Он чувствовал, что ему придется уступить капризам старика. Если бы адмирал узнал об этом… ЦРУ, парализованное упрямством старого китайца.

— Отдайте мне его на часок и вы увидите, как у него восстановится память, — предложил Джонс.

— Хорошо, — ответил Малко. — Я займусь вашей уткой. Вы клянетесь, что после этого вы все скажете.

Китаец наклонил голову в знак согласия и сказал:

— Я попрошу вас принести мне еще немного опиума, чтобы закончить еду. Уже столько лет я курю этот проклятый суррогат.

— Где же я могу купить вам опиум? — спросил Малко. — Он же не продается в аптеках…

— В Бригаде по борьбе с наркоманией. У них должен быть, — сказал Джонс.

Если так пойдет дальше, то скоро он потребует камбоджийских танцовщиц.

— Джонс, — сказал Малко, — закажите эту чертову утку. Я остаюсь здесь с Милтоном.

— Мне нужно выйти, — внезапно сказал китаец.

— Ну уж нет, — взорвался Джонс. — Мы не играем в дочки-матери.

— Это слишком опасно, — сказал Малко китайцу. — Джонс, идите за уткой. Адрес не оставляйте, мы сами придем за ней.

Джонс ушел, хлопнув дверью. Он не понимал, как этот дряхлый старик мог безнаказанно шантажировать двух горилл и такого агента, как SAS. Поскольку Малко оставил машину в отеле, Джонсу пришлось пройти с полмили, прежде чем он сел в такси. Малко видел, как он уехал. Их противники готовы на все, чтобы убрать китайца, пока он не заговорил. Учитывая их методы, трудно будет сохранить старику жизнь на двадцать четыре часа.

Милтон принял вахту в коридоре. Малко оставался некоторое время у окна, потом вернулся к китайцу.

— Послушайте, — сказал он. — Я согласен выполнить любой ваш каприз, но и вы помогите мне. Оставаться здесь очень опасно. Я отвезу вас в помещение, охраняемое полицией.

Чу энергично покачал головой.

— Нет, я не хочу провести последние часы моей жизни в тюрьме.

Малко несколько раз возвращался к этой теме. Китаец ничего не хотел слышать. Он был упрям, как мул. Иногда Малко спрашивал себя, какие у него основания верить китайцу. А если он не смог перевести текст? Сколько потерянного времени!..

Наступил вечер. Задремав на диване, Малко внезапно проснулся. В коридоре послышалась возня, и в дверях появился Джонс с суровым взглядом и кольтом в руке. Китаец мирно спал на своей лежанке, перед ним стоял поднос с опиумом. Он курил полдня, отравляя зловонием всю квартиру.

— Все нормально, — сказал Малко.

У него была тяжелая голова и горечь во рту. Кроме того, дурное предчувствие. Он выглянул в окно. Улица была пустынна, освещенная светом «Конт Тауэр». Немного дальше виднелся зеленоватый циферблат огромных часов, висевших над мостом.

На улице показалась большая черная машина. Она остановилась почти напротив дома, но никто из нее не вышел. Это был старый «кадиллак» с высокой посадкой наподобие фиакра.

Затем задняя дверца открылась. Из машины вышел китаец; за ним — другой и третий. После этого открылась передняя дверца. Из нее вышли еще три китайца. Не поднимая головы, гуськом, они перешли улицу и зашли в дом.

Джонс тоже наблюдал за сценой. Не говоря ни слова, он взвел курок своего кольта, затем отправился будить Милтона, храпевшего на диване.

Малко схватился за телефон. Связь была отрезана. Противник не хотел рисковать. В этот же момент погасло электричество.

В дверь поскребли. Стоя на коленях в коридоре, Крис Джонс тщательно прицелился в центр щита и нажал на курок. Первый выстрел разбудил старого китайца. Не успел он встать с лежанки, как кольт Криса Джонса был опорожнен, а дверь превратилась в решето.

Горилла перебежал в комнату, в которой находился Малко. Как раз вовремя: в то место, где он только что находился посыпался град пуль. Стрельба проходила почти бесшумно, слышно было лишь попадание пуль в мебель или стены. Все китайцы были оснащены пистолетами с глушителями.

Лежа на животе, Милтон выстрелил из «магнума». У него не было глушителя. От его шума должны были проснуться все соседи и начать звонить в полицию. Наверное, о том же подумали китайцы, так как неожиданно все стихло. В окно Малко увидел, как четверо китайцев, несущие еще двоих, вернулись к машине и быстро уехали.

Гориллы перезаряжали свое оружие. Старый китаец вновь принялся курить дросс[13], наполняя комнату отвратительным гнилостным запахом.

Перестрелка продолжалась не больше трех минут. Не успел черный «кадиллак» свернуть за угол, как на улицу на полной скорости въехала полицейская машина и остановилась напротив дома. Из нее вышло четверо полицейских. Они подозрительно осмотрели улицу, а затем направились к дому Чу.

Малко и Джонс встретили их. Они показали свои удостоверения лейтенанту, рассматривающему дыры в двери, и объяснили, что речь идет об очень «секретном деле». Отправив сержанта в машину позвонить Ричарду Худу, лейтенант неохотно удалился, сказав:

— Я хочу вам напомнить, кто бы вы ни были, что Сан-Франциско — это город, в котором уже в течение шестидесяти лет не стреляют на улицах.

— Послушайте, — сказал Малко после ухода полиции Чу, — мы не можем больше здесь оставаться. Они вернутся и перебьют нас. Я отвезу вас в отель. Мы будем в гораздо большей безопасности. Худ даст нам несколько человек, чтобы усилить охрану в коридорах…

Старик решительно покачал головой.

— Я хочу умереть в своем доме, — сказал он.

— Зачем умирать, если можно жить, — взорвался Малко. — Но здесь я не отвечаю за вашу безопасность.

— Нужно его связать и увести силой, — предложил Джонс. — Беру это на себя.

— Нет, — ответил Малко очень серьезно. — Наш друг заслуживает большего почтения.

Он вытолкнул гориллу из комнаты и сел напротив китайца. Дискуссия продолжалась час. Он непрерывно напоминал китайцу о нападении. Он понял, что Чу знает, что обречен, и может рассчитывать только на маленькие радости. Наконец, китаец сказал:

— Я доставлю вам удовольствие. Как только у меня будет немного опиума, я последую за вами.

Малко повернулся к Джонсу.

— Пойдите к Худу от моего имени. Скажите ему что хотите, но пусть он вас свяжет с Бригадой по борьбе с наркоманией. Выпросите у них немного опиума.

Горилла вышел, пожимая плечами. Есть вещи, которые он решительно отказывался понимать.

Он вернулся через два часа, расстроенный.

— У них нет опиума. У них только героин.

Малко посмотрел на китайца.

— Я знаю, где найти опиум, — сказал Чу. — Отправьте его в бар, который называется «Раунд Тэйбл», это за Фишерманварф, рядом с рестораном «Ди Маджио». Пусть он сядет за столик. Когда официантка подойдет, он скажет: «Дэнни Железная Рука». Она спросит: «Кто это?» Ответ должен быть: «Чемпион Иокогамы». После этого надо сказать, что это для меня. За пятьдесят долларов можно получить первоклассный опиум.

Малко кивнул и вышел проводить Джонса. Он объяснил ему ситуацию и повторил странную инструкцию. Горилла тотчас же уехал на «форде», который забрал в отеле.

Бар «Раунд Тэйбл» представлял собой низкопробное злачное место. Основной клиентурой здесь были моряки, сексуальные маньяки и несколько веселых туристов, привлеченных репутацией Сан-Франциско.

Когда Крис Джонс вошел, он увидел танцовщицу с обнаженной грудью, одетую только в набедренную повязку. У нее был потасканный вид, и она неумело вращала бедрами. Впрочем, это было не все. Все официантки были без бюстгальтеров. Подошедшая к Крису официантка была высокой рыжей девушкой, довольно красивой. Одета она была лишь в сетчатые колготки. Ее внушительные груди гордо торчали по сторонам, а соски были обведены губной помадой. Она выглядела не старше двадцати.

Наклонившись, она коснулась грудью губ Криса.

— Одно пиво и один раз виски, дружок? Пиво — восемьдесят центов, а виски — доллар. Надеюсь, тебе уже исполнился двадцать один год, — добавила она, лукаво подмигнув.

Джонс вовсю пялил глаза. В Вашингтоне такой притон закрыли бы через два часа. Девушка была неопытна и приняла сдержанность за робость. Она наклонилась еще ниже, чтобы Джонс мог вдохнуть запах дешевых духов, которыми она была пропитана, не считая запаха пота, и спросила: