— Положим, майор (я почему-то не стал упоминать о своей отставке).

— Ну, невелика разница. Один черт, гроши получаете, а полканы во все дыры жарят. И так по понижающей.

— А ты, стало быть, мильонами деньгу гребешь?

— Хм… Не буду хвалиться, но, можно сказать, почти так.

— В таком случае как насчет старого должка? За тот давний проезд туда-сюда к твоим родителям? Для моего старшелейтенантского кармана весьма накладно было, да и для майорского тоже подспорьем станет.

Нет, не надеялся я вовсе на то, что Семыкин тут же раскроет бумажник. Интересно просто было: как с темы съезжать будет?

— Ох, това-арищ старший лейтенант… — Бывший подчиненный упорно величал меня, как в далеком 1990-м. — Это неуклюжая попытка удара ниже пояса.

— Обоснуй.

— Так козе понятно. Глупо отдавать старые долги, если они документально не подтверждены. Да и то — только если суд принудит. И потянуть еще, сколько судебные исполнители и сам заимодавец перетерпят.

— Понятно. Сняли тему. Ладно, тогда скажи еще: тебе бумаги твои медицинские — ну, из дурдома — никогда потом в жизни не мешали?

Бизнесмен средней руки Виктор Борисович Семыкин тяжко вздохнул. Потом спрятал хитрые глаза за темными очками и скучно протянул:

— Ох и злой же вы, товарищ старший лейтена-ант. Я к вам, можно сказать, со всей душою, а вы-ы…

Обреченно махнул рукой и, круто развернувшись, вперевалку зашагал прочь. А я неожиданно ощутил на губах невесть откуда взявшийся привкус уксуса.

— Это кто был-то? — спросила жена, до того, как и положено здравомыслящей супруге, в мужскую беседу не встревавшая.

— Да так… Одна большая толстая крыса, которая давным-давно слегка подъела наш семейный бюджет.

— Не поняла…

— Ну, пошутил я, пошутил, не принимай всерьез… Слушай, а давай еще раз здесь щелкнемся?

2008, 2010

— Да больно же, ирод проклятый! Пусти, отпусти! Люди добрые, спасите, помогите! А-а-а! — прорезали октябрьским воскресным утром захламленный станичный двор отчаянные женские крики.

Они-то и разбудили сладко посапывавшего — по случаю выходного — на старой металлической кровати с никелированными шариками, венчавшими высокие спинки, лейтенанта Алексея Нартова. Он вот уже третий месяц снимал флигелек у молодой супружеской пары.

«Опять Борька уже с утра нажрался и жену гоняет, — понял молодой офицер. — У-у, алкаш чертов…»

Рывком отбросил одеяло, сел на кровати. Натянул трико, нащупал тапочки… А со двора меж тем продолжало истошно нестись:

— Помогите же, хоть кто-нибудь! Ой-е-ей, б-о-ольно!

Тут мольбу перекрыл мужской рев:

— Заткнись, сука! А то вообще убью! Бу-удешь у меня знать, как гулять и концы в воду прятать!

Алексей накинул рубашку, не застегивая ее; толкнул входную дверь флигелька, выскочил наружу. Так и есть: во дворе пьяненький Борька, намотав на руку богатую косу жены Марины, с наслаждением таскал согбенную нареченную по сложной траектории. А поскольку действо сие время от времени повторялось с завидным постоянством, Нартов не стал попусту тратиться на слова, а подскочил к распоясавшемуся мужику и разом завернул ему левую, свободную руку за спину.

— А ну, отпустил ее, быстро! — скомандовал Алексей.

Борька вынужденно подчинился. Освободив волосы, Марина сразу замолчала и на всякий случай отбежала поближе к двери флигелька.

Зато плененный муж ее возмущенно возопил:

— Ты-ы-ы! Ты кто такой — мне руки крутить? Она моя законная! А ты сей же секунд вещи собрал! Проваливай! К энтой матери! Да больно же, падло!

Поскольку «проваливанием» с занимаемой жилплощади хозяин пугал квартиранта чуть ли не еженедельно, очередную угрозу Нартов всерьез не воспринял. Но Борьку таки удерживать перестал. Чем, как ни странно, распалил того вдвойне.

— Все! Хана! Уходи! Убирайся! — возбужденно орал он, отшагнув на всякий случай подальше от квартиранта, и даже неловко подпрыгнул, тыча рукой ему в сторону ворот. — Ты мне праздник испоганил! — Секунду подумал и добавил, разделяя слоги: — Про-фес-си-ональный! — Затем перевел указующий перст на жену. — А ты, с-сука, живо в дом! Ну! Я т-те там покажу… небо в алмазах!

— Никуда я с тобой не пойду! — со слезами запротестовала Марина. — Опять драться будешь! Проспись сначала!

— Как это? — изумился Борька. — Ты мужнина жена! Быстро марш в дом, голодранка хренова! А ты, гад, — из дома! — снова перенес он словесный огонь на квартиранта. — Собирай манатки!

— Слышь, буянить-то прекращай! — прикрикнул Алексей. — И обзываться! Тоже, герой: залил зенки спозаранку — и жену ни про что колошматить! А вот если она сейчас куда надо заявление отнесет? Про пятнадцать суток забыл уже? Повторно-то не на полмесяца — на все полгода законопатить могут!

— С-сука… — сразу сбавил обороты хозяин дома. — Я ее не за просто так! Гуляет она, сволочь! Гуляет!

— С кем? — не выдержав, с отчаянием выкрикнула Марина. — Где, когда? Ты меня хоть раз ловил?

— Еще пойма-аю… — буркнул Борька. — А тебе, — и он еще на шажок отступил от офицера, — повторять не буду: уматывай с хаты сегодня же!

— По закону ты за месяц меня предупредить должен, — не согласился тот. — Вот через тридцать дней и поговорим. А сейчас — шагай, проспись. Иначе ведь действительно участковому стукануть придется.

— Законник какой, смотри, выискался… Защитничек хренов… Праздник испортил… — уже не столь агрессивно протянул флигелевладелец, даже и по сильной пьяни понимая, что стучать на него в милицию никто не пойдет.

Это ведь когда он месяца полтора назад вот так же, на дворе, жену уму-разуму учил, мимо как раз участковый инспектор капитан Богатырев на «уазике» проезжал. Фамилии внешность соответствовала. Услышал истошные крики, споро отреагировал на них, как по должности и полагалось. Вот угораздило же его именно в тот момент поблизости оказаться! Блин горелый! А Марина своего благоверного тогда еще всяко защитить пыталась, даже заявление в ментуру наотрез отказалась писать. Только толку с того, если Борька, по нетрезвости сразу не разобравшись, правоохранителю с разворота по мордасам двинул. Тот-то, понятно, даже и не поморщился, а вот для драчуна последствия оказались печальные: лишь при помощи дядьки, одного из местных руководителей, удачно со статьи соскочил.

— Хрен с вами; пойду действительно отдохну, — подытожил баталию горе-хозяин. — А ты, Маринка, лучше добром сознавайся, а то ведь ежели докопаюсь… И вообще: проснусь — окрошки с разварной картошкой хочу…

И гордо удалился в дом, почесывая бок и демонстративно хлопнув дверью веранды. Куда она, жена, на фиг, денется? Придет, голубушка. На коленях приползет, детдомовская голь перекатная…

На кухне прикинул на глазок остаток самогона в бутылке — с полстакана, маловато будет. Но что поделать, зато остатки всегда сладки — и со смаком выхлебал мутную жидкость прямо из горла. Крякнул. Вух, хорошо пошла! Да прямо в трико и линялой футболке плюхнулся на расшатанную кровать-двуспалку: день утра мудренее станет…

— Ну, Марина, что делать-то дальше будем? — обратился Нартов к женщине, затравленно уставившейся вслед удалившемуся мужу.

Употреби тогда лейтенант единственное число глагола, спроси у нее: «Что делать будешь», — глядишь, на той временной развилке жизнь выбрала бы для них, двоих, разные дороги. Но, угадав нотки сопереживания в голосе квартиранта, спасенная жалобно попросила его:

— Алексей, можно я у тебя сколько-нибудь побуду? Домой идти страшно: он раз от раза, как выпьет, так все зверинее.

— А ты у тетки Дуни-то временно пересиди, — присоветовал было Нартов.

— Нельзя мне к ней сейчас, — грустно пояснила Марина. — Борька ей в последний раз напрямую пообещал: учтите, Евдокия Спиридоновна, будете от меня, супруга законного, родственницу прятать — а там и родства-то у нас седьмая вода на киселе — так вот, грозит, вам крест: разведусь — и кормите тогда эту нищенку сами! У тетки же, извини, двое школьников на руках. Ну-тка, без мужика подыми! А так — глядишь, еще и чем сама им подсуроплю. Нет, не деньгами, конечно. Откуда? На огороде или хоть постираться-прибраться. Да и жить там, в одной комнатухе, в тесноте… Набедовались, на раскладушке на кухне спала. Спасибо еще, когда я после детдома ей на голову свалилась, приняла и чуть не полгода терпела, пока я замуж вышла. Опять и с работой какой-никакой подсобила… Уж лучше как-то здесь перемогусь. Должен же он когда образумиться?