К нему подошел офицер.

— Чем обязан? — щелкнул он каблуками. — Поручик Ковалевский!

— А я Бакланов, из казачьего полка.

— Вы — Бакланов? Тот самый, что рассекает турка от плеча до пояса? — уставился офицер. — Рад познакомиться. О вас тут столько говорят. Так вас интересует ракетный станок?

Поручик подвел Якова к стоящему в ряду устройству, три «ноги» которого были крепко вогнаны в землю. По верху устройства — шесть металлических желобков.

— Принесите учебную ракету, — приказал офицер солдату. — Тот вернулся, неся в руках металлический предмет в форме удлиненного снаряда с длинным металлическим штырем позади.

— А это для чего?

— Чтоб в полете придать ракете устойчивость. Ракета сия калибром в два дюйма[7], а есть еще в два с половиной и четырехдюймовые. Ракеты бывают фугасные и зажигательные.

Офицер словоохотливо объяснял, как лучше использовать это оружие в сражении, сказал, что ракеты летят на дальность до полутора и даже трех верст и что их можно пускать в неприятеля залпом, сказал о себе, что он командир первой ракетной роты, созданной в русской армии, и на эту должность его рекомендовал сам генерал Засядко.

Яков впервые слышал эту фамилию.

— Не знаете нашего генерала? — удивился Ковалевский. — Александр Дмитриевич создал это оружие. И с самого начала войны был здесь. Совсем недавно отбыл в Петербург. Вы-то сами видели, как пускают ракеты?

— Однажды пришлось наблюдать. Вот бы нам такие штуковины.

— Многого захотели. Впрочем, станок сам не сложен, его можно изготовить. Вот с ракетами дело обстоит сложно, их ведь доставляют из самого Петербурга!

По овладении Бургасом 6-му корпусу была поставлена задача наступать на Адрианополь, некогда главный город древней Фракии, а ныне второй по значимости город Турции после Константинополя. Стремясь наверстать упущенное, главнокомандующий Дибич приказал генералу Роту создать для преследования неприятеля авангард из казачьих полков, отличавшихся своей подвижностью и быстротой. В отряд, возглавляемый генералом Жировым, вошли три полка: Бакланова, Ильина и Чернушкина. Им предстояло обойти по второстепенным дорогам отступающие главные силы турецкой армии и первыми вырваться к Адрианополю.

От Бургаса до цели — около полутораста верст. Отряд находился в пути вторые сутки. Осталось преодолеть последнее препятствие — отроги Балкан, хребет Истранджа. На перевал вслед за головным дозором поднялась группа всадников во главе с генералом Жировым. Генерал достал часы, посмотрел на склон, по которому растянулась казачья колонна.

— Отдохнем, — сказал он командиру полка Бакланову. И соскочил с коня.

Недавно прошел теплый июльский дождь. Прошел полосой: в горах такое случается нередко. На хребте зависла туча, прогремел гром, и на землю обрушился ливень. А потом прояснилось и стало так чисто, словно дождь промыл воздух и насытил его свежестью.

— Садитесь, ваше превосходительство, — услужливо разложил походный стулец ординарец.

Генерал сел, вытер платком лицо.

— Садитесь и вы, господа, передохнем. Они еще не скоро выберутся.

Яков находился при отце, сел поближе. Знал, что генерал любит поговорить, вспомнить былое. Генералу было за пятьдесят, но он не утратил выправки и видом был крепок. На лбу залег багровый рубец — след от палаша французского драгуна, полученный в жаркой схватке у Смоленска в восемьсот двенадцатом году.

Всю Отечественную войну войсковой старшина Жиров провел в седле, командовал полком в летучем корпусе Матвея Ивановича Платова. На третий день после перехода французов через Неман его полк вступил в схватку. Отличился полк и под Смоленском, Дорогобужем, участвовал в знаменитом рейде у Бородина. Но особую доблесть казачий полк Жирова показал, когда изгоняли врага. Он первым преодолел Вислу и ворвался в город Нейбург.

Генерал любил поговорить, вспомнить прошлое.

— Я вам скажу, что преследование нужно вести умеючи, — начал он, обращаясь к офицерам. Он многое заимствовал у Платова, и эта любимая присказка атамана — я вам скажу — тоже вошла как бы сама собой в привычку. — Казалось бы, ничего сложного в преследовании нет, не то что в наступлении или оборонительных действиях, но, скажу я вам, это далеко не так. Вот у меня был случай, в сражении у Малоярославца француз тогда уж отходил, а мы его преследовали. Наши теснят его, сбивают заслоны, то и дело настигают арьергард, чтобы сломить его и выйти к главным силам, но не так-то просто одолеть врага. Примчался Платов. Кутейников ему докладывает, так, мол, и так: «Сидим на хвосте». «А что толку, что на хвосте, — недовольно выговорил атаман. — Французу в горло надо вцепиться! Пустил ли кого по боковой дороге?» — «Никак нет!» — «Вот и плохо! Немедленно направляй полк, да поставь ему задачу на опережение неприятеля». Я стою тут же. Увидел меня Матвей Иванович, подзывает: «Поди сюда, войсковой старшина. Дорогу видишь?» — сует мне карту. А правей старой Смоленской была еще одна. — «Вижу», — отвечаю. — «Вот по ней и мчись, упреди голову неприятельской колонны, да задержи ее. А мы тем временем французу с боку ударим. Понял?» — «Понял», — отвечаю. Поставил он крестик на карте, куда полк должен выбраться. — «Умри, но задачу выполни!»— предупредил напоследок атаман.

Повел я полк по той дороге. Несусь, а в голове одна только мысль: как бы не опоздать! В Платове, скажу я вам, казаки души не чаяли, но и побаивались его. В делах службы был он взыскательным и нелицеприятным. Требовал, чтобы приказы выполнялись быстро и точно. Так вот, не проехали мы и половины дистанции, как наскочили на неприятеля. Головной дозор попытался было сбить его с позиции, да не смог. Послал я головную сотню, а та ввязалась в перестрелку: ни вперед, ни назад. Время поджимает, а путь полку перекрыт. Что делать?

Яков слушал генерала, боялся пропустить слово. Представил обстановку, в которой оказался полк, попытался угадать решение, которое принял тогда сидевший рядом начальник.

— Так вот, оставил я сотню на месте, а сам с полком скрытно для неприятеля уклонился от дороги вправо, выехал на какую-то тропку и помчался вперед. Выскочили к назначенному месту до срока, какой указал Платов. Не ожидая, пока подтянется полк, выслал разведку. За ней направил сотню с есаулом Агаповым, приказал ему дорогу оседлать и ждать моего прибытия. И задачу, таким образом, удалось выполнить точно и в срок. Благодарность заслужили от самого Платова. Вот так-то, господа.

Генерал поднялся со стульца, надел молодцевато, чуть набок фуражку, огляделся. На перевал уже вышли передовые сотни баклановцев. За ними, поотстав, поднимались остальные.

— Ну вот, поговорили, отдохнули, — сказал генерал и скомандовал: — Коня! И вперед!

В тот же день казаки подошли к Адрианополю. Город лежал у места, где сливались три реки — Тунджа, Марица и Арда, — и сходились в узел шесть дорог. Когда-то здесь была крепость, но от нее остались одни развалины. Вокруг города возвышались высоты.

От Адрианополя шла дорога и к Черному морю, и к Константинополю, и к Дарданеллам. До турецкой столицы оставалось две с половиной сотни верст. Не доезжая до Адрианополя, генерал вызвал Якова:

— Поезжай под крепость, разузнай, какой в ней гарнизон, какие укрепления.

У первого селения полусотню Бакланова окружили болгары.

— Здравствуй!.. Братушки!.. Да живио! Русско! — Лица светились радостью.

Появление русских войск народ воспринял как освобождение. Много зла причинили им турки за вековое пребывание в чужой стране.

Не задерживаясь, Яков повел полусотню дальше. Вскоре на дороге повстречался мужчина. Яков подозвал его.

— Ты откуда?

— Из города, — ответил тот и указал в сторону Адрианополя.

— Большой ли в городе гарнизон? Много ли вооруженных турок?

— Много, может десять тысяч, а может и больше. Есть пушки.

Вблизи города по казакам открыли огонь с высот турецкие стрелки. Казаки не стали ввязываться в схватку, уклонились в сторону. Но им преградила путь река. За ней виднелись неприятельские позиции.