Перед выходом на улицу нас, пьяных в стельку, предупредил охранник:

— Берегитесь! Вас там поджидают.

— Да мы их… Пошли… Где они?

Молодые слегка нервничали, но поскольку мы с Десом не стали тормозить, им пришлось поплестись вслед за нами. Как только все вышли наружу, из-за угла сразу вышли «Сити»: в боевой стойке, руки в стороны ладонями вверх, приплясывают от нетерпения.

— Ну, давайте!

Мы атаковали первыми. Над моим ухом просвистела бутылка, разбившаяся где-то сзади. Затем они нас окружили. Несмотря на тяжелое опьянение, я попытался отбиваться, но их было слишком много. Перелетев через капот автомобиля, я даже удивился тому, что все еще жив. Понятно — пришла пора сваливать, причем резко, что мы и сделали вместе с молодыми. Но только вот какая штука: прямо на бегу меня начал разбирать смех от идиотизма ситуации. Молодым же было явно не до шуток, потому что фанаты «Сити» нас все-таки погнали. Мы с Десом радовались тому, что все еще занимали вертикальное положение, а остальные чувствовали себя глубоко оскорбленными.

Я вел всех за собой через Оксфорд-роуд, краем глаза следя за «Сити». Когда мы скрылись за одним из домов, я приказал своим резко остановиться. Неожиданно на глаза нам попался ящик с пивом, и я велел всем взять по бутылке.

Наконец из-за угла вылетела первая сволочь. Бац — и получила бутылкой по роже, после чего рухнула наземь. У молодых сразу поднялось настроение. Поймав кураж, мы «сделали» еще двоих. Первый лежал на земле в отключке, второй еле-еле дышал, третьего уже прессовали, но я понимал, что вот-вот подоспеет подмога.

«Бежим!» — сказал я. Мы забросали новую группу нападавших остальными бутылками из ящика и бросились наутек. Тормознув такси, я посадил в него молодых, а сам пошел с Десом.

Некоторые фанаты «Сити», участвовавшие в этом деле, были родом из Уизеншо. но я на них не обижаюсь. Я побывал в куче подобных разборок, и уже на следующий день нужно просто все забыть. Но если не можешь, тогда лучше не суйся.

В середине 1980-х Мэгги Тэтчер развязала крупнейшую в истории кампанию против хулиганских «фирм». Ужасы «Эйзеля» и пожар на стадионе в Брэдфорде [215], смерть фаната «Лидса» во время беспорядков в Бирмингеме и побоище с «Вест-Хэмом» на пароме — все это стало для многих зловещим предзнаменованием. Совершенно неожиданно Хики и его «фирма» фанатов «Челси» были арестованы после длительной полицейской операции под прикрытием. Билл Гарднер, Кэсс Пеннант, Энди Суоллоу и их дружки из «фирмы Интер-Сити» тоже попали в переплет. «Миллуол» потерял многих своих бойцов. Примерно то же самое произошло с мобами «Оксфорд Юнайтед», «Лидса», «волков» и даже «Кембридж Юнайтед».

Но меня было не остановить, ведь другой жизни я не знал. Игра с «Челси» на выезде — и я вновь вел за собой «фирму», чтобы сразиться с их хвалеными «хэдхантерами» [216]. На этот раз сотни и сотни наших выходили из метро на станции «Эрлз Корт», двигались дальше через какие-то проходные дворы и наконец оказывались на Кингс-роуд. В этом и заключался весь смысл: проникнуть в самый центр вражеской территории, избежав встречи с копами, и вступить в бой с противником.

Наш клич при переходе в атаку всегда был один: «Война!» Он начинал звучать, когда мы двигались обычным шагом, потом усиливался по мере ускорения движения и наконец доходил просто до ужасающего рева к тому моменту, когда мы достигали «Конца Света» [217], где находились пабы фанатов «Челси». Никто из них даже высунуться не смел, в то время как мы перебегали от одного заведения к другому, разбивая стекла. Вся Кингс-роуд оказывалась нашей.

Учитывая общую ситуацию в то время, моя деятельность не могла продолжаться долго, и в апреле 1986 года меня арестовали во время выезда к «шпорам». Наше противостояние значительно усилилось после трагедии на станции метро «Севен Систерз», и после игры мы огромным мобом маршировали по Севен-Систерз-роуд. Фанаты «Тоттенхэма» все-таки рискнули напасть на нас, после чего стычки каждый раз возобновлялись с новой силой. Когда мы дошли до метро, они предприняли последнюю атаку. Я оказался в самом центре драки, мы успешно отбились, но копы уже показывали на меня пальцем, словно подтверждая то, что я висел на крючке у лондонской полиции.

Вместе со мной находился паренек по имени Джейсон. Я вывел его из толпы, и мы отошли подальше от нашей главной «фирмы». Через некоторое время копы загнали «Юнайтед» на станцию метро. Стоя на платформе, мы посмеивались над соперником. Когда показался поезд, я заметил копов, подобравшихся ко мне совсем близко. Почувствовав неладное, я отодвинулся от остальных, притворяясь, что никого из них не знаю и вступать в разговоры ни с кем не собираюсь. Однако копы по-прежнему не спускали с меня глаз и в конце концов вцепились мертвой хваткой.

В полицейском участке рядом со мной сидел Джимми О’Нил, однофамилец, лондонец, «кокни ред» и один из наших «основных». Когда копы начали допрос, я назвался именем брата, тоже Джимми О’Нила. Надеялся посеять зерна сомнения и путаницы, и до поры до времени мне это удавалось, пока придурок Нев Питт, мелкий воришка из моего квартала, не влетел в здание участка, пьяный в дугу и не стал орать: «Привет, Тони, ты что здесь делаешь?» Я взглядом дал ему понять, чтобы он заткнул свою пасть, и в итоге был выпущен под залог как Джимми О’Нил.

Когда я был вызван в суд, мне выделили общественного адвоката, настоящего идиота, который не верил ни единому моему слову, хотя, по правде говоря, я действительно врал. В суде копы заявили, что я вел за собой весь моб и дрался на Севен-Систерз-роуд без передышки, но в их показаниях присутствовали некоторые несоответствия. Они пытались представить дело так, будто бы гнались за мной на станции метро, что было ложью, потому что они арестовали меня, когда все давно успокоилось.

Во время судебного разбирательства они задействовали огромную папку с обвинениями против Джимми О’Нила, то есть использовали дело того самого лондонского парня, который сидел тогда в участке. На каждой странице там красовались всевозможные тяжкие телесные повреждения и бог знает что еще. Я назвал суду свое имя-Тони О’Нил, и сослался на путаницу, возникшую из-за существования однофамильца. По идее, ситуация могла сработать в мою пользу, однако копы хорошо знали, что я врал. Да и сам я знал, что врал. И мой адвокат тоже. И суд, и все на свете. Единственная причина, по которой мне почти удалось выкарабкаться, — арест самого Джимми О’Нила, но он меня так и не спас. Коп врал свое, я — свое, и судей все это так достало, что они за полминуты отдали свое предпочтение вранью копа, у которого это получилось лучше, и влепили мне четыре месяца тюрьмы. Газеты назвали осужденного «отъявленным футбольным хулиганом и бизнесменом».

Меня заперли в Пентонвилле [218] — самой грязной и вонючей тюрьме, в которую только можно было попасть. Сплошные бомжи, нищие и бродяги. Я укрывался одеялом, под которым они раньше спали. Прачечная отсутствовала. Меня там совсем не знали и потому называли просто манком. В плане общения и проведения свободного времени не было места хуже.

Через два дня после того, как я загремел, произошел инцидент с «Вест-Хэмом» на пароме. Полагаю, мне повезло: я отсиживал свои четыре, но если бы оказался на том пароме, то получил бы все десять! Ведь драка с моим участием могла увенчаться другим результатом.

Пока я сидел в тюрьме, так называемая «полицейская футбольная разведка» в Манчестере стала забрасывать меня письмами, где сообщалось, что я должен был являться и отмечаться у них в те дни, когда играла сборная Англии. В случае неявки меня должны были арестовать. Моя женушка ответила им весьма саркастично, поинтересовавшись, можно ли предоставлять мне выходной день, чтобы я мог посещать участок. «А еще мой муж интересуется: не могли бы вы прислать ему какую-нибудь квитанцию о возмещении убытков, потому что там, где он сейчас находится, он зарабатывает 1 фунт 40 пенсов в день. И еще: нет ли у вас бесплатного железнодорожного билета. Напомню, на всякий случай, что именно ваша “футбольная разведка” посадила его в тюрьму». Они даже не знали, где я нахожусь. Блестяще!