Это маленькое, единственное в мире индуистское королевство зажато между гигантами Китаем и Индией, каждый из которых жаждет прибрать к рукам непальские богатейшие запасы пресной воды и гидроэнергетический потенциал. Не это ли причина политических потрясений, которые Непал испытывает вот уже десяток лет?

В 1996 году мятежники-маоисты развязали кампанию за построение «Народной республики Непал». В ответ король Непала объявил войну коммунистам. Далее события приняли трагический оборот. В июне 2001 года кронпринц Дипендра застрелил всех членов своей семьи, включая собственного отца, короля Бирендру, а потом застрелился сам. Несмотря на этот последний факт, по стране поползли слухи, что принц был китайским агентом. Разразились массовые волнения, новым королем был объявлен Гьянендра, который тут же ввел военное положение и распустил правительство. Недрогнувшей рукой он направил войска на расправу с остатками маоистов. К моменту, когда мы должны были ступить на непальскую землю, в результате репрессий и беспорядков погибло не менее десяти тысяч человек, а еще 100–150 тысяч лишились крова и имущества.

В Непале у нас была намечена совсем коротенькая остановка, нечто вроде привала на пути возвращения в цивилизованный мир. Пока автобус вез нас из аэропорта по оживленным улицам Катманду, наша гид Шина объявила, что по случаю последней остановки нам забронированы места в отеле мирового класса Dwarika — одном из самых шикарных в Катманду. Группа разразилась возгласами одобрения.

Отель не разочаровал — он и впрямь был великолепен, он окунал вас прямо в эпоху Киплинга и величественных традиций могущественной Британской империи. Все было по-колониальному роскошно и живо напомнило мне те отели, в которых я привык жить, пока работал на должности экономического убийцы.

Едва заселившись, наша группа почти в полном составе решила посетить один из близлежащих местных рынков — Шина сказала, что там относительно безопасно. Я же остался в номере. Мне нужно было время, чтобы настроиться на возвращение, к тому же я хотел систематизировать свои впечатления от Тибета. Я сосредоточился и напечатал на портативном компьютере несколько заметок, а затем спустился вниз, чтобы прогуляться среди пышного великолепия тропического сада при отеле.

Он невольно напомнил мне другой сад. Тот самый, возле Intercontinental Indonesia, где я рыскал в поисках поразившей мое воображение таинственной незнакомки. Я еще принял ее за жену менеджера американской нефтяной компании, а она оказалась гейшей. Опустившись на кованую скамью возле фонтана, я погрузился в воспоминания.

Перед глазами проплывали картины безуспешных поисков прекрасной незнакомки, я вспомнил терзавшее меня тогда чувство острого разочарования и отчаяния. А потом я бродил по улицам Джакарты и в конце концов набрел на китайский ресторанчик, где и обнаружилась моя красавица с подружкой — такой же гейшей. Там, во время застолья, Нэнси, помнится, высказала одну мысль, которая прочно засела у меня в мозгу:

«Это самый ценный ресурс в истории человечества. Во всех делах, связанных с нефтью, ставки чрезвычайно высоки. Так стоит ли удивляться, что ради контроля над нефтью люди готовы пойти на все? Во имя этой цели они будут лгать, грабить, убивать. Они строят корабли и делают ракеты, посылают тысячи, сотни тысяч молодых солдат на смерть — и все ради того, чтобы владеть нефтью».

И вот четверть века спустя, когда уже давно закончилась вьетнамская война, мы ввязались в новую, теперь уже в Ираке. Сегодня американские солдаты снова умирают за ту же великую цель — за самый ценный ресурс в истории человечества. А корпоратократия, этот император, посылающий их на смерть, стала богаче, чем когда-либо прежде. Хотя многие американцы даже не подозревают об этой подоплеке!

Кстати, я считаю, что Азия — нечто вроде символа нового подхода корпоратократии к делу построения собственной мировой империи. Убедившись на примере вьетнамской войны, что старые способы прямого военного давления не дают должного результата, корпоратократия изобрела новые методы, которые с блеском опробовала на Индонезии и ряде других азиатских экономик. Эти методы куда изощреннее: даже если навязанная международными финансовыми институтами политика не оправдывала себя, воротилы бизнеса все равно получали весомую долю пирога.

Взять, к примеру, «кризис МВФ» — если миллионам он принес смерть и страдания, то корпоратократия вышла из него победительницей, сумела прибрать к рукам контроль над правительством Индонезии и большинства других стран, доведенных до экономического краха политикой МВФ и Всемирного банка.

Хотя США и проиграли войну во Вьетнаме, американские корпорации изрядно нажились за счет продажи оружия, расширения своих открывшихся рынков и доступа к огромным резервам дешевой рабочей силы; они изобрели новые модели потогонного производства и односторонне выгодного аутсорсинга. Корпоратократия научилась извлекать прибыли даже из природных катастроф и стихийных бедствий.

Тут я снова обратился мыслью к Китаю, этому молчаливому гиганту, пока еще притаившемуся на задворках мировой сцены. Виденное мною в Тибете доказывало, что, несмотря на использование военных методов порабощения Тибета, Китай не чужд и новых методов построения империи, тщательно отслеживая последние достижения, а китайские экономические убийцы и «шакалы» успешно учатся на наших ошибках.

Исторически Китай никогда не следовал традиционным путем старой доброй колонизации. В отличие от ведущих колониальных держав Китай никогда не посылал завоевателей за тридевять земель, а, напротив, сосредоточивал внимание на близлежащих территориях, рассматривая их как естественное продолжение собственной. В сфере его интересов всегда были Тибет и Тайвань. В этом смысле Китай подражает Соединенным Штатам.

Президент Томас Джефферсон, благословляя экспедицию Льюиса и Кларка на исследование земель к западу от Миссисипи, недвусмысленно дал понять, что весь американский континент должен принадлежать нам, американцам, — вот вам наши эквиваленты Тибета и Тайваня. В этом контексте покупка у французов Луизианы, захват Техаса и присоединение Аляски выглядят вполне оправданными, логичными шагами.

Впоследствии смысл доктрины Manifest Destiny — «Предначертание судьбы»[17] получил более широкое толкование, раздвигающее границы желанных для США территорий далеко за пределы Северной Америки. Это оправдывало притязания США на острова Карибского бассейна и Тихого океана, вторжения в Мексику, на Кубу и в Панаму, а позже стало обоснованием вмешательства в политику других латиноамериканских государств.

Конечно, в Вашингтоне пытались избегать методов открытого вмешательства, откровенно нарушающих принципы отцов-основателей Америки. Однако каждая последующая администрация неизменно брала на вооружение методы тайного построения мировой американской империи, каждая черпала для себя уроки из успехов и провалов предыдущей. А теперь Китай, освоив эти методы, похоже, начинает переигрывать Вашингтон.

Спустя довольно долгое время после возвращения из поездки по Тибету и Непалу я убедился, что не одинок в своем сравнении действий Китая и США. 18 сентября 2006 года, прямо накануне ежегодного совещания Всемирного банка [и МВФ] в Сингапуре, в New York Times мне попалась статья, озаглавленная «Китай конкурирует с Западом в деле оказания помощи своим соседям». Корреспондент газеты Джейн Перлез высказывала предположение, что Китай, один из крупнейших клиентов Всемирного банка, «втихую перекраивает в свою пользу бизнес экономической помощи азиатским странам, вступая в конкуренцию с самим законодателем правил этой игры».

На примере таких стран, как Камбоджа, Лаос, Мьянма и Филиппины, автор статьи доказывала, что «китайские займы зачастую более привлекательны, нежели осложненные множеством условий финансовые предложения Запада». Далее приводился ряд обоснований, в том числе тот факт, что Пекин, как правило, не настаивает на соблюдении экологических и социальных стандартов; его займы не предусматривают штрафных санкций за коррупцию.