Всеобщая забастовка была Черчиллю очень кстати, он снова почувствовал себя в своей стихии. Не принимая во внимание всю полноту человеческого горя и отчаяния, послужившего поводом для этого конфликта, он увидел в нем только революционное посягательство на авторитет государства, на которое нужно было ответить с беспощадной жестокостью, а в случае необходимости — и с применением военных средств. Он воспринимал все это как военную операцию, целью которой было сокрушить «врага нации» и принудить его к безоговорочной капитуляции. Премьер-министр Болдуин, который в этом вопросе охотно уступил Черчиллю первенство, дал разрешение министру финансов на издание правительственной ежедневной газеты «Бритиш газетт», которая в течение всей забастовки стала практически единственной ведущей газетой страны. Последующие же гордые утверждения Черчилля о том, что появившаяся так внезапно газета, печатавшаяся на реквизированной бумаге, в течение восьми дней достигла тиража 2,2 миллиона экземпляров, были несколько преувеличенными. С точки зрения журналистики, эта операция представляла собой «подвиг» только в организационном и техническом отношениях. В качестве главного редактора Черчилль представлял собой полную противоположность тому моральному облику, который он сам утверждал. Этот не обремененный сомнениями подстрекательский листок еще много времени спустя ставился Черчиллю в вину как в лагере лейбористов, так и в профсоюзах, хотя в нем Черчилль оставался верен самому себе и следовал тому принципу, который он раньше применял по отношению к бурам, ирландцам и немцам: «Начинать переговоры только тогда, когда противник повержен». «Когда Уинстон наверху, — писал его друг Бивербрук в эти дни, — в нем появляется нечто, из чего делают тиранов». Как только бастующие капитулировали, Черчилль начал вырабатывать компромиссное соглашение, которое учитывало также интересы горняков. Владельцы шахт, однако, осенью 1926 года вынудили рабочих вернуться на своих собственных, гораздо худших условиях. Имя Черчилля осталось неразрывно связанным с этим поражением британского рабочего движения.

Однако было бы заблуждением полагать, что прерванная руководством профсоюзов, как неудавшаяся, всеобщая забастовка 1926 года привела к полному расхождению мнений и постоянному противоречию между конгрессом тред-юнионов и Уинстоном Черчиллем. Верхушка профсоюзов и промышленные круги настойчиво стремились устранить конфронтацию и прийти к социально-партнерским отношениям, что в конце концов улучшило бы и положение министра финансов. На так называемый «мондизм» — как назвали этот план по имени его инициатора сэра Алфреда Монда — следовало бы обратить внимание еще в одной связи. Здесь мы подходим к той части легенды, где говорится о якобы имевшем место непреодолимом противостоянии Черчилля рабочему движению Британии, что значительно осложнило в тридцатые годы его шансы на возвращение в политику. Действительно, он всегда слыл решительным противником социализма и оценивался таковым в среде политически сознательного рабочего класса. Но более прагматично мыслящие лидеры профсоюзов не всегда разделяли эту точку зрения, и это обстоятельство сыграло впоследствии немаловажную роль.

В качестве министра финансов Черчилль всеми силами старался реализовать два основных положения, сторонником которых был с ранних лет. Это были экономия государственных средств и свободная торговля. Его бюджеты были направлены на возможно более значительное сокращение государственных расходов и пользовались поддержкой, так как в них были снижения прямых налогов, завуалированные различными уловками. О преодолении финансового кризиса между тем не могло быть и речи, какими бы блестящими и содержательными ни были его выступления по бюджету. Отрицательные последствия такого финансово-политического оппортунизма невозможно было долго скрывать. За время пребывания на посту (1924–1929) были израсходованы сделанные его предшественниками накопления для погашения бюджетных расходов, и таким образом государство оказалось в затруднительном финансовом положении. От этого пострадали не только социально- и конъюнктурно-политические инициативы: программа экономии Черчилля отразилась также на уровне британских вооружений, что повлекло за собой изменения в отношениях Англии с другими странами. «Десять лет правления» с ежегодно подтверждавшимся положением о том, что Великобритания в течение ближайших десяти лет не должна позволить вовлечь себя в значительные конфликты, привели к тому, что затраты на флот, несмотря на ожесточенное противодействие Адмиралтейства, были безжалостно урезаны, на суше и в воздухе практически было произведено разоружение. Таким образом, только на Уинстона Черчилля ложилась вся ответственность за то, что военная мощь Англии к началу тридцатых годов была в полном несоответствии с ее обязательствами перед всем миром, и роль мощно вооруженного хранителя мира в Европе перешла к Франции. Черчилль сам делал ставку на «великолепную французскую армию» и постоянно включал в свои бюджетные планы непрерывное разоружение Германии. До последнего дня он не мог отказаться от взыскания репарационных выплат, которые Англия в качестве военных долгов должна была возвратить США, и Черчилль вопреки своему принципиальному убеждению о несправедливости принципа репарационного урегулирования сделал британскую долговую службу зависимой от поступления немецких выплат. Когда в 1929 году был принят план Янга, предусматривавший сокращение британской доли репарации на один процент, он объявил это неприемлемым, а спустя еще три года, когда уже давно не состоял на этой службе, в 1932 году, он самым резким образом возражал против предусмотренной в Лозаннском соглашении отмены репарационных выплат «ввиду невозможности их погашения». И в данном случае следует отступить от легенды, по которой он еще до 1933 года стремился к смягчению Версальского договора (который он, впрочем, считал умеренным). В бытность его министром финансов он стремился проводить «солидную финансовую политику», так называемый рестрикционный курс, предусматривавший перенесение внешних долгов Англии на плечи других, и обеспечение щадящего режима для британских налогоплательщиков.

Ограниченность этой финансово-политической концепции обнаружилась в 1929 году, в период проведения всеобщих выборов и надвигающегося мирового экономического кризиса. Министр финансов не мог предложить своего рецепта против хронической массовой безработицы, а у современников сложилось впечатление, что эта проблема в «бюджете процветания» Черчилля вообще не учитывалась. Может быть, высказанные в его адрес упреки в полном равнодушии к судьбам миллионов безработных были и преувеличенными, но полностью отвергать их тоже нельзя. Черчилль откровенно спекулировал незначительными снижениями налогов, чтобы получить голоса налогоплательщиков. Так, он отменил налог на соревнования, введенный в 1925 году, чем завоевал себе непрочную популярность. Но в долгосрочном плане этот расчет не мог оправдаться: слишком сильно было сознание надвигающегося кризиса, которое охватило самые широкие слои населения и способствовало тому, что консерваторы в мае 1929 года потерпели откровенное поражение на выборах. Не зря этот провал считался личным провалом министра финансов, недальновидность которого обернулась для правительства потерей голосов избирателей. С этого момента появилась первая трещина в отношениях между Черчиллем и Болдуином, которому Черчилль постоянно помогал. Трещина, которая вскоре увеличилась и привела к открытому разрыву.