Но мне нужно быть осторожным.

Таким блядь осторожным.

Пока я оборачивал брезент вокруг тела, меня посетила мысль. О том, что этот чертов Донаван Блэйк хочет сыграть, и я решил, что присоединюсь к его игре.

Я вытащил небольшой острый нож из ящика для инструментов, находившегося по левую сторону от меня. И осмотрел ее тело; оно было в грязи и покрыто синяками, если честно, я не помнил, как она их получила.

Приподняв синтетическую блузку ее униформы Waffle House, я поднес нож к ее белому, безупречному, плоскому животу.

Я обращался с ножом с хирургической точностью, в конце концов, я ведь был художником, а нож - моей кистью.

Когда я закончил, то сел и улыбнулся своей работе.

Буквы КК красовались, вырезанные на ее плоти. Сообщение было безошибочным, и я надеялся, что те высокомерные, мрачные глаза затопит бессильная тщетная ярость в момент, когда он увидит мою подпись.

Бросив нож в раковину, я закончил упаковку трупа. Загрузил его в багажник Audi и повез в направлении Вашингтонского парка. Я помнил, что несколько лет тому назад пара тел была найдена именно там. Мне не казалось, что следует отвезти ее тело в горы, и у меня не было никакого желания увековечивать ее, я проиграл ее смерти, смерть украла ее у меня.

Так что ее тело было скорее посланием, чем творением.

Когда я въехал на стоянку, та была пуста. Шел дождь, и уже смеркалось, пасмурный день перетек в еще более темную ночь.

Все здравомыслящие люди в это время были дома, ужиная со своими семьями, купаясь в теплом свете от телевизоров, слушая россказни о том, как КК терроризирует их город.

Эта мысль вызвала у меня улыбку, пока я поднимался по небольшому утесу в лесистой местности. Оно было относительно скрытым от посторонних глаз, но в солнечные дни, сюда часто забредали прохожие.

Ее вскоре найдут.

Задача была выполнена, я бросил брезент в багажник Audi и поехал домой. Думая о том, как Донаван найдет мое послание, я почти что дрожал, самодовольство переполняло меня, и я надеялся, что это тело, оставленное в непосредственной близости к городу, подпортит составленный ранее мой профиль.

Этого почти что хватило, чтобы на время унять пульсацию, все еще живущего во мне, наваждение. Так что Зверушка будет в безопасности, но ненадолго.

- Думаю, ты мудак.

Эмили двигалась подобно рыщущему тигру, когда она вошла в мою спальню, держа в руках два бокала и бутылку вина.

- Тем ни менее, ты по-прежнему с удовольствием обслуживаешь мой член, - я улыбнулся и сложил руки за головой, откидываясь на подушки кровати. - Это к вопросу о том, когда ты, наконец, научишься отделять дело от удовольствия.

Ее лицо осветила улыбка, а в глазах появились искры юмора.

- Ты угрожал выгнать меня из команды, хотя я твой лучший агент. Если кто и должен научиться отделять друг от друга эти понятия, так это ты. Если бы я не подчинялась перед другими агентами твоему нелепому авторитету, то уже бы расслаблялась дома, а ты бы стал лучшим агентом-неудачником.

Она улыбнулась в явном удовлетворении от того, что указала на мои собственные ошибки. Было довольно необычно, что она решилась такое сказать, могу признаться, что моя реакция была настолько же неуместной, как и ее поведение.

- Я удивлена, что ты прервал конференцию просто для того, чтобы прийти и наказать меня перед Уордом и Картрайтом. Я так сильно тебя раздражаю? - склонив голову на бок, она стояла у подножия кровати и изучала меня проницательным взглядом своих карих глаз. - Так кто теперь показывает свои эмоции, агент Блейк?

- Тише, шлюха. Так мы пьем или как? - уголок моих губ приподнялся в насмешливой улыбке, и выражение лица Эмили смягчилось.

- Люблю, когда ты грязно выражаешься.

Она опустилась и подползла ко мне по матрасу, после чего передала мне бутылку с бокалами и продолжила свой путь по моему телу. На ней был одет простой, светло-голубой пеньюар, контрастирующий по цвету с ее загорелой прекрасной кожей. Скользя взглядом по ее телу, я наблюдал за тем, как она ползет, купаясь во власти своих движений над моими реакциями.

По правде говоря, ее упоение этим чувством не во многом отличалось от чувств, возникающих у убийц и меня самого. Каждое совершенное преступление по сути своей было спектаклем для ощущения власти. Чаще всего речь шла не о сексе или насилии, которые обычно шли в комплекте, а о контроле и обладании жертвой. Находясь под властью убийцы, женщина теряла право на свое мнение по поводу того, как с ней будут обращаться, или когда она умрет. В этот момент убийца становился богом, а его чувства - наркотиком, которого все время было недостаточно. Некоторые преступники были вполне в состоянии контролировать свои потребности и желания обладания жизнью и дыханием другого человека, но другие были подобны уличному наркоману. Следующие в результате такой зависимости убийства, уже не приносили столь сильных эмоций, как то было при первом совершении преступления, потому киллеры и допускали ошибки, в попытке найти способ достичь подобной остроты, хотя бы еще раз.

Я тоже наслаждался чувством полного контроля, однако, для достижения его мне не требовалось совершать убийство сучки. Для себя я выбрал другой путь, который законно позволял мне охотиться и при необходимости убить. Я отдавал приказы команде умных, уважаемых мужчин и женщин, при этом мне еще и повезло найти среди них женщину, отлично сосущую мой член.

Но что самое главное, и то, чего большинство людей не осознают, - так это то, что я настолько же поглощен тьмой, как и КК, а возможно, даже и сильнее. Для других эта профессия всего лишь работа, высасывающая из них жизнь, изо дня в день, от одного места преступления к другому. Человек не способен смотреть слишком долго в глубины ада и не потерять простодушную надежду и веру в лучшую жизнь. Однако я питался этими преступлениями, своей работой и осознанием того, что зло вездесуще, а моя задача состоит в том, чтоб отыскать его источник и уничтожить.

Те ужасные сцены преступления, от которых вас бы потянуло проблеваться, у меня вызывали лишь ускорение пульса; мой член становился твердым от осознания существования какого-то несчастного ублюдка, получившего статус моей будущей жертвы, от предвкушения того, как скоро я поймаю его и посажу в тюрьму или уничтожу. Преступники совершали зло, а я кормился им, маскируя свой интерес и волнение значком ФБР.

- Даю пенни за то, чтобы узнать, о чем ты думаешь, Блейк.

Выныривая из омута собственных размышлений, я моргнул и взглянул на Эмили. Лишь от мыслей обо всем, что мне доводилось видеть в течение своей работы, я уже был возбужден, а Эмили в данной ситуации играла роль идеальной розетки.

- Сними свою одежду, Чейз.

Ее брови приподнялись, но без лишних вопросов она все же потянулась, снимая шелк со своего тела. Не давая ей достаточно времени, я приподнялся и толкнул ее в спину, схватил за шею и надавил. Ее лицо оказалось прижатым к подушкам, а бедра начали двигаться напротив моих; ее подчинение граничило с болью от моего захвата на ее теле.

- Тебе нравится, когда к тебе относятся, как к маленькой сучке, верно? - нагнувшись к ней, я прижал рот к ее уху и сказал. - Среди коллег ты ведешь себя так высокомерно и решительно, пытаясь выскочить из тех узких юбок, что так любишь одевать на работу, но здесь ты бессильна, и, черт побери, тебе об этом известно.

В ответ она замурлыкала и потерлась об меня задом, умоляя взять ее тело.

- Не волнуйся, красавица, я возьму под контроль твою тугую пизду и покажу тебе, каково это быть с опасным мужчиной, за которым ты охотишься.

Это была тонкая грань, часть того, как я ощущал свою работу, но судя по тому способу жизни, в который мы были погружены, думаю, Эмили была такой же больной на голову, как и я. Я гнался за ощущениями власти, подобно психопатам и садистам, тогда как Эмили обращалась к истинной беспомощности жертв. Думаю, в какой-то степени она стремилась к этому ощущению, как к освобождению от принятия сложных решений. В рамках рабочих процессов она была властной женщиной, имеющей силы на осуществление любых целей, но здесь, в постели, она жаждала быть всего лишь телом, которое может быть использовано.