Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Хотите чаю?

– Нет, что вы! Какой там чай, – сказал Писатель, смягчившись. – Давайте мы вас немного поспрашиваем. Можно у вас курить? – Он неожиданно осторожно посмотрел на Лилю.

Лиля вместо ответа поставила перед ним маленькую белую пепельницу.

Фотограф занялся Антоном и Матвеем, видно решив, что раз они пришли вместе, то по дороге успели сговориться. А Писатель сел со мной и Лилей, поскольку Лиля со своим билетом, проводниками и родителями была, видимо, вне подозрений. Но вместо того, чтобы начать допрос, он начал заполнять какие-то бумаги. Я осмотрелся. Мотя сидел злой и встревоженный. Антон был спокоен и сосредоточен.

Уважение жены Антона

Меня всегда восхищало в Антоне хладнокровное благородство. Такое спокойное, уверенное благородство, без надрыва. Возможно, именно боясь осуждающего взгляда Антона, Мотя в процессе построения своих бизнесов так никого и не убил.

Мехмат добавил к его классическому домашнему воспитанию уравновешенность, умение делать критические выводы и не напиваться с одной бутылки. Но самое интересное, что на вопрос мента, кем мы друг другу приходимся, мы могли бы смело ответить не «друзья-одноклассники, знакомые друг с другом с семи лет», а «родственники». Потому что Антон по абсолютно непонятной для меня причине женился на моей родной сестре Дине.

Дина была старше меня на полтора года и, как и положено старшей сестре, обычно безбожно троллила меня. Безответные оплеухи, удары и пинки преобладали в наших отношениях, хотя изредка она была ко мне очень ласкова – и тогда я таял и все был готов отдать за ее теплый взгляд. Я никогда особо не беспокоился из-за этого. Отношения старшей сестры и младшего брата вообще редко бывают безоблачными. Дина выросла замкнутой, избалованной, ее чувство превосходства, основанное на якобы высоком интеллекте, немного раздражало как меня, так и окружающих.

Но мозги у нее и вправду были устроены потрясающе. Логика ее рассуждений иногда граничила с шизофреническими парадоксами. «Если существует бесконечное число миров, то должны существовать все возможные варианты событий», – сказала она однажды на кухне, ни к кому не обращаясь.

– Ну и че? – отозвался я, ожидая подвоха.

– Подумай о мультивселенных.

– Я не верю в бесконечный космос.

– При чем здесь вера, идиот?

А потом я увидел у нее ротапринт английской статьи о тахионах – частицах, движущихся быстрее света, существование которых, по мнению автора статьи, не противоречит ни теории относительности, ни концепции четырехмерного пространства-времени Минковского в том случае, если предположить, что эти частицы движутся обратно во времени. И понял, что общий язык мне с Диной не найти.

До того, как Антон поделился своими матримониальными планами, мне и в голову не приходило, что между ними что-то есть.

Тем более что о происходящем у нее в душе я не имел ни малейшего понятия. Музыку она не слушала. Книг, не имеющих отношения к ее призванию, не читала. Даже фантастику. Гости к ней не ходили.

– Антон, – честно сказал я, – она ведь стерва. И, возможно, немного того…

– Я знаю, – сказал Антон. – У них на физтехе все такие.

– Дина – фрик, – грустно сказал я.

– Дина не фрик, а интроверт, – поправил меня Антон.

Если Дина была несогласна с миром в чем-то глубоком и важном, то она замолкала, зрачки у нее расширялись, мочки ушей краснели, а виски начинали заметно пульсировать. И выносить это молчание было тяжелее любого скандала. Эх, непростая жизнь у интровертов!

– Да зачем тебе вообще жениться?

– В твоей сестре есть что-то очень особенное.

– Ну-ка, интересно.

– Неинтересно. Был бы ты поумнее, ты бы тоже ее любил, – неожиданно сказал Антон, явно желая завершить разговор.

Когда он успел в нее влюбиться? Я ни разу не слышал, чтобы они разговаривали друг с другом дольше трех минут на кухне. И тут мне в голову пришла светлая мысль:

– А ты с ней говорил об этом?

– Очень коротко. Вчера.

– И что она сказала?

– Что мы оба от этого выиграем.

– Это вполне в ее стиле. И в твоем. А у вас был, э-э… роман?

– У нас не было романа. В твоем смысле.

– Постой! Ты хочешь сказать, что ты делаешь девушке предложение, не то что не пожив с ней несколько лет, но и ни разу ее не трахнув?

Антон поморщился. Я подумал, что зашел слишком далеко, и попытался выкрутиться.

– Мое дело тебя предупредить. С таким характером она могла бы быть посимпатичней. Прости господи, что говорю это про родную сестру.

Когда я обсудил сложившуюся ситуацию с Матвеем, то он просто сказал: «Если ваша девушка не только симпатична, но и умна, то ебать ее не только приятно, но и интересно». Я так и не понял, сам он придумал или украл у кого-то. Так мы породнились с Антоном.

Я подумал, что Химик был единственным человеком в нашей тусовке, к которому Дина относилась с уважением, и с ужасом посмотрел на кровать, где еще час назад лежало его тело. Особенно притягивала взгляд подушка с непонятными вмятинами на ней. Не подозрительными – это была обычная мятая подушка, без следов крови или насилия, – а просто непонятными. Где-то Химик касался ее головой предпоследний раз. Где-то – последний. И восстановить это совершенно невозможно, да и не факт, что нужно. Так и проходит время: мнутся подушки, умирают люди. Невосстановимо.

Конец второй главы

Глава третья

Без церемоний нет правосудия

Я поймал себя на мысли, что уже несколько минут не могу отвести взгляд от кровати, и тут меня позвал Писатель, который наконец оторвался от своих бумаг.

– Начнемте, господин Мезенин. Или лучше Иосиф? Как по батюшке?

– Яковлевич. Но можно просто по имени. Без церемоний.

– Просто без церемоний – это хорошо. Но мы любим церемонии. Обстоятельность, знаете ли. Это не то что, там вот, аккуратность. Или вежливость. Если в органах обходиться без церемоний и формальностей, то завтра от правосудия останутся одни воспоминания.

– А у нас от него что осталось? – максимально позитивным голосом поинтересовался я.

– Что удалось оставить, то и осталось. Не надо на нас всех собак вешать. Полиция вне политики.

– Да что вы, – испугался я собственной смелости. – Я и не вешаю. Собак. И кошек тоже.

– Что кошек?

– Не вешаю.

– Ладно. Перейдем к делу. Вопрос такой. Где, Иосиф Яковлевич, вы были вчера вечером и сегодня ночью?

– Дома. Читал, работал, думал. Смотрел телевизор. Потом спал. Пил виски. Опять думал, – неожиданно сказал я.

– Думал, – поднял указательный палец Писатель. – Думал! Это ведь, в сущности, отлично. Но кто это может подтвердить?

– Никто.

– Совсем никто? – Он как-то расстроился. – Я не про «думал». Я про то, что вы были дома. Никто не может подтвердить?

– Нет, ну почему. – Я вдруг опять почувствовал себя в опасности. Теперь я заметил, что от стресса у меня шея покрылась испариной. Я протер ее рукавом. – Мой интернет-провайдер может подтвердить. Мой сотовый оператор. У них остались логи.

Писатель аккуратно записал данные моего интернет-провайдера и поинтересовался номером контракта сотового оператора.

– Почему вы все записываете ручкой на бумаге? Почему? – спросила Лиля. Ее это вдруг очень обеспокоило. – У полиции нет диктофонов и видеокамер?

– У кого-то есть, у кого-то нет. – Писатель философски пожал плечами. – А подписывать протокол вы как будете? По телевизору?

Он тяжело вздохнул. Я удивился, до какой степени участковые менты далеки от проблемы универсальной электронной подписи, но настоящий, хоть и дурацкий, допрос отвлек меня от мыслей о несовершенстве правоохранительных органов. У нас ушло еще много времени на бессмысленные, с моей точки зрения, разговоры о том, почему я не работаю по специальности, а занимаюсь какой-то фигней, когда я последний раз видел Химика, не принимал ли он наркотики и алкоголь, из-за чего мы могли бы враждовать и самое главное – кого я подозреваю.

4
{"b":"23128","o":1}