кэт. — Ты произвел на них неизгладимое впечатление. Они приезжают сюда каждый год, и еще никогда ничем не были довольны.

— За исключением моей стряпни.

Несмотря на головную боль, Кэтрин улыбнулась.

— И сегодняшнего танцевального вечера. Вот уж не думала, что кто-нибудь моложе сорока знает все эти танцы.

Выражение его лица потеплело.

— Этим я обязан маме и сестре, особенно сестре. Она в свое время увлекалась старыми кинофильмами и захотела освоить все танцы тридцатых годов. Мне пришлось стать ее партнером.

— Сколько тебе тогда было?

Он поднял глаза к потолку:

— Лет двадцать, кажется. Но я всегда был дилетантом по сравнению с ней.

Глядя на выражение бесконечной нежности и любви, появившееся на его лице, девушка почувствовала, как сердце ее учащенно забилось, пробуждая те части ее души, которые, как ей казалось, слишком устали, чтобы чувствовать что бы то ни было. С этой стороны она его еще не знала: как любящего сына и брата. И это пробуждало надежды и желания, которые ей решительно не нравились. Тем не менее, она уступила:

— Хорошо. Я пойду с тобой.

Он кивнул с таким видом, как будто другого ответа и не ожидал:

— Подожди меня в холле, я принесу твою куртку. Стало прохладно.

Кевин помог ей надеть куртку и, пока она поправляла рукава, поднял тяжелую волну ее волос, чтобы высвободить их из-под воротника. Сделав это, он не отошел, и Кэтрин замерла. Осторожно повернувшись, она увидела, что он продолжает держать ее отливающие синевой волосы в своих ладонях.

— Два года я как сумасшедший бросался за каждой женщиной с такими волосами, думая, что это ты, — негромко, как будто обращаясь к самому себе, сказал он, заглядывая ей в глаза. — Я был идиотом. Ни у кого больше не может быть таких волос.

В волосах нет нервов, они не могут чувствовать, Кэтрин это знала, но она явственно ощутила, как по ним пробежал электрический разряд, заставивший ее зябко поежиться и, мягко высвободившись, сделать шаг в сторону.

Руки Кевина безвольно опустились, но он тут же поднял голову и расправил плечи.

— Идем?

Постаравшись, чтобы это прозвучало беззаботно и беспечно, она спросила:

— Куда мы направимся?

— Наши три неукротимые дамочки сейчас на пляже, — мягко улыбнувшись, сказал он. — Выберем противоположное направление.

— Вдоль аллеи, ведущей в сад, горят фонари. Мы можем пойти туда.

Несколько минут они шли в полном молчании. Кэт вдыхала свежий, пахнущий водорослями воздух и думала, что Кевин опять оказался прав. Прежде чем уснуть, ей действительно необходимо было успокоиться и расслабиться, хотя, с другой стороны, своим нынешним взвинченным состоянием Кэт в значительной степени была обязана мужчине, который шагал рядом.

В ее отношении к нему было гораздо больше вопросов, нежели ответов и, прежде чем решить, что делать дальше, она должна получить от него ответы на все эти вопросы. Кэтрин искоса посмотрела на своего спутника, пытаясь определить, в чем состояла загадка Кевина Стоуна. Он, вне сомнения, был сильной личностью, умевшей повелевать и привыкшей к тому, что приказы его беспрекословно исполняются. С другой стороны, Кевин мог, к примеру, позвонить в один из своих отелей и приказать шеф-повару срочно прилететь и заняться делами «Островка счастья», но такое, казалось, даже не пришло ему в голову. Вместо этого он помог ей сам.