Томас гнал экипаж по пыльному проселку, то и дело подстегивая лошадей. По левую сторону раскинулись возделанные поля, по правую — стеной высились деревья, сплошь перевитые лианами и густо обросшие мхом. За лесом уже не было видно моря, и только отдаленный рокот прибоя напоминал о его существовании.

— Все это принадлежит вашему отцу, мисс Нэнси, — сообщил Томас, обводя широким жестом цветущую равнину, простиравшуюся от обочины до отрогов туманных гор на горизонте.

Вся обрабатываемая земля была разбита на правильные квадраты, похожие на клетки шахматной доски. После уборки сахарного тростника тоже остается стерня, только здесь, в отличие от английских полей, срезанные стебли толщиной в руку достигают колена. Возникает странное ощущение, что попал на ферму, принадлежащую какому-то гигантскому существу. А еще неубранный тростник существенно превосходит высотой обычный человеческий рост. Рубщики и их подручные работают методично и слаженно, как муравьи. Сочные верхушки стеблей тут же увязываются, сносятся на границу делянки и укладываются в ожидающие повозки.

Я не заметила и намека на изгородь, которая отделяла бы плантации от дороги, да и сама усадьба оказалась неогороженной. Воротами на въезде служили два высоких каменных столба, соединенных железной аркой с выбитой на ней большими буквами надписью: «Источник». Название обрамляли фонтанирующие ключи, навеки застывшие в серебристом металле. Прямая, как стрела, подъездная аллея проходила под сенью высоких пальм. Их ветвистые кроны с огромными кожистыми листьями напоминали широко раскинутые крылья баклана, сохнущего на солнце после очередного нырка. Томас слегка понукнул лошадей, и те бодро застучали копытами по направлению к дому.

Лужайку, на которой он стоял, отделяло от других приусадебных строений полукольцо высоких итальянских сосен. За деревьями виднелись окутанные клубами белого дыма и пара цеха по выварке сахарного тростника, окруженные скопищем разномастных лачуг, крытых тростником и пальмовыми листьями, в которых ютились рабы. Сразу за поместьем начиналась возвышенность, вздымавшаяся гигантскими уступами к подножию горной гряды, ощетинившейся высокими скалами и остроконечными пиками, вершины которых скрывались в дымке тумана и рваных клочьях облаков.

По сравнению с резиденциями других плантаторов, господский дом в «Источнике» выглядел довольно скромно и, будучи деревянным и всего лишь двухэтажным, считался старомодным. Однако построен он был со вкусом и расположен таким образом, чтобы улавливать малейшее дуновение ветра. В нем безошибочно угадывались пристрастия покойного отец, неизменно предпочитавшего комфорт переменчивой моде. Живя в Англии, он ненавидел сквозняки и любил наш прежний дом за тесную близость с соседними, благодаря чему его проще было отапливать. Переехав за город, отец часто сетовал, что в новом доме всюду дует, как в сарае, и он постоянно мерзнет. Здесь же, на Ямайке, основная проблема состоит в том, чтобы создать и сохранить в жилище прохладу. Следует признать, что это ему удалось. Большие окна были постоянно открыты, и по всем комнатам гулял ветерок, колебля тонкие муслиновые занавески. Опоясывающая дом по периметру широкая крытая веранда отбрасывала достаточно тени, чтобы прямые солнечные лучи не проникали внутрь. При воспоминании об отце у меня защипало в глазах.

Перед распахнутыми настежь створками дверей парадного подъезда на мраморных ступенях лестницы стоял, широко расставив ноги и выпятив грудь колесом, коренастый коротышка, очевидно ожидающий моего прибытия. Главный надсмотрщик плантации мистер Дьюк чем-то напоминал задиристого петуха. На его бледной, гладко выбритой физиономии с маленьким узким ртом и выпученной нижней губой совершенно отсутствовал загар. В правой руке он держал небрежно свернутую плеть с черной рукояткой, оплетенной выделанной змеиной кожей.

Он даже не шелохнулся, когда коляска остановилась, и двинулся мне навстречу только после того, как Томас помог мне выйти. Приблизившись, Дьюк стянул с головы пропитанную потом широкополую треуголку, под которой обнаружилась довольно внушительная шевелюра блестящих темных волос, обильно смазанных каким-то жирным маслянистым средством с неприятно резким запахом. Темно-серые глаза смотрели на мир с каким-то странным выражением. Позже я узнала, что у него прогрессирующая близорукость.

— Мисс Кингтон! — воскликнул надсмотрщик, протянув мне руку, прежде чем я успела подняться по ступеням. Его ладонь была мягкой и влажной; свежие пятна пота расплывались под мышками поверх застарелых высохших пятен. — Добро пожаловать в «Источник»! Надеюсь, путешествие не очень вас утомило? Хотя, в любом случае, вы наверняка устали с дороги и нуждаетесь в отдыхе. Пойдемте!

Он подхватил меня под руку и чуть ли не силком потащил за собой к парадному, у которого волшебным образом материализовались две женщины. Они стояли по обе стороны от дверей, неподвижные и безмолвные, как кариатиды. Одна постарше, другая совсем молоденькая. На обеих какие-то бесформенные балахоны из выцветшей голубой ткани. Несомненное сходство между ними наводило на мысль, что это мать и дочь, хотя цвет кожи последней отличался гораздо более светлым оттенком. Высокие, длинноногие, замершие в одинаковой позе, они выглядели зеркальным отражением друг друга.

— Филлис, Минерва, — Дьюк перевел взгляд со старшей на младшую, — это ваша новая хозяйка. — Как бы невзначай он встряхнул рукоять и хлестко щелкнул развернувшейся плетью по голенищу сапога. Женщины вздрогнули и непроизвольно сжались. — Хорошенько присматривайте за ней, иначе поплатитесь собственной шкурой!

— Да, господин, — в один голос ответили обе, смиренно потупившись и не смея поднять на него глаз.

Плеть снова щелкнула, но уже не так громко.

— Заносите сундуки в дом! — властно распорядился Дьюк и прикрикнул на разгружавшего коляску Томаса: — А ты что там копаешься, ленивый ублюдок?! Шевелись, если не хочешь схлопотать пару горячих! Прошу прощения, мисс, — повернулся он ко мне, с преувеличенной вежливостью прикоснувшись пальцами к полям своей засаленной треуголки, — но сейчас у меня неотложные дела. Вы пока освежитесь, отдохните, а ближе к вечеру почту за честь лично показать вам ваши владения.

Отвесив короткий поклон, надсмотрщик важно прошествовал мимо меня и начал спускаться по лестнице. Его одежда давно нуждалась в стирке, от него немилосердно разило потом, но сапогам мог бы позавидовать сам Бо Нэш, распорядитель танцев в Бате. Отполированные до зеркального блеска, с щегольскими отворотами и высокими каблуками, подбитыми металлическими подковками, звонко цокающими по мраморным ступеням, они служили предметом особой гордости мистера Дьюка.

Я осталась с моими новыми служанками, которые провели меня по череде смежных комнат — просторных, светлых и хорошо проветриваемых. Переходя из помещения в помещение, я с изумлением узнавала предметы из обстановки нашего бывшего дома в Бристоле. Так вот куда подевалась вся старая мебель! Маленькая зеленая ящерка прошмыгнула по свежевыбеленной стене, на которой висел большой портрет отца. Под ним столик светлого мрамора, стоявший когда-то в холле на первом этаже, а на нем огромная китайская ваза, с верхом наполненная сочными плодами манго, гуавы и апельсинового дерева. Мне казалось, что я сплю и вижу удивительный сон.

Потом Филлис отвела меня наверх и показала приготовленные для меня покои: большую прохладную комнату с натертым до блеска паркетным полом. В углу под муслиновым пологом стояла необъятных размеров кровать, а рядом с ней на туалетном столике — уже наполненный теплой водой фаянсовый умывальник и лавандовое мыло, терпкий аромат которого напомнил мне о покинутом доме. Я смыла с лица и рук дорожную пыль, а Филлис заботливо вытерла меня мягким полотенцем. Умывшись, я изъявила желание полежать, но наотрез отказалась от ее услуг, когда она кинулась меня раздевать, вежливо объяснив, что некоторые вещи предпочитаю делать самостоятельно. С облегчением скинув верхнее платье, я в одной рубашке забралась под тонкий, полупрозрачный полог.