Как и большинство женщин племени, она была неуклюжей, медлительной, с массивными мышцами; любое движение, которое она собиралась сделать, легко предугадывалось, и для меня не составило никакой сложности увернуться от нее, но на этот раз я не остановился на этом. Изо всех сил я ударил ее правой рукой в челюсть, она упала и осталась лежать неподвижно.

— Тебе лучше бежать, — прошептал Зор. — Конечно, твой побег обречен, но, по крайней мере, ты можешь попытаться, а если ты останешься, тебя точно убьют.

Я быстро оглянулся, оценивая свои шансы, но шансов не было никаких. Женщины, бежавшие из деревни, уже приближались. Они могли сбить меня с ног своими пращами задолго до того, как я выбежал бы из радиуса их действия, поэтому я остался на месте; увидев во главе толпы Глак, я понял, что перспективы мои довольно унылы.

Женщина, сбитая мною с ног, пришла в себя и, покачиваясь, поднималась на ноги, когда Глак остановилась перед нами и потребовала объяснений.

— Я ел тубер, — сказал я, — когда эта женщина подошла ко мне, отняла его и попыталась избить меня.

Я увернулся от ее ударов, но она вышла из себя и едва не убила меня.

Глак повернулась к сбитой мною с ног женщине.

— Ты пыталась избить одного из моих мужчин? — грозно спросила она.

— Он украл еду из сада, — ответила женщина.

— Неважно, что он сделал, — прорычала Глак. — Никто не может избить одного из моих мужчин и не быть наказанным за это. Если я хочу, чтобы они были избиты, я делаю это сама. Может быть, это научит тебя не трогать моих мужчин, — с этими словами она размахнулась и сбила стражницу с ног. После этого она принялась пинать распростертую на земле женщину в лицо и живот.

Стражница, которую звали Ганг, схватила Глак за ногу и свалила ее на землю. За этим последовала одна из самых жестоких драк, которые я когда-либо видел.

Они толкались, пинались, царапались и кусались, как две фурии. От такой жестокости меня затошнило. Если это было результатом освобождения женщин из рабства и попытки сделать их равными мужчинам, то, как мне казалось, возврат в рабство был бы наилучшим выходом и для них, и для всего мира. Один из полов должен править, и мужчины по темпераменту лучше женщин подходят для этой работы. Конечно же, если полная власть над мужчинами приводит к подобной развращенности и ожесточению женщин, мы должны следить, чтобы они всегда находились в подчиненном положении по отношению к мужчинам.

Драка продолжалась еще какое-то время с переменным успехом. С самого начала Ганг знала, что стоит вопрос о том, кто останется жить, она или Глак, поэтому она дралась с яростью загнанного зверя.

Я не буду дальше описывать это унизительное зрелище. Достаточно сказать, что с самого начала у Ганг не было никаких шансов осилить жестокую Глак; и она, побежденная, наконец замерла.

Глак, уверенная в смерти своей соперницы, поднялась и повернулась ко мне.

— Это все из-за тебя, — сказала она. — Ганг была хорошим воином и отличным охотником, а теперь она мертва. Ни один мужчина не стоит этого. Мне нужно было позволить ей убить тебя, но я исправлю эту ошибку.

Она повернулась к Зору.

— Принеси мне несколько палок, раб, — приказала она.

— Что ты собираешься делать? — спросил я.

— Я собираюсь забить тебя до смерти.

— Ты глупа, Глак, — сказал я. — Если бы у тебя была хоть капелька мозгов, ты бы поняла, что это — твоя вина. Ты не даешь выспаться своим рабам, изнуряешь их работой, они вечно голодны, и, к тому же, считаешь, что их надо убивать за то, что они крадут еду или не позволяют себя бить. Дай им выспаться и накорми их, и они будут лучше работать.

— Думай, что хочешь — это не имеет значения: я покончу с тобой, — прорычала Глак.

В это время вернулся Зор с охапкой палок, из которых Глак выбрала самую тяжелую. Возможно, я не Самсон, но и не слабак и без хвастовства могу сказать, что никто не сможет пережить тридцать шесть лет опасностей и превратностей каменного века, если не будет постоянно следить за собой. Моя напряженная жизнь здесь развила мою мускулатуру до лучших образцов, виденных мною во внешнем мире, к тому же я знал несколько приемов, о которых не слышали ни один мужчина и ни одна женщина каменного века; и когда Глак подошла ко мне, я уклонился от ее первого удара и, схватив ее кисть обеими руками, быстро повернулся и бросил ее через голову. Она тяжело приземлилась на плечо, но тут же вскочила и немедленно бросилась ко мне, взбешенная так, что изо рта у нее капала пена.

Когда я бросил ее, она выронила палку, которой собиралась забить меня до смерти. Я наклонился и схватил ее; и, до того как она смогла достать меня, я изо всей силы ударил Глак по голове. Она упала — и потеряла сознание.

Женщины-воины с изумлением смотрели на все это какое-то мгновение, потом одна из них бросилась на меня, а еще несколько стали приближаться. Для того чтобы понять, что они были весьма разгневаны, мне не нужно было знать реалий каменного века; к тому же, как я сообразил, шансы мои были весьма невысоки, на самом деле при таких ставках их у меня вовсе не было.

Решение необходимо было принимать очень быстро.

— Подождите, — сказал я, пятясь от них, — вы только что видели, как поступает Глак с женщинами, которые оскорбляют ее мужчин. Если вы знаете, что для вас лучше, подождите, пока она придет в себя.

Эти слова заставили их остановиться, они повернулись в сторону Глак. Она лежала столь неподвижно, что я не мог сказать, жива ли она, но вот она задвигалась и немного погодя села. Одну-две секунды она смотрела вокруг себя мутным взглядом, после чего ее глаза остановились на мне. Мой вид, казалось, воскресил в ее памяти только что произошедшее. Она медленно поднялась на ноги и уставилась на меня. Я был наготове, все еще сжимая палку. Все смотрели на нас, но никто не двигался и не разговаривал. Наконец, Глак заговорила:

— Тебе следовало родиться женщиной, — сказала она, повернулась и двинулась к деревне.

— Разве ты не собираешься убить его? — спросила Фудж.

— Я только что убила одного хорошего воина и не собираюсь убивать самого лучшего, — бросила Глак. — Когда будет сражение, он примет в нем участие вместе с нами.

За Глак ушли и остальные женщины. Мы с Зором возобновили нашу работу в саду. Пришли мужчины Ганг и потащили ее тело к реке, там они бросили его в воду. В Уге похороны очень просты, а похоронные церемонии не затягиваются. Плакальщики умерли бы в Уге с голоду.

Все это было довольно практично. Не было никаких истерик. Когда отцы детей Ганг тащили ее, схватив за волосатые ноги, к воде, они при этом смеялись, болтали и делали неприличные жесты.

— Это, — сказал я Зору, — самое низкое и печальное, до чего может опуститься человек, — он идет в свою могилу неоплаканным.

— Очень скоро ты сам поплывешь вниз по реке, — сказал Зор, — но обещаю тебе, что у тебя будет один плакальщик.

— Почему ты думаешь, что скоро?

— Глак тебе этого не простит, — ответил он.

— Не думаю. Она достойно приняла свое поражение, и выходит, что она — хороший игрок.

— Это ничего не значит, — усмехнулся он. — Она убила бы тебя в тот момент, когда очнулась, если бы не боялась тебя. Она — задира, и, как все задиры, она труслива. Когда-нибудь во время твоего сна она подкрадется и вышибет тебе мозги.

— Ты рассказываешь очень милые сказки на ночь, Зор, — сказал я.

Конечно же, в течение какого-то времени основной темой наших с Зором разговоров были наши отношения с Глак, и пророчества Зора были таковы, что я уже был мертвец — просто оживленный труп. Но после того как я дважды спал и со мной ничего не случилось, мы перешли к другим темам, и Зор рассказал мне, почему он забрел так далеко от Зорама и что привело к его пленению женщинами-воинами Уга.

Зор был очень влюблен в одну девушку из Зорама, которая однажды слишком далеко ушла от деревни и была схвачена налетчиками из другой страны.