Я чувствовал, что она еле сдерживается, и преодолев собственное горькое разочарование, легонько тронул ее за руку.

— Пожалуйста, Достойная Леди, — тихо проговорил я. — Я посмотрю другие скульптуры и картины, тут их много.

— Да черт возьми, Леонардо, неужели это вас нисколько не раздражает? — воскликнула она с явным раздражением.

— Меня проинструктировали, что, посещая человеческие миры, я должен подчиняться человеческим законам, — осторожно подбирая слова, ответил я.

— Это не закон! — возмутилась она, свирепо глядя на охранника. — Это политика, и я собираюсь протестовать.

— Разумеется, это ваше право, — ответил он с полным безразличием исполнителя, который знает, что за свое поведение будет отвечать не он.

Ее злость стала почти осязаемой, она бросила на охранника убийственный взгляд и, резко повернувшись, пошла назад в главную галерею, волоча меня за руку, словно маленького человеческого ребенка. Вопреки всему, я успокоился: мы избежали гораздо более оскорбительной сцены, и приобретенный в данном случае опыт лишь подтвердил старую истину — личные желания и цели в конечном итоге не имеют абсолютно никакого значения.

Я был новичком в человеческом обществе и впервые преследовал личные цели. Весьма тривиально. И не в последний раз.

Аукцион только начинался, когда мы снова присоединились к Рейберну. Он оживленно беседовал с пожилой дамой с зелеными волосами, выкрашенными в тон к ее изумрудам. Я был весьма спокоен, но видел, что Тай Чонг все еще кипит от гнева на охранника.

— Уважаемые гости, — провозгласил аукционист. — Добро пожаловать на третий полугодовой аукцион Галереи Одиссей! Сегодня на ваше рассмотрение будет представлено 143 работы, большинство из них — из миров скоплений Альбион и Квинелл. И разумеется, главный объект сегодняшних торгов: три скульптуры бессмертного Феликса Мориты, предоставленные правительством Аргентины III. Должен добавить, что вся прибыль от их продажи пойдет на борьбу с вирусом-мутантом, причинившим столько бедствий в системе Аргентины, и что Галерея Одиссей жертвует треть всех комиссионных, заработанных сегодня, в фонд помощи Аргентине III.

— Они и так заработают в десять раз больше, чем получили бы без Мориты, — с понимающей улыбкой шепнул Рейберн. — Вероятно, так и было условлено.

Аукционист подождал, пока смолкнут вежливые аплодисменты.

— Итак, мы начинаем торги великолепным экземпляром, произведением с самой Земли.

Вынесли древнюю скульптуру из хрома. Она была выполнена в Уганде, в 2908 Р.Х. (-2 Г.Э.), через сто лет каким-то образом оказалась на Спике II, а позднее пополнила коллекцию Андреа Барос, знаменитой актрисы эры Поздней Республики. Но, при всей ее захватывающей истории, собственные качества скульптуры явно оставляли желать лучшего, и вскоре, несмотря на тщетные потуги аукциониста, цена застыла, поднимаясь не больше, чем на тысячу кредитов за раз.

Тай Чонг с минуту внимательно наблюдала за торгом, затем повернулась ко мне.

— Останьтесь с Гектором, — сказала она, и я заметил, что ярость ее не угасла. — Я скоро вернусь.

— Надеюсь, вы не собираетесь заявить протест от моего имени, Достойная Леди?

— Именно это я и собираюсь сделать.

— Мне не хотелось бы этого.

— Но почему? Политика музея не имеет оправданий!

— Достойная Леди, — ответил я. — Быть инопланетянином в этом обществе само по себе достаточно трудно. Зачем привлекать к себе излишнее внимание, жалуясь на ваше обращение с гостями других рас?

— Но вы не из тех рас, с которыми вы воюем, — возразила она. — Вы…

Она вдруг запнулась.

— Покорны? — подсказал я.

— С вами у нас всегда были мирные и гармоничные отношения, — ответила она смущенно.

— В галактике более двух тысяч разумных рас, Достойная Леди, — заметил я. — Ни от одного охранника нельзя требовать, чтобы он узнавал больше, чем ничтожную часть из них, а поскольку Олигархия воюет…

— Олигархия всегда с кем-нибудь воюет, — перебила она.

— При данных условиях такая политика разумна.

— Не говоря уже том, что оскорбительна для вас лично.

— Личность не имеет значения, — возразил я.

— Значение имеет только личность, — решительно заявила Тай Чонг, и снова я почувствовал, что она-то и есть настоящая инопланетянка.

Мы уже привлекали к себе удивленные взгляды, и Тай Чонг, заметив, как неловко я себя чувствую в центре внимания, понизила голос:

— Мне очень жаль, Леонардо, но я обязана заявить протест. Оскорбив одного из сотрудников Клейборна, они оскорбляют Клейборн. Я должна защищать своих служащих, даже если они сами не желают защищаться.

Я понял, что спорить дальше бессмысленно, и остался молча стоять, а она вышла искать директора галереи. Я заставил себя сосредоточиться на торгах и попытался не думать о последствиях ее действий.

Следующим лотом аукциона был Яблонски. Услышав стартовую цену 200 тысяч кредитов, я понял, что был прав, прикидывая окончательную оценку.

Частный коллекционер из сектора Антарес начал торговаться с четырехсот пятидесяти тысяч, и в конце концов отбил ее у местного музея за 575.

— В яблочко, — отметил Рейберн. — Вы знаете свое дело, Леонардо.

— Благодарю вас, друг Гектор, — ответил я, ярко просияв от гордости, вопреки стеснению из-за протеста Тай Чонг.

Он задумчиво взглянул на меня.

— Вы действительно думаете, что мы сможем взять этот портрет за пятьдесят тысяч?

Мой узор двусмысленно потемнел.

— Возможно, что он хорошо известен на Бортаи или на соседних мирах. В таком случае цена может подняться до шестидесяти тысяч кредитов.

Следующим шел Примроуз, и хотя данное произведение было типично для его Плоскоугольного периода, цена не поднялась выше разочаровывающей цифры 190 тысяч кредитов, что подтверждало упадок его славы.

Вернулась Тай Чонг, очень довольная собой, и мы без особого интереса наблюдали, как следующие три лота уходят по весьма средней цене.

Затем была выставлена первая из работ Мориты.

— Физические ограничения подиума не позволяют выставить ее здесь, — объявил аукционист, — но я надеюсь, что все вы воспользовались случаем увидеть ее в оригинале. Это произведение Мориты значится у вас в каталогах под номером 7, потрясающая мозаика из огненного камня и солнечных кристаллов под названием «Рассвет». Стартовая цена — полмиллиона кредитов.

Меньше, чем за минуту, цена подскочила до трех миллионов. На четырех миллионах в торги вступил канфорит, но в итоге лот был продан большому музею Делуроса VIII за шесть с половиной миллионов кредитов. Тай Чонг тут же уверила меня, что для Мориты такая цена — не предел, хотя аукционист объявил, что для Дальнего Лондона это настоящий рекорд, который, по его мнению, продержится не дольше сорока минут, когда на продажу будет выставлено следующее произведение великого Мориты.

Тай Чонг поторговалась за маленькую голограмму и проиграла ее канфориту, затем купила изысканный натюрморт с Терразаны.

Через несколько минут Рейберн похлопал меня по плечу.

— Сейчас выставят ваш портрет, — шепнул он. — Попробую взять.

И добавил после паузы:

— Пятьдесят тысяч максимум, да?

— Это моя оценка, друг Гектор, — ответил я.

— Следующий лот, — объявил аукционист, когда полотно вынесли на подиум. — Портрет неизвестной, автор — Кристофер Килкуллен, прославившийся как флотоводец, силы которого разбили значительно превосходящего противника во время восстания джагонов, в 4306 году Г.Э.

Он сделал паузу, заглянув в свои записи.

— Уйдя в отставку, командор Килкуллен занялся живописью, и хотя он создал не много, его произведения сейчас выставлены в музеях на Спике II и Лодине XI, а также на его родине, Бортаи. Данное полотно пожертвовано из имущества покойного Генриха Фолльмайра, губернатора Мирзама X, с резервом двадцать тысяч кредитов.

— Я не знаком с этим термином, друг Гектор, — прошептал я.

— Резерв? — переспросил он. — Это значит, что владелец, в данном случае его душеприказчики, объявили минимальную сумму в 20 тысяч кредитов, за которую они выкупят картину, если цена не поднимется выше.