Он не знал, сколько времени так просидел, не двигаясь, мучительно чувствуя запах детского масла, боясь оторвать взгляд от пятачка пространства перед собой — крашеный деревянный пол, сонная муха, ищущая себе на зиму норку в щелях...
Он не услышал, как открылась дверь.
— Ваня?
Она удивилась почти так же, как две недели назад, когда увидела его с кресла — тогда он, а не она застыл на пороге комнаты.
...Иван встал, а вернее — вскочил с кушетки, готовый кинуться ей навстречу, чтобы крепко обнять, закрыв руками от жестокости мира, как наседка закрывает крыльями своего цыпленка.
Он вскочил, но не сдвинулся с места. Что-то было не так.
Она была бледна, немного осунулась, глаза были серьезные, взрослые, немного печальные...
Но она и не думала плакать. Более того, в ее взгляде он ясно прочел сочувствие! Там было что-то еще, похожее на надежду и разочарование, но главное — сочувствие и какая-то спокойная, торжествующая уверенность.
И это не он, а она быстро подошла к нему. Не он, а она обняла его за плечи, стремительно, нежно, почти заботливо. И это она приговаривала тихим, вибрирующим голосом:
— Ваня... Ванечка... Какой ты бледный...
Прохладной ладонью она погладила его по щеке.
— Бедный, похудел...
Продолжая его обнимать, она на минуту задумалась, отвела взгляд от его лица, устремив ему за спину, туда, где на балкон уже забирался вечер.
Потом, словно вспомнив о нем, она снова смотрела ему в глаза. Только теперь уже не сочувственно.
— Знаешь, одна моя подруга в Москве говорит, что брак, секс и любовь — это абсолютно разные вещи. Они даже противоречат друг другу...
Она улыбнулась. Снова погладила его щеку.
— Грустно, правда?
— Что грустно? — глупо переспросил Иван. Он вообще не очень соображал, о чем она говорит, вдруг остолбенев от неожиданной, откровенной близости ее бедер, тесно прижавшихся к нему.
— Что грустно? — хрипло переспросил он.
— То, что она совершенно права.
В поцелуе, который последовал вслед за этим неожиданным выводом, не было и намека на нежность. Наоборот — то самое, жадное подростковое сладострастие, которым они упивались десять лет назад на этом балконе, слилось в нем с чем-то новым, взрослым, серьезным и неодолимым.
Вот только почему-то это порадовало его меньше, чем он ожидал. Гораздо меньше, чем он мечтал, еще недавно рисуя в воображении сцены, одна эротичнее другой...
И тем не менее он поспешно соединил у нее на спине руки, странно нерешительные, не от робости, а от растерянности — ибо он растерялся, почувствовав в ее теле не ожидаемые крупные содрогания рыданий, а мелкую, неудержимую дрожь возбуждения.
ЭПИЛОГ
...В прихожей послышались знакомые звуки, в течение всего этого года составлявшие главную долю его счастья — тяжело плюхнулась на стул Варварина сумка и зашуршали снимаемые со стройных ножек эльфа сапоги. К этому времени Иван был уже достаточно пьян и уже почти заставил себя думать о том, о чем частенько думал до того, как с ним приключилась эта история.
Он думал, что нет ничего реальнее и нужнее, чем настоящий момент. А что такое настоящий момент? Это запах южных роз и хорошего табака. Это вкус чесночного соуса, которым будут заправлены обещанные им сегодня лягушачьи лапки. Это свет разноцветных прожекторов, что мягко освещает нежно-розовые фигуры танцовщиц, выступавших недавно перед ними на одной из светских вечеринок...
И это знакомый блеск светло-зеленых глаз, ставших в осенней Москве нефритовыми.
И беззащитность родной улыбки, что мелькнула сейчас в полумраке незаметно потемневшей комнаты.
— Ванюш, ты почему в темноте? — спрашивает звонкий, еще ничего не понимающий голос.
Прохладные ладони гладят его по щекам, и он вдруг с удивлением чувствует уютную, знакомую тяжесть девушки, присевшей ему на колени.
Начиная просыпаться, еще не до конца веря в реальность происходящего, он снова, как тогда, поспешно соединил у нее на спине руки.
— Вань, ты готов? — уже неуверенным, встревоженно-притихшим голосом спрашивает Варвара.
— Готов... — отвечает он, с трудом ворочая непослушным языком.
Ветер на улице так упрямо и зло швыряет в окно тяжелую крону тополя, словно хочет ворваться к ним, вдребезги разбив двойное стекло.
На той стороне улицы витрины бутиков зажглись неживым сине-сиреневым светом, создавая за окнами холодный эффект зимы.
И она не понимает, почему он смеется так неудержимо и счастливо. И почему щеки у него при этом мокрые. И почему он обнимает ее так крепко, что она вдруг испуганно вскрикивает, пытаясь вырваться...
Но он ничего не может ей объяснить.
Он только знает, что ему уже не уснуть спокойно, если когда-нибудь среди ночи он вдруг обнаружит, что ее нет рядом.
Он знает, о чем напомнило ему красивое и жуткое название, гордо произнесенное сегодня Пашкой Итальянцем. Только ему дано так спокойно и торжественно говорить об этом. Только ему дано соединять несоединимое.
Наша жизнь — это Disconnect Connection...
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
