Однако роль Черчилля как «спасителя народа» не ограничивалась вербальными признаниями и бравурными речами в парламенте. Он неустанно работает в качестве министра, умело проводя новые идеи. Между тем супруги Вебб вскоре замечают, что он стремится уйти от их опеки. В процессе создания рабочих мест, несомненно, ощущается их влияние; окончательное завершение процесса Черчилль поручает одному из их сторонников, У. Х. Бевериджу, будущему отцу идеи английской благотворительности. Но непосредственное содержание реформаторской деятельности Черчилля, тесно связанное и вместе с тем выходящее за рамки немецкого образца, — социальное страхование безработных, — несомненно, обнаружило черты его собственной прагматики. Прежде чем эта идея получила в 1911 году законодательное оформление как часть ллойд-джорджевского закона о социальном страховании, Черчилль принял также участие в разработке законодательных мероприятий по защите труда и, в частности, защите от несчастных случаев. Вполне вероятно, что разработкой этих идей в значительной мере занимались и другие люди, но, несомненно, Черчилль приложил все свои силы для их осуществления.
Социально-реформаторская деятельность Черчилля достигла своего апогея в 1909 году в борьбе за «Народный бюджет» Ллойд Джорджа. Высокие налоги на землю, а также большие финансовые обязательства, налагаемые на землевладельцев, должны были служить идее реформирования закона о социальной защите. Но осуществление этих идей натолкнулось на ожесточенное сопротивление консерваторов и верхней палаты парламента, лишение которой права вето привело к открытому конфликту. В борьбе за урезание политических прав палаты лордов Черчилль, занявший после январских выборов 1910 года пост министра внутренних дел, развивает поистине революционную деятельность, в радикализме с ним трудно было сравниться. «Пришло время, — заявляет он 15 февраля 1910 года кабинету, — полностью упразднить верхнюю палату». Нет ничего удивительного в том, что возмущение консерваторов было направлено главным образом на Черчилля, «предателя собственного класса», которому оказалась недостаточно просторной парламентская арена и который в качестве президента вновь образованной «Бюджетной лиги» способствовал перемещению агитационной кампании на улицы. Борьба между консерваторами и либералами заканчивается в 1911 году принятием парламентом закона, по которому палата лордов лишалась абсолютного права на наложение вето. В этом же году реформаторская деятельность была в основном завершена после утверждения закона о праве на социальное обеспечение в случае болезни или безработицы. Перед общественностью встали другие проблемы.
В эти годы Англия знакомится с молодым министром внутренних дел мистером Черчиллем с совершенно неизвестной для нее стороны. Он явно озадачил своих «радикальных», т. е. леволиберальных партийных соратников, отошедших от него после отданного им приказа о подавлении забастовки горняков Южного Уэльса с помощью полиции и военных. Несмотря на всю осторожность, проявленную им в этой акции, он в течение долгих лет оставался в положении человека, которому был брошен упрек в причастности и убийству двух бастующих рабочих. Внутри самого рабочего движения его имя стали прочно связывать с трагическим происшествием, получившим название по месту, в котором произошла трагедия, — Тонипанди. Затем всеобщее недовольство получило новое подкрепление, когда в январе 1911 года министр внутренних дел превратил простой криминальный случай в государственную акцию, санкционировав совместные действия полиции, пожарных, Шотландской гвардии — вплоть до легкой артиллерии для ликвидации конфликта местного значения, вызванного двумя анархистами, которые забаррикадировались в одном из домов на Сидней-стрит в восточной части Лондона.
Создавалось впечатление, что Черчилль руководствовался в этих случаях стремлением только к собственной славе. Это мнение подтвердилось спустя несколько месяцев, когда он отдает приказ о подавлении бастующих железнодорожников отрядом, состоящим из более чем 50 000 тяжеловооруженных солдат и, явно превышая свои полномочия, предоставляет им свободу действий. У сильного левого либерального партийного крыла, а также и у лейбористов, на поддержку которых кабинет рассчитывал с 1910 года, воодушевление, испытанное ими ранее, понемногу стало сменяться отрезвлением, принявшим теперь такие масштабы, что Асквит не упустил возможность назначить Черчилля на другую должность, и в октябре 1911 года тот становится морским министром.
До этого времени молодого государственного деятеля интересовали исключительно вопросы внутренней политики; военные и внешнеполитические проблемы касались его только с одной стороны — если они мешали проведению политики реформ. Саврола также критически относился к военным; в Лаурании войны проводились всегда с одной целью — они должны были отвлечь внимание народа от внутренних трудностей. Подобные доводы приводил молодой парламентарий и в Вестминстере, исходя из политики фискальной экономичности, в дискуссии по поводу военных расходов, предложенных мистером Бродриком; в апреле 1908 года Черчилль очень бурно отреагировал на предложение военного министра лорда Холдейна, выступившего с инициативой организовать на континенте экспедиционный военный корпус; Черчилль высказал свое отрицательное мнение в меморандуме на 14 страницах, смысл которого сводился к тому, что «ни одна нация не решится на такое опасное и провоцирующее мероприятие». К неудовольствию консерваторов и либералов, настроенных проимпериалистически, Черчилль дважды — в 1906 и 1909 годах — по приглашению кайзера Вильгельма II представлял Англию на военных маневрах в Германии в качестве именитого гостя. Позднее Черчилль не присоединился к общему осуждению Гогенцоллернов, не заметил в международной обстановке ничего, что подтверждало бы распространенное повсюду мнение о существовании «немецкой опасности». «Германия, — писал он в 1908 году в разгар яростных споров вокруг политики реформ, обращаясь к Асквиту, — готова не только к войне, но и к миру. Мы же не готовы ни к чему, кроме как к распрям в парламенте». Будучи еще министром торговли и занимаясь проектами социальных реформ, он отклонил предложенное морским министром Мак-Кенной довооружение морского флота и его доклад, содержавший «пугающие данные» о возрастающих темпах строительства в Германии. 17 июля 1905 года он заявил в Эдинбурге, что «между Великобританией и Германией ни в чем нет противоречий. Между ними нет предмета спора ни в чем; не существует также пространства, которое стало бы предметом спора между нами».
Есть доля иронии в том, что эти высказывания Черчилля вызвали не только жесточайшую критику со стороны консерваторов, но и после окончания первой мировой войны использовались британскими антисемитами. В действительности в обеих странах была определенная часть постоянно проживающего еврейского населения, что, без сомнения, способствовало установлению более тесных связей между обеими странами. Положительное отношение Черчилля к Германии этого периода также во многом объяснялось наличием в этой стране его еврейских друзей и близких знакомых, среди которых нужно прежде всего назвать сэра Эрнеста Кассела, друга Баллина. На такое независимое от общей линии мнение Черчилля могло повлиять как его сотрудничество с Ллойд Джорджем, так и с левыми либералами-реформаторами, которые видели в Германии времен кайзера Вильгельма много положительных, достойных подражания моментов. Осуждаемый многими зарождающийся германский империализм, который, несмотря ни на что, связывался в сознании Черчилля с привлекавшим его понятием ответных военных действий, не вызывал у него такого отрицания и осуждения, как у других просвещенных умов. Во всяком случае, в первые восемь-девять лет его политической деятельности он был убежден в необходимости и полезности добрососедских отношений с Германией, хотя Франция того времени в большей степени заслуживала симпатию и восхищение.
С 1911 года его ориентация неожиданно изменилась. После агадирского кризиса Англия впервые за долгое время ощутила близость угрозы войны; тогда сам Ллойд Джордж, уважаемый наставник Черчилля, направил Германии из резиденции лондонского лорд-мэра 21 июля послание с выражением озабоченности, которое заставило Черчилля по-новому взглянуть на явно ухудшавшуюся ситуацию. Еще будучи министром внутренних дел, он неожиданно стал усиливать охрану военно-морских складов, которые могли быть доступны «немецким агентам», и в августе он представил кабинету записку, в которой излагал свою точку зрения на возможный ход немецко-французской войны, в возникновении которой он был почти уверен. Он был убежден, что Англия не должна оставить французов один на один с агрессором. Став в октябре этого же года морским министром, он получил новые полномочия и новое поле деятельности, на котором он чувствовал себя не столь уверенно. Его новое положение усложнялось собственным характером, который не позволял ему останавливаться на полпути, он привык подходить к любой поставленной перед ним задаче ответственно, отдавая ей все свои силы; по его собственному признанию, получив в свое распоряжение адмиралтейство, он «не мог думать ни о чем, кроме приближающейся войны».
