Источники не дают ответа на вопрос, продолжал ли Рузвельт, уже более скептически настроенный в последние месяцы перед смертью, надеяться, вопреки всему, или, учитывая общественное мнение в своей стране, вел политику «как будто». Другими словами, был ли честен президент, когда утверждал после Ялты, что верит в цели коалиционных государств, или же он лукавил, чтобы не повредить вступлению США в Организацию Объединенных Наций?

Объективно, во всяком случае, распадалось то, что Рузвельт хотел совместить: политическое сотрудничество с Советским Союзом и американское видение лучшего мира. Великий политик не смог объединить реалии и идеалы американской внешней политики, власть и видение. Можно было бы говорить о трагедии, если бы эта категория не противоречила непоколебимому оптимизму Рузвельта и его искренней вере в Новый мир.

«Триумф и трагедия» — название последнего тома воспоминаний Уинстона Черчилля о второй мировой войне, которое с полным основанием можно было бы отнести ко всей истории его жизни. Это звучало бы несколько мелодраматично, однако не вызвало бы у самого Черчилля отрицательного отношения, даже наверняка было бы ему по душе, так как пафос и театральность были свойственны его личности, а его жизнь так изобиловала драматическими событиями, что их вполне хватило бы на героическое эпическое повествование. Именно героической сочли его жизнь американские создатели фильма об Уинстоне Черчилле и имели для этого основания.

Не часто встречаются политики и государственные деятели, которые долгое время удерживаются на сцене общественной жизни; среди них также редко бывают такие деятели, которые с самоотверженной последовательностью ставят всю свою жизнь на службу политическому успеху, борясь за славу и власть. Путь Черчилля в политике был отмечен как большими успехами, так и серьезными неудачами. Мнение о нем окружающих его людей было таким же противоречивым, как и его собственные суждения по многим важным вопросам, которыми ему приходилось заниматься. Его характеру, кроме противоречивости, било свойственно умение изменяться в связи с условиями, в которых он оказывался, и широкий диапазон самых разных способностей, позволявших ему быть активным политиком и государственным мужем; кроме того, он был офицером, писателем, историком, стратегом, журналистом, оратором высокого класса и способным художником, он обучался мастерству каменщика и садового архитектора. Однако все делалось им в интересах собственной карьеры, даже своими хобби он занимался в то время, когда готовился к новому виду деятельности. Сила духа и внутренняя энергия, казалось, превосходили его собственные потребности в них: каким бы сильным ни было поражение, которое ему пришлось испытать, он находил в себе внутренние резервы для вступления в новую борьбу. Его увлекало необычное, эффектное, все, что носило на себе печать приключения и активного действия; посредственное, обычное не интересовало его. В чем же заключались отрицательные последствия всех его взлетов и падений? В чем состояли «высокая нравственная цель» и «большой моральный потенциал», которых так долго не могли распознать в нем критики?

Одним из постоянных принципов жизни Уинстона Черчилля была его верность самому себе, нежелание или неспособность выйти за рамки собственного эгоцентризма, изменить себя в какой бы то ни было ситуации. При всей своей талантливости он играл, в сущности, одну роль — роль активно и успешно действующего героя по отношению к самому себе. Его противники приписывали ему беспечную искренность, имевшую очень субъективные качества: сам о, ц мало заботился о тоэд, как это качество воспринималось другими людьми, поскольку никогда не забывал о своей главной цели: находиться в центре всеобщего внимания и завоевывать публику. Всю свою жизнь Уинстон Черчилль был благодарным объектом для публицистики: все, что делал и говорил, было новым, проявления его деятельности всегда были несколько театральными; даже дорожное происшествие, случившее с ним в Нью-Йорке в конце его карьеры, он сумел обернуть в свою пользу. В отличие от многих своих современников, людей «старой школы», он всегда высоко ценил значение средств массовой информации и публику, стоявшую за ними. Он сумел использовать их в собственных целях, оказывая им со своей стороны различные знаки внимания. Вступив в политическую жизнь Англии в возрасте 21 года, он в течение сорока лет продолжал оставаться в ней, исполняя роль актера, летописца, критика и судьи в своих собственных делах. Пройдя через лабиринты своей неспокойной жизни, он всегда умел вызвать к себе внимание, даже если оно не переходило со временем в почитание.

Можно было попытаться объяснить такое стремление к общественному вниманию и популярности склонностью Черчилля к шумихе и «показухе». Такому негативному истолкованию его поведения способствовала не только сама манера его поведения — рассчитанная на внешний эффект, предполагавшая его неизменную сигару, запомнившаяся всем еще со времени, предшествовавшего второй мировой войне, — но и обыгрывание им своего внешнего образа, доходившее почти до нарциссизма в годы его наибольшей политической активности, стремление создать свой индивидуальный внешний стиль поведения, который закончился разработанными им указаниями о собственном захоронении. При всем этом мы только в самой малой степени приближаемся к сути его личности. На сцене, которую он выбрал для себя, атрибуты театральности стали восприниматься как признаки духа времени; в сознании масс, позволявших управлять и манипулировать собою, они превратились в символ политического успеха с чертами модернизма, которыми, однако, нельзя до конца объяснить его поведение. «Это ваша победа!» — эти слова были брошены им как призыв в ликующую толпу народа. Произнося их, Черчилль даже не предполагал, насколько он был прав в этом суждении.

Что действительно привлекает нас в образе Уинстона Черчилля? Не его театральность и ярко выраженные ораторские способности, а скорее могучий дух и сила его личности, огромная жизненная энергия этого общественного деятеля, который в течение пятидесяти лет вынужден был идти навстречу основным течениям своего времени, уподобляясь Дон-Кихоту, боровшемуся с ветряными мельницами. Находясь во власти собственных несовременных представлений, он хотел доказать всем возможность существования процветающей власти, если во главе этой власти находятся незаурядные личности, и при этом он смог выиграть у мира только последнюю битву. С этим связана трагедия личности Черчилля, давно подмеченная внимательными исследователями его жизни и деятельности. «The Tragedy of Winston Churchill» («Трагедия Уинстона Черчилля») — так называлась книга, появившаяся в 1930 году, подводившая итог его политической карьере (Черчиллю было тогда 55 лет). Сорок лет спустя один английский историк, подводя в своей книге итог этого первого большого периода жизни Черчилля, определил этот этап как «учеба на политических ошибках». В какой-то короткий счастливый период между этими датами жизнь Черчилля достигла кульминации, когда его мечта осуществилась и он стал «спасителем нации» и избранным ею лидером, таким как описанный им самим образ Моисея, спасителя израильского народа. К этому времени относится возникновение легенды, распространившейся еще при его жизни, согласно которой ему сначала приписали черты романтического мечтателя XX века, а затем подняли его значение до величины национального символа эсхатологического масштаба. «Деятельность Уинстона Черчилля открывала человечеству будущее», — писал один из его наиболее солидных биографов, и если в некрологах в январе 1965 года употреблялись такие слова, как «спаситель» и «избавитель», то их нельзя было считать совершенно безосновательными. В личности Черчилля нашла свое воплощение англосаксонская идея, его неординарная личность придала романтическую окраску и закату Британской империи, и национальному падению Англии.