Многие же покинули страну и осели в Иордании, Саудовской Аравии, Судане, Сирии, а также — как вы знаете — в Кувейте, где вы, парни, осуществляете крупный проект по электрификации, верно? — оратор снова обернулся к Холлу. — Со временем осколки разгромленных Насером “Братьев-мусульман” превратились в одну из самых влиятельных происламских сил в мире. Они ставят своей целью выгнать нас, западников, как и всех прочих представителей христианской культуры, вон с Ближнего Востока, избавиться от светских лидеров вроде тех, что правят Ираном и Египтом, и заменить их своими муллами».

Меня же так и подмывало спросить представителя агентства, верны ли недавно просочившиеся слухи о том, что, невзирая на объявленные ими явно недружественные цели, «Братьев-мусульман» финансировало и обучало ЦРУ, потому что они выступали как противники коммунистов. Однако я заранее знал, какой ответ он даст, равно как и то, как дорого обойдется мне подобный вопрос, особенно теперь, когда передо мной открывались столь соблазнительные перспективы.

«Есть ли ко мне вопросы? — осведомился сотрудник агентства, оглядывая аудиторию. — Позвольте сказать напоследок еще несколько слов. 1960-е годы стали для Египта временем бурь и потрясений. Насер взял курс на экономические реформы, руководствуясь идеями марксизма, в том числе объявил, что государству будет принадлежать как минимум 51 % всего египетского бизнеса. Это стало для нас тяжелым ударом. Все, что делал Насер, уязвляло нас все сильнее и сильнее. Мы сдавали позиции. Миротворческие силы ООН оставались в зоне Суэца до 1967 года, однако вплоть до 1970 года между Египтом и Израилем периодически возникали стычки. Суэцкий канал и по сей день закрыт для судоходства. Менее четырех лет назад, в 1970 году, Насер умер, и на его место пришел вице-президент Анвар Садат.

Мы усердно работали, пытаясь склонить его на нашу сторону, — поверьте, как человек, который сам был там, утверждаю, что мы делали все возможное. Но поначалу Садат сильно сопротивлялся. Он сумел извлечь массу пользы из соглашения с СССР, заключенного еще Насером. Казалось, Садату нравится дразнить нас. Но мы кротко сносили все нападки и продолжали оставаться в Египте. — Тут представитель агентства расправил плечи, выдвинул челюсть и, прочистив горло, произнес с английским прононсом: “Старый британский обычай — выше нос!”»

Потом немного расслабился и оглядел аудиторию, явно ожидая нашей одобрительной реакции. «Боюсь, я не ахти какой актер. Но как бы там ни было, наша тактика сработала. Садат сделал полный разворот и в 1972 году отвернулся от Советов. А потом, — представитель агентства испустил тяжелый вздох, — опять развернулся — послал войска через Суэц и атаковал израильские позиции на Синае. Одновременно с этим Сирия вторглась на израильскую территорию в районе Голан. Израиль отбил удары, а остальное вам известно: война Йом-Кипур завершилась 24 октября 1973 года объявлением о прекращении огня. Теперь Садат снова ищет нашей дружбы и способы угодить нам — предлагая договориться с Израилем об отводе войск, активно поощряя иностранные инвестиции, взывая к МВФ и Всемирному банку о помощи. Так что двери перед нами вновь приоткрылись…»

Закончив на этом речь, представитель агентства допил воду и обратился к Холлу: «Господин Холл, я всецело разделяю ваше видение ситуации, — он незаметно опустил глаза на лежавший возле его тарелки лист с текстом высказывания Холла, чтобы дословно воспроизвести его, — египетские пирамиды могли бы служить символом той роли, которую должна играть эта страна в нашей стратегии, если, конечно, нам удастся завоевать сердца и умы арабов. Египту отводится роль основания пирамиды — солидного и прочного фундамента, на котором мы будем возводить свою пирамиду, постепенно надстраивая ее ближневосточными государствами, которые войдут в орбиту нашего влияния, — представитель агентства слегка поклонился в сторону Холла, демонстрируя величайшее почтение. — Сэр, разрешите выразить вам признательность за эту формулировку, которая в точности отражает реалии нашего теперешнего положения».

После ланч-брифинга мы, все его участники, поднявшись со своих мест, стали обмениваться рукопожатиями. В какой-то момент мне снова захотелось взглянуть на комплекс зданий Гарварда, и я подошел к окну. Вдруг чья-то рука легла на мое плечо. Обернувшись, я был приятно удивлен, увидев перед собой старое, все в морщинах, лицо Джорджа Рича, который приветливо мне улыбался. После всесильного Холла он был второй по влиятельности фигурой в MAIN. Как когда-то говаривал мне мой босс Бруно Замботти, «президенты приходят и уходят, а Холл и Рич всегда тут, дергают за веревочки».

Выяснилось, что Рич обедал чуть ли не за соседним столиком с какими-то двумя джентльменами. «Прекрасный вид, — сказал он. — У вас найдется время, чтобы заглянуть ко мне в кабинет?»

Я не мог поверить в свою удачу. Сначала ланч с Маком Холлом и группой топ-менеджеров MAIN, а теперь вот приглашение от человека, который в профессиональной среде инженеров прослыл живой легендой. О Джордже Риче и о том, как он работал в Африке и на Ближнем Востоке, существовало множество историй.

Насколько я знаю, он был первым, кто рискнул отправиться в самые отдаленные уголки на строительство гидроэлектростанций для сельских районов. Он забирался в глубь Африки, спускаясь по реке Конго в те времена, когда эти места были еще «Сердцем тьмы», как писал в своем романе Джозеф Конрад. Теперь же, на закате жизни (я знал, что ему сейчас 84 года), он стал самым почитаемым специалистом в своей области — инженеры-проектировщики всего мира отдавали ему дань уважения.

Как я убедился на собственном опыте, стоило упомянуть это имя в беседе с главой какой-нибудь компании в Боготе или Тегеране, и вам уже было обеспечено приглашение к нему домой на семейный обед (что для Ирана вообще вещь неслыханная).

Помимо своей деятельности в MAIN, Рич был и одним из трех партнеров — основателей инженерной фирмы Uhl, Hall and Rich, которую глава MAIN создал со своими ближайшими коллегами для выполнения кое-какой работы, которую почему-то не могла выполнять сама MAIN, — однако никто так и не мог внятно объяснить, для чего именно. Мне говорили, что будто бы это требовалось по законам штата Нью-Йорк. Но мое чутье подсказывало — только чутье и ничего более, — что эта фирма была создана для выполнения неких тайных операций, хотя я допускаю, что три директора через нее отмывали деньги — как собственные, так и принадлежавшие богатым клиентам и правительственным организациям.

Словом, я последовал за Джорджем Ричем, только направились мы не к нему в офис, а спустились на лифте на один из нижних этажей, где располагались кабинеты сотрудников MAIN. Пройдя по коридору, мы дошли до зала заседаний правления. Джордж открыл дверь своим ключом и пропустил меня внутрь. «Я передумал идти к себе, — пояснил он, жестом приглашая меня сесть на один из обитых плюшем стульев, — думаю, здесь более подходящее место для конфиденциальной беседы».

Рич развернулся, направляясь к висящей на стене ярко освещенной карте мира, по которой двигалась тень параболической формы, указывающая, что в этих местах день сменился ночью. Однажды меня уже допускали в зал заседаний, специально, чтобы свериться с этой картой. В тот раз дверь мне открыла личный секретарь Холла и простояла рядом все то время, пока я изучал карту, пытаясь определить, на какое время поставить будильник, чтобы позвонить в Бангкок.

Рич указал на верхушку африканского континента.

— Это Египет, — сказал он, оборачиваясь ко мне. — Официальную версию, которую наплел этот энтузиаст из Агентства международного развития, ты уже выслушал. Теперь хотелось бы, чтоб ты представлял себе, как все было на самом деле. Сдается мне, ты достаточно сообразителен и примерно представляешь, чем мы занимаемся. Вскоре тебя направят в Египет, затем в Кувейт, Ирак и Саудовскую Аравию, — в этом месте Рич замолчал, и его последние слова повисли в воздухе.