1.
светлым глазам затемненного таксомотора
который ноябрьской ночью
отвозил мою мать когда у нее начали отходить воды
детской коляске зеленого цвета которая до меня
возила полную вшей одежду эмигрантов
нелегалу которого чуть не загрызла овчарка
в кобольдовом лесу
куда я ходил школьником в подаренном пальто
преследуемый блюзом
рассвету над парижанкой
приносящему мне твои безвременники,
Аполлинер,
и обнажающему боль несчастных в любви
[5] на путях сортировочной горки
чудесной тайне вербаскума пробивающегося
на станционном бестравьи
под бряканье бдительных молотков
для простукивания колес
беспокойным асфальтовым воробьям
товарищам наших дурачеств
и свидетелям наших чудачеств спокойным чайкам
на перилах балконов
туннелям куда возвращаются с платформы
экспедиторы чтобы вдохнуть немного тумана
переправленные любезным Хароном
с асфодилонского луга
мечтам о скитаниях в товарных вагонах
бледно-зеленого цвета
в июльские дни когда мираж трепещет над шпалами
лохмотьям истории поступающим на фабрику
по переработке макулатуры
и оставляющим горький запах бумаги
в бумагорезке забвенья
2.
плодородному пеплу оседающему на глазах
стоит нам вспомнить
хромую женщину на велосипеде и мальчонку
что плакал в сквере
работницам табачной фабрики
вышедшим на демонстрацию и в первую
очередь
Марианне бившей себя по ягодицам
перед носом хозяина
моей тете в шелковой блузке
сшитой из американского парашюта
которая поднимая глаза от «Зингера»
видела свет за холмом
жителям Кьяссо пришедшим на помощь Гарибальди
в битве при Сан-Фермо
с торбами хлеба и фуража
через пограничные лощины
светлым асфальтам этого
с латинским когда-то названием города
где покоится наша дудочка вечных лозоходцев
в поисках любви
милосердным грудям подавальщицы из буфета
богини ночной смены из-за которой сходили
с рельсов вагоны
огню иллюзий зажженному парнями
что все еще играют Perdido
в лесочке куда залетают среброгласые соловьи
расцветая в тени
грудам металлолома под белым криком акации
покрывающей женщин таящих
весенние гроздья веселья
морозному январскому дню на горе святого
где я собираю
обломки снов возвращающих ушедших друзей
и женщин которых я мог бы любить
3.
своевольной будлее ищущей свет на ничейной земле
и дарящей бабочку пропавшему без вести
что сидит как ни в чем не бывало на тротуаре
белым воротничкам и платанам на улице Команчини
в ожидании
итога пари на стакан вина с человеком
выскочившим на футбольное поле
красному знамени моего отца
которому не удалось перейти границу
когда его выследили черные псы
ядовитой ненависти
рассвету зарянки блинкующей
за придушенным скрипом
вагонов катящихся в тумане навстречу
тупиковому упору
Фалоппии-Ахерону под асфальтом
уносящему прачек и закаты
и кровь скотобойни и нашу струистую
отроческую мочу
заброшенному двору «Художественной фотографии
Данте Брунеля»
где черную свастику зачеркнул белый цветок
летящего ангела
старой женщине у которой при переезде в дом
на виа Соаве
чудом открылся третий глаз
видящий невидимое другим
девушке бросившейся чтобы забыть под поезд
и одинокой забывшей выключить газ
так что лицо в ожогах
всем им а также тем кого я забыл назвать
тем которые забывают
тем кто не говорит обо мне
тем о ком я не говорю
тем и другим
я посвящаю эту январскую оду.
