Капитан приказал внести в твиндек жаровни с углями, чтобы команда могла согреться и обсушиться, и отправил всех отдыхать, оставив на палубе лишь нескольких человек для несения вахты. Минерва вскоре уснула, а я еще долго лежала в соседнем гамаке с открытыми глазами, вглядываясь в лицо спящей подруги и ломая голову над связывающими ее с Винсентом узами. Если они уже сделались любовниками, я становилась третьей лишней, и наметившаяся между нами трещина грозила в скором времени расшириться и окончательно отдалить нас друг от друга.

Мысли мои по ассоциации перескочили на Уильяма, и я принялась обдумывать, что скажу любимому, когда судьба снова сведет меня с ним. Постепенно мне удалось внушить себе, что все не так уж плохо и безнадежно, как представлялось раньше. Если мне удастся убедить его, что выбор мой был лишь следствием цепочки не зависящих от меня и моей собственной воли обстоятельств, Уильям наверняка меня простит и даже, возможно, еще крепче полюбит. В глубине души я сознавала, конечно, как призрачны мои упования, но так приятно и сладко было убаюкивать себя надеждой на благоприятный исход, что я безжалостно гнала прочь возникавшие сомнения.

Пока я предавалась размышлениям, качка почти прекратилась. В кубрике появился Эйб Рейнольде с бочонком рома и начал щедрой рукой разливать «для сугреву» всем подряд, не скупясь на добавочную порцию, если находились желающие. Я тоже не отказалась от чарки. Лежа в гамаке и потягивая ром маленькими глотками, я продолжала мечтать о встрече с Уильямом, мысленно исповедуясь ему во всем, что со мною случилось, выстраивая в голове наш воображаемый диалог и с радостью убеждаясь, что моя любовь к нему нисколько не ослабела.

Эйб сообщил, что «Скорое возвращение» находится в данный момент где-то между островами Андрос и Большая Багама. Повеселевшие пираты требовали продолжения пьянки, но коку пришлось огорчить самых неумеренных выпивох, передав распоряжение Брума ограничить раздачу спиртного до тех пор, пока наши корабли не доберутся до порта. Ветер заметно стих, растеряв былую мощь в лабиринте архипелага, но над западным горизонтом все еще нависало зловещее черное облако, напоминавшее о своем присутствии отдаленными вспышками молний и струями дождя, изливавшегося в море и на палубу из проносившихся мимо грозовых туч. Если ветер вдруг переменится, нам угрожала повторная встреча с ураганом, из объятий которого мы с таким трудом вырвались всего несколько часов назад. Нам следовало срочно укрыться где-нибудь в тихой гавани, иначе последствия могли быть непредсказуемыми.

Ближайшим подходящим местом был Нассау, крупный портовый город на острове Нью-Провиденс.

В наши дни ни один пиратский корабль не рискнет бросить якорь в Нассау, еще недавно считавшемся оплотом Берегового братства. Вудс Роджерс [64] потрудился на славу, железной рукой очистив остров от корсарской вольницы. Пиратов преследовали безжалостно и неумолимо, хватая всех подряд и отправляя на виселицу практически без суда и следствия. После столь сокрушительного поражения Багамы на долгие годы сделались запретными и недоступными для буканьеров, но у нас, к несчастью, не было другого выхода. Построенная американскими корабелами шхуна блестяще выдержала испытание стихией, с честью оправдав возлагаемые на нее Брумом надежды. Даже скептичный боцман вынужден был публично признать, что любой другой корабль на ее месте почти наверняка пошел бы ко дну. Но экзамен на прочность не прошел бесследно даже для «Скорого возвращения» — одна из мачт оказалась поврежденной и требовала ремонта. Помимо того, часть парусов нуждалась в штопке или замене, половина снастей свисала с такелажа безжизненными обрывками, а в трюме ниже ватерлинии открылась течь, и сменяющие друг друга у насосов корсары еле успевали откачивать воду.

Люди совсем обессилели и нуждались в передышке. Всем было ясно, что еще одного урагана мы не переживем. Знай мы тогда, что ожидает всех нас в «тихой гавани», предпочли бы попытать судьбу в другом месте. Но об этом чуть позже…

Оставив за кормой продолжающий свирепствовать на просторах Флоридского пролива шторм, «Скорое возвращение» вошло в бухту Нассау. Как оказалось, не нам одним пришло в голову искать там убежища и спасения от ярости грозной стихии. По всей акватории порта теснились самые разнообразные корабли и суда, пестрея флагами и вымпелами полудюжины морских держав. Британские фрегаты и французские корветы соседствовали с голландскими бригантинами и испанскими галеонами, пузатые «купцы» стояли бок о бок с рыбачьими шлюпами, баркасами и прочей мелочью. Лавируя между ними, мы протиснулись на свободное место и отдали якорь.

Вечерело. Приближалась ночь. Возбуждение в команде нарастало: все с нетерпением ожидали дозволения капитана сойти на берег и предаться разгулу. И тот не обманул их ожиданий. Под перезвон корабельного колокола все корсары высыпали на палубу, и Брум со шканцев обратился к ним с краткой напутственной речью:

— Крепость корабля определяется не дубовой обшивкой, прочностью мачт и количеством пушек, а отвагой, твердостью и силой духа его экипажа. Я благодарю вас всех за мужество и верность долгу, благодаря которым нам удалось выжить и победить. — Он вытащил из кармана увесистый кошель и потряс им над головой. — Я приглашаю всех желающих присоединиться ко мне и вволю насладиться самым лучшим, что может предложить в качестве угощения и развлечения этот гостеприимный город.

Воодушевленные пираты приветствовали слова капитана троекратным «ура». Адам смотрел на них сверху вниз, опираясь на поручень и скаля зубы в довольной усмешке. Никто не посмел бы упрекнуть его в несправедливости или скупости. Многим из присутствующих довелось в свое время служить под началом таких командиров, от которых им перепадало куда больше оскорблений и зуботычин, чем благодарностей и наличных денег, но Брум предпочитал иной стиль. Воздавая должное усилиям команды в спасении корабля и не затягивая с вознаграждением, он приобретал не просто популярность, а самую искреннюю преданность и любовь подчиненных.

Корсары поспешно разбежались по кубрикам и каютам, чтобы переодеться в «выходное» платье, бережно сохраняемое как раз ради подобных случаев. Капитан тоже облачился в свой лучший костюм и отправился на берег во главе большей части команды, оставив «Скорое возвращение» на попечение Винсента, доктора Грэхема и еще нескольких человек, в том числе парусного мастера Йена Джессопа с подручным Джоби, уже научившимся довольно ловко ковылять на вырезанной для него корабельным плотником Габриэлем Грантом деревяшке. Последний тоже остался на борту, где для обоих стариков хватало работы после минувшего шторма.

Не решились покинуть корабль и мы с Минервой. Я стояла у фальшборта, всматриваясь в освещенные окна городских зданий и портовых сооружений, отражавшиеся в темном зеркале бухты. Мне вспомнились Порт-Ройял, развалины на дне лагуны и колеблемые подводным течением безмолвные колокола в звоннице поглощенной морем и чудом уцелевшей церквушки. Что-то всколыхнулось в душе, и я вдруг ощутила, что меня неудержимо влечет эта россыпь огней, узкой полосой протянувшаяся вдоль набережной.

— Что это на тебя нашло? — осведомилась Минерва, неслышно подошедшая сзади и обратившая внимание на мое необъяснимое смятение.

— Сама не знаю, — пожала я плечами, но все же постаралась подобрать слова, способные хоть в малой степени передать овладевшие мною чувства.

Мы обе побывали на грани и едва не перешагнули черту, что не могло не отразиться на нашем душевном состоянии. Запинаясь и путаясь в выражениях, я пыталась объяснить свое странное настроение, сменившее первоначальную эйфорию, естественную для любого человека, избежавшего смертельной опасности. Я испытывала одновременно печаль и радость, усталость и подъем, апатию и нетерпеливое ожидание.

Минерва, не перебивая, выслушала мои сбивчивые откровения, нахмурилась и неожиданно предложила: