«Мне кажется, что я совершаю святотатство», — подумал Майк, воспитанный в католической вере. Но девушка, прижимавшаяся к нему, не считала это святотатством.

— Помогите мне, — возбужденно бросила она. — Я должна это потрогать! Ах! Эта корона!

Майк сделал то, что она просила. Не для того он с таким риском попал сюда, чтобы предаваться сантиментам. Он пришел по делу. Он размотал обмотанный вокруг пояса нейлоновый шнур с «кошкой» на конце и спустил его противоположной стороной. Потом помог Ирэн пролезть в королевское окошко. К счастью, она была тонкой и ловкой. Повиснув на шнуре, она соскользнула на пол, сжимая в руках фонарик. Через десять секунд она нашла выключатель, и тотчас часовня засверкала во всем своем величии во всем великолепии.

— Какая красота! — восхитился Майк, просунув голову в отверстие, чтобы лучше видеть. — Какое великолепие!

Золото, старинные картины, епископские кресты, митры, гербовые щиты, украшенные орлами с зубчатыми башнями, ризы, тиары — все смешивалось.

Золотая обмазка стен, потускневшая за века, но еще сверкающая, живые пастельные краски, сохранившие первоначальную свежесть, — все это предстало перед глазами американского агента единой грандиозной картиной, куда его почтительное воображение поместило короля, вельмож и князей церкви, стоящих на коленях перед мраморным алтарем, на котором в дароносице покоилась корона.

Скрип петель разделительной решетки вывел его из мечтаний. Под ним по освещенным ступеням шла девушка, дерзко вставшая на алтарь и открывшая створки дарохранительницы над королевской короной. Тут она замешкалась. Но ненадолго. Когда она обернулась к Майку, лицо которого, вымазанное черной краской, виднелось в королевском окошке, она держала в руках корону Карла IV. Она подняла ее, протягивая ему как дар, и со смехом водрузила на свои светлые волосы.

— Черт побери! — выругался Майк.

Золото и драгоценности окружали девушку языческим ореолом.

— Черт побери! — повторил он, видя, как она, взяв державу и скипетр, спускается по ступеням. Потом медленно она приблизилась к нему, залитая золотым светом, идущим с потолка, улыбающаяся, держа скипетр в левой руке, а тяжелую державу — в правой. Тело ее было напряжено, голова чуть откинута назад, чтобы легче держать корону чешских королей. Майк затаил дыхание. Если бы не джинсы и льняная рубашка… Шлюха! В ней была порода, какое-то благородство в крови. Если бы она появилась не в современных джинсах, а в придворном платье… Если бы родилась не авантюристкой, а у подножья трона…

Выйдя за разделительную решетку, она остановилась. Майк, почувствовав что-то странное, удивился и обратился к ней, сдерживая тон:

— Быстрее. Нельзя терять времени.

Но она не слушала. Священное место… знаменитая корона… золото на потолке… суровые лики епископов… священная тишина веков… запыленные готические колонны… огромный кожаный молитвенник… Крупные полудрагоценные камни в украшениях как бы подмигивали ей… Все, о чем она не могла и мечтать!

Какая женщина до нее переживала подобный миг? Какая чувствовала на голове груз веков и былого величия? Медленно, чтобы ее лучше было видно, или для себя самой, Майк не знал, такой изменившейся она ему показалась, она повернулась.

— Быстрее, господи боже! — Он начал терять терпение. — Какого черта вы возитесь?

Но она по-прежнему не слышала его. Ею овладело какое-то безумие. Вместо того чтобы вернуться к нему, она положила атрибуты королевской власти на пол и с застывшим лицом разделась, чтобы показаться голой среди золота.

— Да вы сбесились! — крикнул Майк, уже не контролируя себя. — Вы…

Он не закончил. Она опять надела корону, взяла державу и скипетр и пошла к нему, чуть покачиваясь.

— А, черт! — в ужасе прошептал он. — Она действительно не в себе.

Но он ошибался. Или, по крайней мере, в безумии Ирэн оставалась частица здравого смысла. Остановившись перед ним, она подняла к нему голову и развела руками, как бы предлагая себя и корону.

— Кончайте, господи! — Майк обозвал ее: — Идиотка!

Она засмеялась, глаза ее засверкали:

— Я хочу заняться любовью, — сказала она. — Слабо?

— Торопитесь и не болтайте глупостей! — заворчал он. — Ну, кладите это в мешок.

Он бросил ей такой же мешок, как и тот, в котором уже лежало «Пражское солнце». Продолжая смеяться, она засунула туда сокровища и подобрала свои вещи. Через пять секунд она стояла рядом с Майком, забыв выключить в часовне свет.

— Я вернусь, — решила она.

— Не надо, — резко ответил он. — Никто его не увидит. Уходим.

Но вместо того, чтобы послушать его, она попыталась прижаться к нему в темноте.

— Слабо? — повторила она, все сильнее прижимаясь к нему.

Он схватил ее за руку и без церемоний потащил, а она, все смеясь, размахивала фонариком.

— Хватит валять дурака, идиотка! — закричал он, нервничая из-за напряжения и этого выставленного напоказ тела.

Они поднялись на чердак, и, когда он, закрепив мешок на спине, подошел к люку, она бесстыдно бросилась на него.

— Трус, — выдохнула она ему в лицо. — Импотент, убирайся.

Он хотел освободиться от нее, но она вцепилась в его куртку и с дикой силой вонзила зубы ему в губу.

— Идиотка! — выругался он, пытаясь отступить.

Она снова бросилась на него. Ее рука в перчатке искала его половой орган. Он опять попытался оттолкнуть ее, но она во власти безумия больше не контролировала себя. Ей нужно было удовлетворение, и она терлась о низ его живота. Он выругался и сильно оттолкнул ее. Удар был таким мощным, что он пожалел о нем. Потеряв равновесие, молодая женщина без единого звука упала и ударилась головой о рукоятку лебедки. Потом так же беззвучно сползла на пол, выронив свой фонарик, луч которого осветил ее лицо.

— Эй! — шепнул Майк, наклоняясь над ней. — Эй! Не падайте в обморок!

Но ее взгляд ничего не выражал. Он еще ниже наклонился над ней, потрогал ее бледное лицо и встал на колени в тревожном предчувствии. Он встряхнул ее. Сначала легко. Затем изо всех сил. Она не реагировала. Она осталась неподвижной. Он поднял ее голову, и у него сжалось сердце и во рту пересохло. Его пальцы были в крови. Он коснулся ее груди у сердца, той самой груди, которую она так гордо выпячивала еще пять минут назад. Он привык к насилию и смерти и не стал больше ничего делать. Она никогда не осуществит свои мечты. Она умерла. Глупо, от идиотского удара, самого непредвиденного. Потом он вспомнил легенду, связанную с короной… Эту историю с эсэсовцем Гейдрихом… Неужели… Он содрогнулся. Все могло случиться в этом странном мире. Но времени на философствования у него не было. А уж о том, чтобы взвалить на себя мертвое тело… Да и зачем? Он потерял много времени. Прежде чем исчезнуть в люке, он закрыл ей глаза. Навсегда. Потом с мешком с королевскими сокровищами на спине он взялся за пеньковый канат и исчез в пустоте.

Не доезжая Драгоу, на Карлштейнской дороге, у «дэ-эс» с трехцветным флажком спустило колесо. «Шкода», которую вел теперь Питер, а Иво Буриан сидел рядом с ним под наблюдением Майка, смывшего краску с лица и рук, остановилась рядом. Выйдя из лимузина, Чарли, увидевший неисправность, сделал Питеру знак продолжать путь.

— Езжай до места встречи, — сказал он. — Мы вас догоним. Если приедете первыми, ждите в темноте. Не зажигайте свет.

Не теряя времени, Питер поехал дальше и исчез на полупустой дороге, где встречались вышедшие из моды автомобили, почтенный возраст которых указывал на надежность их изготовления в ту эпоху. Проехав перекресток, он свернул направо к Луцу, чтобы добраться до Мирошова, где был спрятан вертолет.

Фары полицейских машин, окружавших заброшенный карьер, освещали его как днем. Комиссар Иржи Давид держался в некотором отдалении, облокотившись на крыло своей машины, «волги» советского производства. Опустив голову, он слушал объяснения егеря, которого привезли из Перичсы.