Гордон Рис считал важным, чтобы Тэтчер производила впечатление не только компетентного, но и сердечного человека. После того как она, вступив в свою новую должность, в скором времени «вырубила» из состава теневого кабинета шестерых людей Хита, Рис предложил ей выступить не в серьезной программе телевизионных новостей, а в шоу с непринужденно беседующим ведущим. Когда кто-то из зрителей спросил по телефону, будет ли она хорошим «мясником», если ее изберут премьер-министром, из ее ответа следовало, что «рубила» бы она с сочувствием в душе, но «рубила» бы все равно. «Не знаю, хороший ли я мясник, — сказала она. — Вынужденный. У меня был ужасный день, когда мне пришлось объявлять людям о своих решениях и видеть огорчение, которое было написано у них на лицах».
Произведенная ею «обрезка» кабинета носила, конечно, более мягкий характер, чем можно было бы заключить из громадного заголовка в пролейбористской «Дейли миррор»: «Резня», которую учинила «царица консервативных джунглей». Будучи лояльным членом партии тори и практичным политиком, она оставила в кабинете немало сторонников Хита. Ведь в большинстве своем они отличались лояльностью и станут поддерживать партию, если она, Тэтчер, не даст им повода отказать ей в своей поддержке. В отношении некоторых из них она имела оговорки, но она нуждалась в них, и это соображение брало верх над непосредственной потребностью в абсолютно верных сподвижниках.
Самые старшие должности достались трем деятелям, поддерживавшим Хита. Сэр Джеффри Хау, центрист и ее соперник во втором туре голосования, стал теневым министром финансов. Иэн Гилмор, еще один центрист, был назначен теневым министром внутренних дел, ведающим полицией, вопросами иммиграции и поддержания порядка внутри страны. Заманчивый пост теневого министра иностранных дел перешел к бывшему министру внутренних дел Реджиналду Модлингу, который недолюбливал Тэтчер, но хотел получить эту должность. Главный ее соперник Уайтлоу стал заместителем лидера. Он обещал быть лояльным и доказал это потом делом, но при всем том полагал, что его новый босс занимает слишком радикально правые позиции и не проявляет достаточного сострадания. Члены узкого внутреннего кружка Тэтчер не слишком доверяли ему. «Эйри и его друзья относились ко мне очень подозрительно, — говорил Уайтлоу. — Они думали, что я троянский конь. И далеко не сразу они убедились, что это не так и что я действительно желаю ей успеха, коль скоро она — лидер партии. Некоторым было очень трудно в это поверить» {3}.
Верные сторонники Тэтчер тоже не были забыты. Она подумывала о том, чтобы отдать пост теневого министра финансов Киту Джозефу, но, даже будучи согласна с его взглядами, она сознавала, что предоставлять главный экономический пост человеку столь крайних убеждений политически рискованно. Другие тори подтвердили ее догадку, что поставить Джозефа во главе министерства финансов было бы неверно политически. Сэр Кит впоследствии признал, что они были правы, хотя неправильно истолковал их побудительные причины. «Я им не подошел, — сказал он. — У меня нет никакого чутья» {4}. Не было чутья и у Хау, который получил эту должность, зато у него была «надежная пара рук», что англичане умеют ценить.
Организатор кампании Эйри Нив взял на себя ответственность за политику в Северной Ирландии и начал комплектовать персонал личных сотрудников Тэтчер и реорганизовывать штаб-квартиру партии на Смит-сквер, неподалеку от парламента. Здесь, в прямую противоположность осторожным переменам, произведенным ею в теневом кабинете, Тэтчер санкционировала массовые увольнения всех без разбора. Полетели председатель, помощник председателя, четыре заместителя председателя, казначей и руководитель службы исследований. Газета «Таймс», отнюдь не враг премьерам-консерваторам, назвала эту бойню «совершенно дурацким поступком». Влиятельные консервативные круги громко негодовали, но общественность не разделяла их негодования: опрос Гэллапа, проведенный сразу после ее нашумевших увольнений, показал, что тори вырвались вперед и опережают в популярности лейбористов на 4 процента, тогда как еще за месяц до этого лейбористы шли с опережением в 15 процентов.
Следующая задача, вставшая перед потенциальным премьер-министром, состояла в создании известного запаса международного доверия — одна мысль об этом внушала ей беспокойство. Ведь для нее фактически все иностранное являлось неизведанной областью. Она почти не бывала за границей. До замужества она никогда не покидала пределов Англии. В качестве члена парламента она совершила пятинедельное путешествие поездом и автобусом по Соединенным Штатам по гостевой программе, организованной правительством США, побывала в Ленинграде и на Багамах, где принимала участие в парламентской конференции, — и это все. Она никогда не служила — хотя бы на младшей должности — в министерстве иностранных дел, даже теневом.
Многие из ее политических помощников (почти все они учились в привилегированных частных школах, где изучение языка было обязательным) говорили на одном, двух, а то и на нескольких европейских языках. Тэтчер не говорила ни на одном. Если не считать нескольких французских фраз, выученных с пластинок, она не знала ни слова ни на каком другом языке. Сказать, что она не питала особого интереса ко всему, что лежало за пределами Великобритании, значит сказать слишком мало. За исключением поездок на партийные конференции, она практически безвыездно жила на юге Англии. В сущности, Шотландия и Северная Ирландия были ей так же незнакомы, как Греция или Египет. В глубине души она оставалась сторонницей «Малой Англии» с чрезвычайно узким кругозором. Эти пробелы в ее познаниях требовалось восполнить. В первый год она совершила десяток поездок по Англии и несколько за границу, побывав во Франции, Западной Германии, Люксембурге, Румынии, Канаде и Соединенных Штатах. Она столько ездила, что Гарольд Макмиллан сердито ворчал: «Было бы куда лучше, если бы она сидела себе дома в своем садике».
Самым важным ее вояжем стала поездка в Америку. Тогда, осенью 1975 года, женщины были там самой животрепещущей, самой модной темой: в тот год в Соединенных Штатах достигло пика своей популярности феминистское движение за освобождение женщин. Журнал «Тайм», традиционно посвящавший специальный заключительный выпуск «Мужчине года», на сей раз посвятил его «Женщинам года». Засыпаемая вопросами о ее отношении к феминизму, Тэтчер и не пыталась скрывать своих чувств.
В Чикаго ее спросили, обязана ли она хотя бы частично своим успехом современному феминистскому движению. «Кое-кто из нас занимался этим задолго до того, как было придумано это движение», — огрызнулась она. «Мне никогда не вредит и не мешает то обстоятельство, что я женщина», — заявляла Тэтчер, укрываясь за крепкой броней своих доспехов. Все политические лидеры, с которыми она пока встречалась, сообщила она слушателям, «воспринимали меня просто как политика и сразу переходили к делу». Но женщины, смотревшие и слушавшие ее выступление, не собирались дать ей так легко отделаться. Какое обращение она предпочитает — Mrs или Ms?[12] «Я не уверена в том, что поняла смысл вашего вопроса, — ответила она. — Я просто Маргарет Тэтчер. Принимайте меня такой, какая я есть» {5}.
Она отбросила всякие претензии на беспристрастность, эту личину, которую носит большинство политиков в заграничных поездках. С высоких кафедр Нью-Йорка, Вашингтона и Чикаго она яростно громила политику премьер-министра Гарольда Вильсона. Она внушала всем своим слушателям, что лейбористское правительство в своем «беспощадном стремлении к равенству» уничтожает в Англии демократию. Утверждая, что ко всем должно быть одинаковое отношение, лейбористы насаждают неравенство. Кредо Тэтчер было ближе к американскому: если вы лучше работаете, вы должны лучше жить. Государство не должно пытаться стричь всех под одну гребенку. Консенсус — это утеха слюнтяев. Джеймс Каллаган, министр иностранных дел Вильсона, прочитав газетные отчеты о ее визите, вознегодовал. «Находясь за границей, все мы поступаемся нашей собственной партийной политикой в интересах родной страны», — прочел он ей нотацию через просторы Атлантики. Вздор, ответила Мэгги, как называли ее все в Америке. «В мои обязанности не входит пропагандировать социалистическое общество».
