— Держитесь крепко крыла ведущего. Ни на что больше не отвлекайтесь, не смотрите, куда упадег сбитый нами или товарищем самолет. И помните: оторвался от 4 В. Погребной 49

ведущего — «худой» быстро найдет, тогда улетит душа п рай п хвостиком завиляет.

Под крылом «голубая линия». В воздухе творится h что-то невообразимое. На всех высотах, на несколько километров по фронту и в глубину идут бон. Косяками плывут к цели «илы», бомбят передний край противника «петляковы», а в это время прорываются к нашим позициям «юнкерсы», «дорнье», «хейнкелн». На земле рвутся снаряды, бомбы, огненные снопы кидает «катюша». Все I окутано дымом. Гарыо пахнет в кабине самолета, хоть высота пять тысяч метров. То тут, то там падают горящие бомбардировщики и истребители, белеют купола i парашютов. В эфире сплошная неразбериха. Трудно разобрать или передать товарищу нужную команду, пре- | дупрежденне. Метров на тысячу ниже уже отбомбились до двадцати «юнкерсов» и уходят на запад под сильным I прикрытием истребителей.

В шлемофоне Вадим услышал голос генерала Борма , па. Командир дивизии зызывал ведущего.

— Я — «Борода», — ответил Вадим. — Слушаю.

Генерал приказал связать боем истребителей, сопровождающих к линии фронта большую группу бом- Ь бардировщиков противника. Фадеев моментально принял I решение: Труду подняться метров на тысячу выше для I свободного вертикального маневра, а Федорову обеспечить прикрытие, чтобы во время боя не прорвался какой- | ннбудь «месс» сверху.

«Мессершмигтов» оказалось восемь. То сходились, то I расходились пары, будто примерялись, присматривались Г перед боем, а самого боя не начинали. И тут Вадим по I нял, что его задерживает буферная группа, заслон, а I прикрытие сейчас помешает ударной группе Глинки рази Г гнать бомбардировщиков.

Фадеев передал своим ведомым выйти из этой «игры •> I и следовать за ним в том же боевом порядке. Но немцы | не захотели выпускать шестерку «Бороды». Начался на- I стоящий, поистине жаркий воздушный бой. Фадеев хотел I было передать на станцию наведения, что ударная труп- I па Дмитрия осталась без прикрытия, но не успел перс- I ключить рацию на передачу, как снова услышал генерала. Он указывал направление «Белке». Значит, группу I прикрытия «юнкерсов» свяжет четверка старшего лейте- I плита Искрина. А генерал уже снова вызвал «Бороду»,

обрил Фактическую расстановку сил, предупредил, что ^д _сТороны солнца к немцам идет подкрепление — две-°_ать «месеои» (ему на передовой снизу все видно), '-обы из боя не выходили до подхода смены.

Вскоре шестерке Фадеева против двадцати «худых» агься стало очень трудно, Фадеев часто запрашивал, [япомииал своему ведомому. Ефимову, что у его само-ieia тоже есть хвост, за которым нужно присматривать, ■тобы не обрубили, подбадривал, сообщал, какой маневр щи фигуру будет делать сам. Но неравный бой длился больше минуты. На помощь подошла группа капитана Гетернна, потом еще и еще прибывали на разных высотах группы из других полков, заметно прибавилось и Емессершмнттов». Казалось, все небо кишело самолета-ин, стреляло, дымило, вспыхивало то ярко-оранжевым пламенем, то белыми куполами парашютов.

При сближении с «мессершмиттами» Вадим видел немецких летчиков. Один подошел на какую-то секунду говеем близко, мелькнуло лицо немолодого немца. И только разошлись — сквозь гвалт выкриков н непонятно кем п кому отдаваемых команд Вадим услышал картавое: «Борота, Борота! Таван сразимся». Но у Вадима на исходе горючее, пора выводить свою группу из боя, конца которому не будет, пожалуй, до темноты.

Перед выходом из боя Фадеев увидел: капитан Тете-рпн увязался за каким-то фрицем, на капитана стремительно шел сверху Me-109, которому преградил путь сержант Ваня Савин. «Мессершмнтт» вспыхнул, не успев выпустить очередь по Тстернну. При другой ситуации боя это была бы обыкновенная личная победа молодого летчика. Но тут, когда командиру эскадрильи грозила неминуемая гибель и никто уже не мог его спасти, а Савин не растерялся и сразил противника единственной короткой очередью, которую он успел выпустить на встречно пересекающихся курсах. Вадим был свидетелем этого подвига.

На стоянке сержанты Виктор Чесноков и Дмитрий Сапунов, которых командир обещал взять во второй вы-^лег, с нетерпением ждали возвращения эскадрильи. С какими победами и с какими потерями вернется она домой. Сколько же было радости, когда над аэродромом пронес-ись и стали заходить па посадку все шесть самолетов. Не успели Ефимов и Моисеенко выключить зажигание

двигателей, а болельщики уже ползали под плоскости их самолетов, подсчитывали пробоины. Раз пробои! значит, дрались.

— Яша, сколько сбил? А ты, Коля?..

Но у Яши и Коли в ушах сплошной звон, и, вылез из своих кабин, они не слышали этих нетерпеливых i просов. К ним подошли Фадеев, Федоров, Труд, поздр вили с первым боевым вылетом.

— Ну, как понравился бой? — спросил Фадеев, д вольный, что живыми привел их из такого пекла.

Ефимов пожал плечами.

— Какой бой? — переспросил Моисеенко. — Ннкако! боя не было.

— С «мессершмиттами», с «худыми», — напомни Андрей.

— Никаких «мессеров» не видели, — ответили оба.

— А кто же вам самолеты изрешетил?

Ефимов и Моисеенко удивленно посмотрели друг и друга.

Фадеев рассказал, как протекал бой, что делали они молодые, о подвиге сержанта Савина.

— Вот с него и берите пример, — заключил командп] эскадрильи. — В воздухе нужно все видеть и мгновение реагировать. На сегодня с вас хватит. Во втором вылете, как и намечено, пойдут Чесноков и Сапунов.

— Товарищ старший лейтенант, можно с вами? — обрадованно воскликнул Виктор Чесноков. — Вашим ведомым?

Фадеев согласился. С каким восторгом смотрел всегда Чесноков на своего командира эскадрильи, с каким вниманием слушал его, подражал в манере говорить, в мимике, в жестах. Старший сержант Чесноков, худощавый, выше среднего роста, перед вылетом на задание садился в кабину самолета взволнованно-сияющий. Ему казалось, что все смотрят именно на него, ведомого аса, и завидуют. Взвилась ослепительная ракета — сигнал к выруливанию на старт. Колодки из-под колес убраны. Старшин сержант помахал рукой Ефимову, мол, я не то, что ты. Держитесь, фрицы, Витька Чесноков в бой идет!

Над линией фронта, уже в брю, в том самом, затухающем, что начал Фадеев еще утром, Чесноков докладывал по требованию командира все, что делал и видел. Вот пронесся вниз сбитый кем-то выше Me-109, справа 52

ымил второй. «Во дают!» —ликовал Чеснокоь. и вдруг на ^{ег0 глазах c}°^BceM близко взорвался «як», и летчик не выпрыгнул. Нервы Чеснокова, видно, были на ^Лпеделе, а тут еще у самого носа стеганул, словно кнутом, длинной трассой «месс». Далее Чесноков ничего не помнил: как покинул в бою командира, как, снизившись до бреющего, удирал куда глаза глядят, а попал почему-то на свой аэродром. Приземлившись, пришел в себя, и _оазу же заработала мысль: чем оправдать свой поступок? Старший лейтенант Фадеев рассказал бы все как было, одну чистую правду. И он, Чесноков, поступит именно так. Но с командиром подобного никогда не случалось и не случится. А ему скажут: трус, могут под трибунал отдать. И Чесноков доложил командиру полка подполковнику Исаеву: «Забарахлил на вираже двигатель». А потом то же самое доказывал Фадееву и механику. Двигатель оказался исправным. Вадим не поленился облетать машину над аэродромом. Распекать Чеснокова не стал, не назвал его трусом, лишь сказал:

— Завтра снова пойдете со мной ведомым.

С тех пор молодой летчик стал неузнаваем. Откуда-то появились скромность, сдержанность. Фадеев внушал ему:

— Надо идти навстречу страху, навстречу врагу —и тогда победишь.

Нелегко это давалось Чеснокову. На самого себя злился. Как же, Коля Ефимов, тот самый Коля, который, побывав в первом воздушном бою, даже боя не видел, уже сбил Me-109, а у него вот, у Витьки Чеснокова, не получается, он еще, откровенно признаться, не боевой летчик.